Путница - Громыко Ольга Николаевна (е книги txt) 📗
– Так… это… – кашлянул он. – Записано ж: Колай, Мих и Викий.
– А кто узнает? Скажешь, что ты этот самый Викий и есть, – заухмылялся Сурок, поняв, что рыбка заглотила крючок – осталось только осторожно подтянуть к берегу.
– Колай с Михом знают.
– Это уж моя забота – память им замутить. Так что, договорились?
– Ну… вообще-то… можно, конечно, только…
– Вот и отлично. – Сурок встал, довольно похлопал батрака по плечу и ушел в избу.
Цыка машинально взялся за ручку топора, расшатал его и выдернул из колоды. Поглядел на полено, поглядел на небо, где уже проклевывались звезды, плюнул и снова засадил.
Надо теперь как-то с Фессей объясняться. Вот дуры-бабы, ради них же стараешься, и все равно – слезы, упреки… Пойти, что ль, Миха догнать, покуда тот все вино не вылакал?
Рыска проснулась первой, не сразу поняв, где находится и какое сейчас время суток. То ли смеркалось, то ли светало, ныли спина и затекшая шея, а левое плечо вообще онемело от лежащей на нем тяжести. Девушка возмущенно трепыхнулась, и Альк, мигом очнувшись, выпрямился. Потер щеку, на которой четко отпечатался рубчик Рыскиного воротника.
Улица почти опустела, даже побирушки и бродячие псы исчезли. Редкие прохожие – все в одну сторону – распугивали сизые клубочки пыли; те откатывались к стенам, будто сдутые ветром, но, стоило человеку пройти, снова начинали сновать по мостовой, подбирая насеянные толпой орехи, семечки и пирожные крошки.
«Да это же…» Девушка с писком поджала ноги.
– Ты чего? – недоуменно покосился на нее Альк. Один из «клубков» как раз обнюхивал его пятку, но саврянин лишь досадливо дрыгнул ногой, шуганув нахала.
– Кры-ы-ысы!
– И что с того? Отвыкла за три дня?
– Их много, и я с ними незнакома!
– Надо же, нашлась дама из высшего света, – ухмыльнулся саврянин. – Что, представить вас друг другу по дворцовому этикету?
– Да ну тебя! – набычилась Рыска.
– Это еще немного, – проснулся и Жар. Сел, смачно потянулся. – И мелкие, тьфу. В макопольских подворотнях порой не знаешь, куда ногу поставить, чтоб не на хвост; сбегаются к отбросам, как тараканы. Тут-то чистенько, жиреть им не с чего…
– Вот и хорошо! – Освобожденная девушка вскочила, навсегда зарекшись жить в Макополе. Крысы шарахнулись, но не слишком убедительно. Как будто из вежливости.
Мужчины тоже поднялись, осмотрелись. Гулянье стекло за мост, к боевищу – теперь пели и шумели там. В окнах реденько горели огоньки – домой вернулись только женщины с маленькими детьми да старики, которым сон уже дороже ночных забав.
– Началось? – прислушался Жар.
– Нет еще, – машинально отозвался саврянин. – Двадцать три к одному.
Рыска тоже была уверена, что можно не спешить, но такая точность показалась ей настоящим волшебством.
– Расскажи, как ты это считаешь? – пристала она к Альку уже по дороге к боевищу. Даже вперед забежала, с надеждой заглядывая саврянину в лицо.
Тихий теплый вечер настраивал на благодушный лад, на Алька и то подействовало.
– На чем вы там в веске гадаете? – ворчливо спросил он, как коровий лекарь, которого попросили осмотреть прихворнувшую курицу.
– На рыбьей ветле, – с готовностью сообщила девушка, – на горошинах еще цветных, желтых и зеленых.
– Ну вот представь, что на столе перед тобой лежат две горошины. Желтая – вероятность, зеленая – противоположность.
Рыска хотела спросить, почему именно на столе – неужто ладони мало? – но побоялась разозлить Алька глупым вопросом. Задала более важный:
– А если вероятностей несколько?
– Все рассматривают поочередно, такими вот парами. Необходимо сосредоточится на том, что ты пытаешься угадать, и соотнести это с горошинами. Если совместятся – вероятность события один к одному.
– А если нет?
– Представляешь три горошины, одну желтую и две зеленые. Или две желтые и одну зеленую, если чувствуешь, что вероятность больше противоположности. И так до победного.
