Благословение пана - Дансени Эдвард (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
Очевидно, что епископу было бы по душе, если бы Анрел остался в Хоуве на две недели. Но как же быть с работой? Как, живя в Хоуве, разобраться с ужасной мелодией, взбаламутившей прихожан? Как определить, чем она грозит деревне, как найти способ противостоять ей? Вне всяких сомнений, епископ направил в Волдинг опытного человека. Наверняка, выпускника университета с отличным дипломом; таких у него хватает. Правда, с чужаком вряд ли станут откровенничать о том, что уже случилось. Но если он сумеет все устроить до возвращения Анрела, будет чудесно. А если не сумеет? Если Анрелу придется самому все распутывать, то уж лучше побыстрее вернуться к работе, иначе может случиться самое страшное. Впрочем, что может случиться, он и сам не знал. Надо подумать о фактах. Надо собрать информацию о том, что происходит в Волдинге. Для этого надо быть на месте. Что толку в Хоуве? К тому же он отбыл тут предписанную епископом неделю.
Некоторое утешение мистер Анрел находил, читая в гостиной миссис Смердон забытые другими постояльцами журналы, не прочитанные им прежде, и разглядывая немыслимое количество сверкающей гальки, собранной морем без всякой практической надобности, как обычно бывает с коллекциями, но обретшей форму и смысл благодаря работе времени. Однако стоило викарию отвлечься, и он вновь вспоминал изменившееся лицо Томми Даффина, давшее толчок его страхам, не говоря уж о невероятной фантазии – ведь было что-то такое в глазах Томми Даффина! – но викарий старался держать себя в определенных границах, пока мог, а потом ему ничего не оставалось, как обратиться за помощью к епископу. Увы, миссис Анрел оказалось не по силам успокоить мужа, потому что она не верила в помощь с этой стороны.
Не стоит писать о догадках и размышлениях Анрела, ибо пусть поступок всего лишь тень мысли, но все же за тенью следовать легче, чем за мимолетным огнем, порождающим ее; а видимым результатом тревожных раздумий викария стало то, что ровно через семь дней ссылки чета Анрелов возвратилась в Волдинг и викарий привез с собой фунт лучшего чая, какой только смог купить. Возвращение в приход было триумфальным: хозяев неторопливо и с достоинством приветствовал черный кот, настолько избалованный с младенчества, что однажды, когда его унесли с подстилки, он заорал от удивления; их с радостью встретили соскучившиеся вещи, сверкающие на солнце родные безделушки; Марион торопливо заваривала чай, и миссис Твиди, кухарка, явилась с вопросом, не возражают ли мистер и миссис Анрел против холодного ростбифа на ужин, хотя не могла предложить им ничего другого, просто ей хотелось послушать о Брайтоне. До чего же приятно было вновь сидеть за собственным чайным столом! И все-таки викарий не остался дома, а поспешил с купленным в Брайтоне фунтом чая в деревню и вбежал в дом миссис Тиченер как раз вовремя, ибо миссис Тиченер еще не заварила чай, но вскипевший чайник уже пел свою песню.
– Я привез вам из Брайтона подарок, – сказал, входя, викарий.
– Входите, сэр, – произнесла хозяйка почти одновременно с гостем.
– Благодарю вас, миссис Тиченер. Здесь фунт чая.
– Вы очень добры, сэр.
– Надеюсь, вам понравится.
– Не сомневаюсь, – отозвалась миссис Тиченер.
После того как они немного поговорили о чае, для миссис Тиченер было вполне естественным пригласить викария к столу.
– О, для меня нужно много чая, я ведь люблю очень крепкий, – сказал викарий.
