На неведомых тропинках. Сквозь чащу (СИ) - Сокол Аня (читать книги онлайн .TXT) 📗
Или буду вспоминать сладость того, что происходило сейчас раз за разом, мечтая о продолжении.
Рукой, я коснулась его спины, царапая чешуей ладонь, но едва замечая это. Приподняв голову, я с обреченной решимостью, прижалась к твердым губам. Да, решение было принято, и давно.
Святые, какой он был неправильно горячий, какой сильный, какой недосягаемый. То, что произошло дальше, не поддавалось логике, ни моей, ни его. Мы просто вцепились друг в друга, и я забыла, кто из нас зверь, а кто человек. Сердце билось как сумасшедшее, грудь приподнималась, прижимаясь к чешуе, кровь текла, бедра дрожали, встречая каждое движение. Крики чередовались с рычанием. Что-то обвило запястье и с силой прижало руку к простыне, и я без всякого удивления увидела извивающийся хвост. Костяной наконечник лег в ладонь, вот он был прохладным.
Если бы сейчас он попросил у меня душу, я бы отдала, не задумываясь. Но Кириллу было не до сделок. Сегодня впервые в сумасшествии участвовали двое.
Он, подхватив меня когтистой лапой, прижался губами к ране, втягивая кровь, одновременно врываясь в меня так глубоко, как только можно. Кричать я уже не могла, только дрожать и судорожно ловить ртом воздух.
По телу волной прошлось удовольствие яркое и чистое, как нарождающееся утреннее небо. Ответом был глухой рык, и точно такая же дрожь горячего тела.
С минуту Кирилл смотрел на меня, а, потом, не говоря ни слова, откатился в сторону. Сразу стало холодно. Маски действительно были сброшены.
Звякнуло стекло, я приподнялась, в комнате снова был обнаженный мужчина, наливавший себе что-то из графина с красной жидкостью. Вино? Кровь? Сок? Вряд ли последнее.
- Выпьешь? - не оборачиваясь, спросил Кирилл.
- Нет, - я завернулась в простыню, теперь нагота казалась излишней, почти постыдной, но только своя, не его.
- Тогда сделай одолжение, исчезни.
- Кирилл я...
- Убирайся, - он чуть повернул голову.
И я мгновенно потеряла голос. Седой не был зол, он был в ярости. Я видела ее в резко очерченных скулах, в сузившихся глаза, в пальцах сжимающих стакан так, что он того и гляди лопнет, слышала в голосе. И самое страшное, что злился он даже не на меня, а скорее на себя за потерю контроля.
- Как же я устал от этой ереси, - стакан треснул, в стороны осколками брызнуло стекло, - так и тянет закончить все одним махом.
Я встала, прижимая простыню к телу, и быстро вышла, практически выбежала. Вот так выглядит счастливый финал сказки в нашей тили-мили-тряндии. Все живы, и это уже не мало.
Я даже почти успела дойти до своего крыла, почти вошла в комнату с холодной кроватью и сбившимся бельем. Но в двух шагах от двери на меня накатило, догнало то, что я надеялась оставить в спальне Кирилла, то из-за чего он бьет стаканы. Ноги ослабели, и я упала на графитовый пол, стараясь унять головокружение.
Что я только что сделала? Чем занималась? С кем? Глупые вопросы - глупые ответы. Страшным было не то, что моего тела касался нечеловек, я уже давно не обманывалась на его счет. Страшным было то, какое удовольствие я от этого получила.
Никогда не испытывала пристрастия к боли, черной коже, плеткам и прочим атрибутам странной жизни, о которой я знала лишь из паршивых фильмов. Никогда не мечтала стать той, что кричит от наслаждения, когда ей пускают кровь. Но ведь кричала же, только что, когда внутри меня двигался зверь.
Я отняла руки от груди, на светлой простыне расползалось кровавое пятно. В горле заклокотало, и меня вырвало. Все вокруг кружилось, камни стен, проемы дверей. Я вытерла рот простыней и прислонилась лбом к прохладному полу.
Разве может кто-то вроде меня назваться человеком? Ответ давно известен. Наверное, с того дня, как я даже не поинтересовалась именами тех, кого убила моя дочь в первую охоту. Именами обычных людей, скорее всего не очень хороших, тех, кого не будут искать, преступников, проституток, алкоголиков, бомжей. Но кто дал мне право выбирать достойных жить или достойных умереть?
