Предательство шута (СИ) - Моричева Наталия "Кельта" (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Письма нынешнего Императора своему другу редко были длинней, чем на полстраницы. Будущий Император не разменивался на витиеватые кружева, оставляя их для дипломатических посланий, он писал только по делу сначала другу, потом шуту, сначала от имени принца, потом от имени Императора. В письмах не было почти ничего интересного до тех пор, пока она не дошла до письма шестилетней давности. Едва она его прочла, как у неё опустились руки, такими шокирующими стали последние его строки.
“Спасибо за твои подробные отчеты. Мне намного спокойней, что ты обучаешь мою дочь.”
Фраза бы ничего не значила, если бы не одно но — у Мирка была только одна ученица.
Милаши постаралась справиться с навалившимися эмоциями, сделав глубокий вдох, как её учили. Она скопировала письмо амулетом и попыталась продолжить читать архив Мирка, но строчки не складывались в текст. А учитель, напившийся вдрызг, не сможет ответить на её вопросы ещё много часов. Отсутствие ответов словно снежный ком создавало всё новые вопросы, которые опять требовали ответов.
В свете этой приписки в памяти всплыл случайно подслушанный разговор в день совершеннолетия принца. Тогда она обдумала и отбросила мысль о существовании незаконнорожденной принцессы, решив, что её это не касается. Но письмо императора многое меняет. И если Мирк сейчас не может ответить на вопросы, то кому ещё их можно задать, чтобы ничего не испортить. Да, Императору.
Император для Милаши не был так же недосягаем, как ещё несколько лет назад. Мирк брал её с собой не только наблюдать за своей работой, но и на обсуждения до и после встреч. Правда на них ей разрешалось только слушать и смотреть, а все мысли можно было потом обсудить с учителем. Но знать, что Император такой же человек, как и все остальные, и пойти потребовать аудиенции — это требовало огромной наглости, требовало переступить воспитанное почитание и поднять голову, взглянув вверх.
Милаши попыталась разбудить учителя, но не смогла, и всё же отправилась к кабинету Императора. Долгий путь по коридорам пролетел как три удара сердца, ни капли не остудив горячую голову. Первая отрезвляющая мысль смогла остановить Милаши только перед самой дверью приёмной — на каком основании, под каким предлогом можно пройти дальше, не объясняя секретарю истинную причину.
И пока девочка, замешкавшись, лихорадочно искала способ поговорить наедине, дверь приёмной открылась и Бегл вышел вместе с очередным посетителем. Взрослые негромко переговариваясь ушли в сторону лестницы, видимо, собираясь зайти в канцелярию, и коридор опустел. И Милаши поспешила воспользоваться так кстати подвернувшейся возможностью, стремительно проскользнув в приемную и, сжимая в руке копию письма, постучала в дверь Императорского кабинета.
Было уже за полночь, когда Милаши вернулась в свою комнату после Детского бала. Она засветила принесенной свечой три лампадки на столе и при их ещё неровном и робком свете оглядела окутанную причудливыми тенями комнату.
Вот на кровати одиноко пристроилась дорожная котомка, в руках с которой девочке предстоит покинуть утром дворец. Поместятся ли в такой маленькой сумке хотя бы самые важные для неё вещи? Нет.
На полках небольшого стеллажа вперемешку лежат книги, тетради и отдельные листы бумаги, стоят коробочки с тщательно сложенными письмами. И если выученные уроки из памяти не выжечь, то строки писем — это улыбки и слезы привязанные к странице, часто чужие улыбки и чужие слёзы. Но адресаты переписки остаются в замке и в дворцовой жизни, поэтому было бы безответственно брать их имена на нижние улицы. Да и не унести одной хрупкой девочке столько.
Полки, занявшие почти все свободные стены, за прошедшие годы обросли ларчиками и шкатулочками, завернутыми в ткань амулетами, деревянными поделками, клубками нитей, моточками проволоки… Магистр часто вместо урока магии отводил её к мастерам, которые помогли освоить новые навыки, самые азы других профессий и научили творить многие мелочи. Увы, но с собой можно упаковать всего несколько маленьких подарков, а помнящие первые неудачи, знающие все её ошибки вещи останутся на широких полках.