Миссис Тиченер заварила крепкий чай, и дальше все пошло по заранее продуманному мистером Анрелом плану. Они сидели за столом и беседовали; предметом их беседы был аквариум в Брайтоне, где собраны обитатели многих морей, которые через стекло дивятся на людей, в то время как люди с другой стороны дивятся на них. Пока миссис Тиченер в теплой комнате слушала байки о Брайтоне, прихлебывая хороший чай, кстати, заваренный крепче обычного, прошлое начало понемногу возвращаться к ней: ей тоже было о чем рассказать, и не о каком-то там доступном Брайтоне, а о делах давно минувших дней. В подобном настроении она не могла уступить первенство даже самым чудесным рыбам; ведь в беседе, как в карточных играх, тоже есть победы и поражения, есть изумление, смех и даже страх. Истории миссис Тиченер тоже были не абы что; и викарий осторожно, как араб с помощью невесомой веревки направляет верблюда, направлял воспоминания хозяйки дома в нужном направлении. За последнюю неделю, никому ничего не говоря, он кое-что обдумал и пришел к миссис Тиченер, надеясь, что старуха поможет ему продвинуться дальше в его догадках. Она рассказывала только о своей деревне; но даже если бы географические рамки ее рассказов расширились, они не стали бы от этого проницательнее или богаче знанием о необычном и особенном в характере отдельного человека. Наконец заговорили о том времени, когда в Волдинге жил преподобный Артур Дэвидсон.
– Я часто вспоминаю, миссис Тиченер, – сказал викарий, – ваш рассказ о том, как однажды вечером вы видели мистера Дэвидсона в саду его дома.
– О да, сэр.
– Помнится, он танцевал?
– Так и было, сэр. Он танцевал.
– И вы рассказали об этом соседям.
– Рассказала, но не всем, сэр.
– И после этого мистер Дэвидсон уехал.
– Он сразу же уехал, сэр. На другой день.
– Больше о нем не слышали?
– Я не слышала, сэр.
– Странно все это, миссис Тиченер.
– Очень странно, сэр. И правда, странно.
– Вы рассказали только о том, что он танцевал?
– Только это, сэр. У меня нет привычки наговаривать на людей.
– И все-таки он уехал?
– О да, сэр. Уехал.
– Что ж, танцевал и танцевал себе, – проговорил викарий. – И ничего странного в этом нет.
Когда видишь эти слова написанными, кажется, будто нет ничего обыкновеннее, а они стали золотым ключиком, волшебством, неожиданно отпершим дверцу в прошлое, похороненное в голове старой женщины, колдовством, разбудившим тайну, которая иначе могла бы не проснуться еще несколько лет и сойти вместе с миссис Тиченер в могилу.
– Ничего странного, сэр? – переспросила миссис Тиченер.
– Да нет, если ему просто нравилось танцевать, – ответил викарий.
– Сэр, вы видели необыкновенных рыбок, когда были в Брайтоне, но вы никогда не видели такого танца.
– Правда? В самом деле? Что же в нем было особенного?
Сомнение в голосе викария подстегнуло миссис Тиченер. Сейчас он услышит кое-что почище своих баек о Брайтоне.
– На нем были короткие гетры, сэр, – сказала миссис Тиченер.
– Ну да, – отозвался викарий. – Помнится, я слышал об этом.
– Когда он танцевал, сэр, я заметила, что у него нет пальцев.
– Боже мой! – воскликнул викарий, испуганный тоном, каким она произнесла эти слова. – Конечно же, это были лодыжки.
– Да, сэр. Но еще по одной лодыжке было над гетрами.
Миссис Тиченер торжествовала: ничего подобного викарий не мог рассказать ей о Брайтоне.
– Боже мой!
– Вот так, сэр.
Для викария не стало неожиданностью, что странные происшествия, которым он стал свидетелем, имеют корни в прошлом. Он ждал чего-то необычного от миссис Тиченер, но не до такой же степени!
– А какие у него были колени, миссис Тиченер?
– Не могу сказать наверняка, сэр. Когда он танцевал, вид у них был не такой, как надо, к тому же он никогда не сгибал ноги при ходьбе, но все же чего не знаю, того не знаю. А вот что у него было под гетрами, я точно видела, сэр. В тот вечер луна ярко светила. И ботинки он всегда носил очень короткие: аккуратные такие и маленькие.
– Прежде вам не доводилось видеть ничего подобного? – спросил викарий.
– Нет, сэр. До того раза он всегда вел себя прилично.
– На следующий день он уехал, – проговорил викарий, не столько обращаясь к миссис Тиченер, сколько рассуждая вслух.
Миссис Тиченер больше ничего не могла ему рассказать.
– Что ж, до свидания, миссис Тиченер. И знаете, не рассказывайте никому об этом. Начнутся всякие домыслы. К добру они не приведут.
– Понимаю, сэр. Буду держать язык за зубами. Спасибо за чай. Очень вкусный чай. В Брайтоне много замечательного.