– Но их же целая тыща может быть! – изумилась Рыска. Так вот зачем целый стол!
– Больше сотни обычно не считают, и так ясно – пустышка.
– Так ведь пока даже сотню напредставляешь, полдня пройдет!
– Это поначалу. Потом оно машинальным становится, как любой навык, сразу нужное количество перед глазами встает. Хм… – Саврянин заметил кое-что интересное, подошел поближе.
В темном проулке-тупичке стояло невысокое, рукой до крыши достать, строеньице. На двери висела табличка: «Вход – 1 медька», а под ней виднелась щель хитрого стального устройства, отпирающего замок только после брошенной туда монетки. Несмотря на более чем приличный и недавний вид постройки, запах она источала убойный – не иначе как горожане таким незамысловатым способом выражали протест против нововведения.
– Ринтарцы, – брезгливо поморщился Альк. – Темный, бескультурный народ! Ты погляди, как наместник для них расстарался: внутри же небось и приступочки удобные сделаны, и пол каменной плиткой выложен, и подвяленные лопушки на подносе лежат. Цивилизация! А горожане, чтоб их, такое начинание опаскудили…
Саврянин обошел платный сортир по кругу, воровато косясь по сторонам, чтобы в итоге пристроиться у самого неприметного с улицы угла.
– Ты что делаешь?! – Рыска едва успела отвернуться. За спиной громко зажурчало. – А кто только что рассуждал о темноте и бескультурье?!
– Я-а-а-а… – блаженно отозвался Альк. – Но монеты мне жалко, а в этом месте город все равно уже испорчен. Так что лепту в поддержании уличной чистоты это строеньице определенно внесло!
«Хорошо еще, что ему живот от пирога и орехов не прихватило, – сердито подумала Рыска. – После трехдневной голодухи-то».
– Жар, слушай… Жар?
Друг куда-то исчез. Журчание, почти сошедшее на нет, возобновилось с новой силой. Судя по бурному издевательскому перешептыванию за сортиром, спутники улучили момент и померились-таки и теперь спорили насчет результатов.
Рыска покачала головой и назло бесстыдникам кинула медьку в щель. Замок мелодично тренькнул, дверь приоткрылась. Девушка сунулась внутрь, но тут же зажала нос и поспешила ее захлопнуть. Альк недооценил мстительность горожан. Некоторые из них не пожалели монет, дабы изгадить оплот чистоты и изнутри.
– Стража идет! – припугнула Рыска.
– Врешь, – презрительно отозвался белокосый, но из-за сортира спорщики все-таки вышли, с разных сторон, на ходу затягивая пояса.
В темноте боевище выглядело совсем иначе, ибо темноты как таковой не было: площадь освещали сотни факелов, чад от которых сползся в низкое черное облако. Клетки с зайцами вынесли из шатра и расставили в рядочек, вдоль них прохаживались зрители, выбирая возможного победителя. Неподалеку принимали ставки – солидно, под охраной, выдавая расписку даже на одну принятую медьку. Там стояла немаленькая очередь, но еще горячее люди бились об заклад между собой, мальчишки и те на плюшку против кренделя спорили.
Рыска, как самая худенькая в компании, первой протолкалась к клеткам, заглянула. Внутри поодиночке сидели бойцовские зайцы: матерые, большеголовые, полосатые, с вислыми, как у овец, ушами. То один, то другой принимался грозно хрюкать и топать задними лапами. Остальные тут же подхватывали, и ящики начинали вразнобой трястись. Хозяева, присев на корточки, сюсюкались с грозными зверями, гладили через решетку, успокаивали.
– Шипонская порода, – благоговейно шептались знатоки за Рыскиной спиной. – Драчливые – жуть! В прошлый раз чуть разнимающего не загрызли.
В самой большой клетке вальяжно лежал на охапке сена прошлогодний чемпион, черно-кремовый Лучик. Широкий лоб прорезала ложбинка, говорящая о чистоте породы и крепости черепа. Кокетливая синяя ленточка на шее только подчеркивала бугрящиеся подле нее мышцы. Заяц презрительно игнорировал тсарящую вокруг него суету, и только свирепо шевелящийся нос говорил о готовности рвать и метать.
Позади продолжали шушукаться, и Рыска узнала, что по весне, когда шипонские зайцы токуют, в лесу нередко находят задранных ими волков.