Сундук, притаившийся в углу, прикинулся черным валуном. Он жил в этой комнате до того, как тут поселилась Милаши, и так же будет жить и после её ухода. И ему, наверное, повезло меньше всех. Он всегда был полупустым, ведь у девочки было не много одежды, а те платья, из которых она выросла, она не хранила. Но и одежда не получит права уйти из дворца. Будучи ученицей шута, Милаши носила платья, похожие на платья знати. Будет странно для дочери трактирщицы одеваться, словно знатная дама.
Девочка устало опустилась на стул возле письменного стола. Она собрала в шкатулку рассыпанные по нему амулеты, вернула на место упавшее перо, пожала руку сидящему возле карандашницы Сплюше и достала из тайника сундучок с сокровищами. Когда-то она сама сделала его, составила для него свой первый магический замок и заполнила самыми ценными вещами. Милаши легко улыбнулась, открыв сундучок. И под светом разгоревшихся лампадок заиграли россыпь хрустальных бусин — их дарил Хар, каждый раз, когда проигрывал спор, несколько украшений, полученных в подарок на различные праздники от учителя, свернутые в рулон копии некоторых писем из архива Мирка, камешки и веточки из дворцового сада, немного зачарованные, чтобы найти место откуда были взяты… Даже когда в сундучок длиной в полторы ладони спрятался Сплюша, в нём осталось ещё много свободного места. Милаши, улыбнувшись вновь, закрыла его и первым бережно убрала в дорожную сумку.
Но сразу же достала его обратно и открыла. К памяткам добавился перстень с печаткой, подаренный накануне Императором. Правитель выслушал сбивчивую речь девочки, потребовавшей объяснить, и доказать то, во что не хотелось верить. Тогда Император отвел её в Зал Крови в сокровищнице и показал Чашу, он рассказал, как с её помощью и узнали про девочку, что она указывает на ближайшего потомка рода Ногард... И попросил молчать, даря золотое кольцо, перед тем как отпустить.
Ещё до рассвета девочка, переодевшаяся и собравшая всё, что решила забрать с собой, покинула комнату, оставила письмо учителю и ушла из дворца. В тот день она была первой, кто прошел сквозь замковые ворота, когда они открылись, и затерялась на укутанных морозной дымкой ещё пустых улицах. Те немногие обитатели дворца, кто хотел её проводить, не успели даже увидеть её спину с высоты стен.
А Милаши с легким сердцем быстрыми размеренными шагами возвращалась домой, представляя как постучит в дверь трактира, нет, лучше войдет без стука ещё до открытия, она успеет придти примерно за час до обеда, и скажет выглянувшей женщине “Я так скучала, мама!” и оставит в прошлом Императора, его дворец и двор.
Уже ближе к вечеру Милаши сидела на верхней ступеньке лестницы в мамином, пропахшем выпечкой и вкусной едой, трактире и как когда-то в детстве смотрела в зал. Смотрела как немного постаревшая мама, счастливо улыбающаяся и с заплаканными глазами, проворно разносит тарелки и кружки, принимает плату, как она немного застенчиво рассказывает постоянным посетителям, что к ней приехала дочь и принимает их искренние поздравления. Слушала, как мама предупреждает, что пару дней трактир не будет принимать посетителей. Так под размеренный гомон уважаемого трактира девочка и задремала.
Утром, впервые за много месяцев, Милаши проснулась поздно. А снизу уже вовсю раздавался шум кухни. Спустившись, девочка увидела маму, заканчивающую накрывать просто королевский завтрак на двоих. И, глядя на керру Нежу, Милаши внезапно вздрогнула. Весь вчерашний день ей было так тепло и уютно, она наслаждалась ощущением возвращения домой, а сейчас ей стало неловко. Она не знала о чем разговаривать — всё было рассказано ещё вчера, а повторять не хотелось.
— Доченька, — Нежа обернулась на звук скрипнувшей половицы. — Хорошо, что ты уже проснулась. Садись скорее кушать, я приготовила всё, что ты любишь.
