Цветы в Пустоте (СИ) - Сергеева Александра Александровна (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .txt, .fb2) 📗

　　 Не сопротивляйся, детка.

　　 Он закрыл уши руками, всё ещё чересчур чётко различая в голосах темноты один-единственный, слившийся из двух. Темнота разъедала его кокон, начиная с ног. Он сделал глубокий вздох, хотя воздуха у него уже совсем не осталось, и всё-таки решился ответить:

　　 Не называйте меня так, пожалуйста… Я знаю, чего вы добиваетесь. И я не позволю этому произойти. Пусть я могу только защищаться, но я буду защищаться до последнего, потому что вы несёте мне даже не смерть, а то, что гораздо хуже смерти… И я хочу предупредить: однажды я уже уничтожил сущность, пытавшуюся играть с чужим разумом. А то, что делаете вы — это ещё ужаснее.

　　 Его кокон засиял ровным ярким светом, заставляя темноту, уже жадно облизывавшую ему искалеченные ноги, отступить как можно дальше. Он призвал всю свою силу — и остальные чувства начали понемногу к нему возвращаться, а голоса чуть поутихли. Кажется, его мучителям это даже понравилось. Он услышал их переливчатый смех.

　　 О, Храбрый Портняжка, надо же! Ты слышал о такой сказке, детка? Мы можем её тебе рассказать. Мы можем рассказать тебе много-много сказок, потому что ты нам правда очень-очень нравишься. Твоя смелость похвальна — и бесполезна, увы. Ты потом узнаешь, почему так… мы расскажем тебе, если пройдёшь хотя бы первый этап.

　　 Он задрожал, на всякий случай усиляя свою защиту, но страх уже сделал своё дело: его кокон, только что сиявший так ослепительно, стал расходиться трещинами, как до того трескались и ломались проклятые зеркала. Дышать было уже совершенно нечем. Неведомые чужие голоса становились всё громче, гудели единым роем всё невыносимее, и Сильвенио остро ощутил: ещё немного, и у него потечёт кровь из ушей от такого напряжения. Впрочем… какая теперь разница, должно быть. Подумаешь, лопнувшие барабанные перепонки. На мгновение им овладело пугающее безразличие и не менее пугающее искушение: просто сдаться. Прекратить сопротивление, и — будь, что будет.

　　 Остановите это!!! Пожалуйста, остановите!!! Я не хочу так!!!

　　 Его кокон вспыхнул снова, но сияние его на этот раз было уже каким-то нестабильным, словно бы умирающим. Он забился, пытаясь стянуть прилипающие к нему омерзительные отростки темноты руками, но увязал в них только больше.

　　 Вот видишь, ты уже сдаёшься. Чего ты боишься, малыш? Ты даже не пытался посмотреть на это с другой стороны. А ведь на самом деле бояться, в общем-то, нечего. Попробуй это. Попробуй просто получить от этого удовольствие. И ты увидишь, ты узнаешь, как это хорошо. Мы хотим только подарить тебе свободу — такую, о которой ты и мечтать никогда не смел.

　　 Его прошиб холодный пот от этих слов. От спасительного кокона оставался уже маленький клочок пульсирующего света. Мир мерк вокруг стремительно и неуклонно.

　　 Ваша свобода… не та, которая мне нужна. Вы предлагаете мне безумие… Я не хочу этого! Я не допущу этого. Я буду счастлив, если просто вернусь домой. Пожалуйста?.. Мне ничего от вас не нужно. И я никогда не делал вам ничего плохого… я… я почти никому не делал, если на то пошло. Я старался, во всяком случае… Тогда почему вы поступаете так со мной? За что?..

　　 Снова — радостный, искренний смех: наверное, он и правда выглядел до забавного жалко в их глазах, с этими своими попытками цивилизованно поговорить. Какая цивилизованность, в самом деле? Он говорил с чистыми сумасшедшими, с больными людьми, которые, возможно, и людьми-то не являлись уже по большей части, и очень глупо с его стороны было ждать хоть какого-то проблеска логики в их разговорах. У сумасшедших, как известно, логика всегда своя собственная.