Плеча легонько коснулись, и я с трудом подняла голову. В коридоре стояла карка, распорядительница обедов, кажется, или еще кто. Помню, как она танцевала в ночь убийства Прекрасной, тогда ее глаза сияли. Прямо как сейчас.
- Вставай, - скомандовала женщина, подавая руку, - Давай, можно подумать ты первая, кто выползает на четвереньках из его спальни. Вымоешься, поспишь и выпросишь подарок, - она помогла мне подняться, - Главное не продешеви. Я, например, получила работу. Мммм... как же сладко здесь пахнет.
Я развернулась и похолодела, молодая женщина улыбалась, как может улыбаться только абсолютно счастливый человек.
- Помочь дойти?
- Обойдусь, - прохрипела я, отшатываясь.
А она рассмеялась, обхватила себя руками и вдруг закружилась.
"Последний раз, когда карка танцевала, убили Трифона Седого и Нинею", - так сказал бессмертник, смерть которого была на моих руках. Человек ли я? Не думаю. Это давно уже просто значимое слово.
"Прольется кровь демона" - предрек он, и оказался прав.
И вот карка танцевала снова, а в цитадели, был лишь один демон.
Я подхватила простыню и, бросилась дальше по коридору. В голове была одна четка мысль, противная, но совсем не неожиданная, он не посмеет сдохнуть, пока... пока... А пока что? Не знаю, но я точно не готова видеть его труп, даже несмотря на то, что минутой ранее меня рвало от воспоминаний. Мне был противен не он, а я сама.
Удерживая на груди окровавленную простыню, я почти бежала. Всего несколько шагов, которые нечисть могла бы преодолеть мгновенно, и на которые человек потратил десяток секунд.
Мне вспоминалась Прекрасная, вспомнился зеркальный клинок. В прошлый раз в убийцы Кирилла прочили меня, как члена семьи, потому что демона может убить только такой. А в этот? Алиса в filii de terra, значит опять все на хрупкие плечи той, кого зовут игрушкой? Я завернула за угол, подбежала, к двери, понимая, что почти смеюсь. От страха, потому что тогда Кирилл тоже играл в семью, потому что человека всегда можно заставить, надо только придумать правильную мотивацию. За нее вполне сойдут когти у горла, и даже не обязательно моего. Здесь уже слишком много тех, кто мне не безразличен, слишком много корней, слишком много того, что дорого. Наверное, уже пора признать это.
Я подняла руку, чтобы постучать в дверь к которой так стремилась и отбросить уже притворство. Подняла и едва не закричала именно, ладонь свело от боли, от воткнутого в нее раскаленного гвоздя. Свело до плеча. Невидимый металл поворачивался под кожей, проникая все глубже и глубже.
- Нет, - захрипела я, - Нет, не сейчас, когда я почти...
Пальцы скрючились, словно кто-то ухватил за сухожилия и потянул, ногти поскребли по двери, в которую я так и не постучала, обычные человеческие ногти. Тот, к кому я шла, мог давно спать, мог уйти из цитадели, мог весело проводить вечер с одной из служанок, много чего мог. Но в глубине души, я верила, что он там, сидит на кровати, или читает одну из бесчисленных книг, проводя очередное исследование. Он был там, потому что хозяин ему это приказал, потому что в цитадели был человек, которому до зарезу нужно продать душу.
Я осела на пол, чувствуя, как разгорается огонь руны, как рисунок испепеляет кожу. Время кончилось, а в нашей тили-мили-тряндии это смертельно. С губ сорвался всхлип. Это было обидно и предсказуемо. Как может быть предсказуем ожог, если окунуть руку в кипяток, но мало кому придет в голову винить воду. У меня была тысяча возможностей, и не одна не была использована. А теперь поздно.
Падая, я ударилась затылком о стену, чувствуя холодный камень обнаженной спиной, но эта боль была ничтожной по сравнению с той, что зарождалась в ладони.
- Нет! - кажется я закричала. Кажется, потому что неуверенна, потому что от боли перестала понимать, где нахожусь.
Огонь обхватил предплечье, сжигая кожу и заставляя кровь кипеть. Я даже не поняла, что дверь открылась, не поняла, что я не одна, что на боль, как на сладкий запах может слетется вся нечисть цитадели. Но пока только он присел рядом, обеспокоено заглядывая в лицо.