　　 Больше никакого ответа не последовало. Тьма наконец поглотила его без остатка, хотя он продолжал бороться до самого конца. Не было боли, не существовало больше времени и пространства. Голоса ворвались в его голову, раздирая её изнутри, и больше он ничего не видел и не слышал.

　　 Он умирал.

　　 Он…

　　…проснулся.

　　 Близнецы Лиланда, разумеется, были всё ещё рядом. Руки Лилея мягко обнимали его со спины, локоны Лилео щекотали его щёки и шею. Лилей сзади поддерживал его голову, чтобы у него во время очередной отключки не завалился, перекрывая дыхательные пути, язык, Лилео же, усевшись на его коленях, обхватывала нежными тёплыми ладошками его виски и делала основную работу по проникновению в его разум. Иногда они менялись, хотя Лилео, несомненно, была в плане непосредственного проникновения более одарённой, а у Лилея лучше получалось следить за их физическими телами на время каждого такого "путешествия". Но картинки, то, что было "внутри" — они всегда, всегда придумывали неизменно вместе. Сценарий, сюжет, детали, декорации, спецэффекты — у них всё было согласовано друг с другом.

　　 Только Сильвенио, разумеется, никакого участия в обсуждении не принимал, да и не слышал никогда, чтобы эти двое обсуждали что-то вслух.

　　 — О, — сказала Лилео в этот раз, и удивлённо-обрадованное выражение её невинного лица, казалось, никогда не надоедало ей в такие моменты. — Смотри-ка, братик, наш Храбрый Портняжка очнулся! А всё-таки глазки у него прелестные, не правда ли?

　　 — Правда, сестричка! А какой голосок! Или он звучит по-другому, когда наш маленький смельчак не открывает свой чудный ротик?

　　 — Но он кричал, братик. С открытым ртом.

　　 — Верно. Но это был другой рот, сестричка. Не тот, который снаружи.

　　 Пока они спорили, Сильвенио машинально оглядел себя. Естественно, его одежда была цела, целы были и все его конечности, и на всём теле не обнаруживалось по ощущениям ни единого пореза, но все раны, полученные им там, "внутри", тем не менее, болели ничуть не менее сильно, хотя в реальности их не существовало. И, естественно, он ни на секунду не покидал не только корабль, но и даже капитанскую рубку, где находился с самого момента своего сюда попадания. Каждый раз он просыпался в одном и том же положении: сидя на полу у ближайшей к консоли управления кораблём стене, прикованный к этой стене такими мощными магнитными наручниками, что он едва мог оторвать от неё руки на несколько сантиметров — и то с немалым трудом. В остальном же Близнецы в буквальном смысле вертели им, как хотели, благодаря тому, что наручники были отдельными друг от друга и их можно было перемещать по всему пространству стены; иногда Близнецы, когда им наскучивало мучить его разум, просто играли им "в куклы", и в такие дни Сильвенио явственно чувствовал себя Алисой, которую силой затащили на чаепитие вконец спятившего Шляпника. Он не знал, снимали ли его с этой стены в те часы, когда он просто отрубался, истощённый и измождённый, однако естественные нужды, в любом случае, почему-то не беспокоили его так уж сильно.

　　 — Милый, — Лилео, отвлекая его от анализа собственных ощущений, ласково потрепала его за щёки. — Мы решили, что ты просто обязан нам что-нибудь сказать, а то ведь мы до сих пор так и не слышали твоего голоса тут, снаружи, и это, конечно, ужасно невежливо с нашей стороны — так и не дать тебе сказать ни словечка за все эти дни. Но я уверена, что твой голосок понравится нам и здесь.

　　 Он устало поднял на неё глаза: его левая нога в том месте, где в иллюзии с зеркалами ему отрубило осколком ступню, болела нестерпимо остро, и ему всё ещё казалось, что он может видеть несуществующую лужицу крови под ней, продолжавшую увеличиваться. Логично, что у него не было абсолютно никакого желания разговаривать. Всё, чего он хотел бы — это снова упасть в беспамятство. Или, быть может, глоток воды для начала. И… душ? Да, всё это было бы просто замечательно.

　　 — Ну же! — Лилей, теперь сидевший на коленях справа от него, совсем не ласково схватил его за лицо и насильно заставил его открыть рот. — Скажи что-нибудь!

　　 — Лапочка, — уговаривала Лилео.