Кукушка - Скирюк Дмитрий Игоревич (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
— Ай-халту, хагг. — спокойно произнёс гном, глядя на человека сверху вниз. Голос у него был густым, утробным, с хрипотцой; окажись такой у человека, с ним бы не хотелось спорить. — Ай-халту.
К стыду своему, Михелькин ударился в самую чёрную панику: завизжал и завертелся, как пескарь на крючке (впрочем, с таким же успехом: гном держал его крепко). Со стороны костра послышался крик Карела: «О нет! Нет!» Тем временем дверь склепа с грохотом захлопнулась, затем, ещё с большим грохотом упал медный таз.
— Зачем ты это сделал, зачем!
Михелькин обернулся на крик, увидел взгляд девушки — испуганный, усталый, полный безнадёжного отчаяния и опустил глаза. Стало тихо. Но не только Ялка на него смотрела: все взгляды были сейчас устремлены в его сторону.
— Я… я хотел как лучше… — прошептал он. Украденный браслет выпал у него из-под рубашки и со звоном упал на каменный пол.
Дальше события понеслись как во сне — то быстро, то медленно, но главное, никто ничего не соображал. То есть не соображали Ялка и Михелькин. Карел выскочил вперёд и попытался объяснить, договориться, жестикулируя и путая слова, но все его попытки оправдаться были безуспешны.
— Что ты там лопочешь? — поморщился ограбленный гном, переходя на людское наречие, — Коль не ведаешь тонгорина, реки на вестроне, ты, человеческий заморыш, полукровка, жалкое подобие тангара!..
Понеслось… До этого момента Ялка его понимала (и Михель тоже), потом пошли ругательства. Старый гном говорил то ли на старом галльском, то ли на каком-то другом языке — варварском наречии, которое наверняка было в ходу среди людей лет триста тому назад. Казалось, этот диалект состоит из перемешанных фламандских, германских, скандинавских слов, звучавших на французский лад, — всё было узнаваемо, но очень непривычно, да и значение многих слов наверняка за это время поменялось. Девушка понимала с пятого на десятое, но это было лучше, чем гортанный хрип, который гном так гордо назвал «тонгорин». Карел и здесь оказался не на высоте.
Вконец ошалевший Михель сидел на полу и пытался вспомнить всё, что знал об этих существах. Язык не поворачивался назвать ожившего гнома «истуканом» или «статуей». Да, его кожа была серого оттенка, мало отличаясь в этом смысле от камня, он двигался медлительно, рывками, только это, верно, было следствием столетней неподвижности. Что да, то да — гномы всегда были немножко големами, и теперь можно было убедиться в этом воочию.
Тем временем старый гном вроде как выдохся. Он уже не говорил, не ругался — просто сел на опустевший постамент и молчал, задумчиво глядя то на парня, то на девушку.
— Ты, — вдруг сказал он, сдвинув густые брови и глядя на Ялку. — Подойди.
Звякая цепью, та встала, опасливо приблизилась и сделала книксен. Гном был ниже её почти на две головы, но выглядел грозно и весьма внушительно.
— Простите нас, господин… — сказала она. — Михелькин вернёт вам браслет. Он не хотел…
— Да ну? А что же он тогда хотел? Я вижу, люди совсем не меняются. Так же охочи до чужого добра и так же лживы, как раньше. Какой нынче год?
Ялка назвала. Гном хмурился, разглаживая седую бороду.
— Хм… Не так уж много времени прошло, — задумчиво сказал он. — Вероятно, это потому, что… Гхм! Как тебя звать?
— Иоланта.
— Может быть, ты лучше этого остолопа знаешь, кто там наверху с кем воюет?
Ялка попыталась объяснить и сразу запуталась. Была ли война? Формально — нет, но по сути чем это было, как не войной? Усмирением восставших областей? Бред какой… Слово за слово, в своём рассказе она упомянула имя травника. К её удивлению, старый гном сразу вскинул голову:
— Как ты сказала? — прищурился он. — Жуга?
— Да…
— Хм… Продолжай…
Наконец она закончила. Однако гном не отпустил её и ещё минут, наверно, десять всматривался в девушку, будто та была стеклянная, а он что-то видел у неё внутри. Казалось, он совсем забыл про Михелькина. Наконец он тряхнул головой и шумно вздохнул, словно кузнечные мехи растянули.
— Твой приятель курит? — спросил он.
— Я… не знаю.
Тут подскочил Карел и суетливо зашарил по карманам. Через минуту он уже протянул гному набитую трубку и уголёк. Старый гном принял её и некоторое время курил, окутанный облаками табачного дыма. Маленькие глазки его мерцали при каждой затяжке, как угольки, отражая трубочный огонёк. Ялка по-прежнему стояла перед ним, боясь шевельнуться.
— Что ж, — сказал наконец гном. — Ты рассказала интересную историю. Ради этого стоило проснуться… А теперь слушай меня. И ты тоже слушай, — указал он трубкой на Карела. Тот поспешно закивал. — Я позволю вам уйти. Не спрашивай почему — есть одна причина. Можете считать, что вам просто повезло.
— Спасибо! — пылко поблагодарила его девушка. — О, спасибо!
— Не благодари меня, — остановил её гном. Он помедлил в нерешительности, потом продолжил: — Дочь человеческая, я вижу в тебе что-то странное, какой-то дар… но не могу его понять. Потому я отпускаю вас. Пускай Лис сам разберётся.
У девушки перехватило дыхание.
— Вы… Вы знаете Лиса?!
— Да, — ответил гном, прикрывая веки. — Однажды я встречал его. Моё имя — Севелон. Запомни это, девочка.
Карел ахнул и уронил трубку. Нагнулся за ней. Видимо, сейчас, только что, произошло что-то необычное, но суть его от Ялки ускользнула. Гном тем временем повернулся к Карелу и указал на парня и девушку:
— Выведешь их на поверхность и сразу возвращайся: слово я тебе сказал. И поторопись: у нас есть дела, более достойные тангара, чем лазание по крышам и дурацкие фокусы! Всё, я сказал. А теперь уходите.
Ялка замешкалась:
— Но… ваш браслет…
— А, драупнир… Оставьте его себе.
Ялка ничего не придумала, кроме как сделать ещё один торопливый реверанс. Кандалы при этом снова звякнули. Старый гном нахмурился: казалось, он только теперь обратил на них внимание.
— Это так и надо, чтобы ноги были скованы? — спросил он. Сама формулировка вопроса поставил девушку в тупик.
— Что? — растерялась она. — А… Нет. Конечно нет.
— Тогда зачем это? Кто это сделал?
— Это монахи её заковали, — торопливо сказал Карел. — Я же рассказывал.
— Монахи… Почему ты не снял их?
— Я… — Карел сглотнул. — Я не умею.
— Не умеешь! — поразился гном. — Позор на мои седины! До чего дошёл мой народ! — Он встал и обмахнул пыль с каменного постамента. — Подойди, девочка. Сядь сюда. А ты, несчастный, смотри и учись.
Ялка безропотно позволила себя усадить и протянула ногу. Гном Севелон опустился перед ней на одно колено, словно рыцарь перед посвящением, взял её ногу в свои широкие жёсткие ладони и принялся ощупывать браслет. В висках у неё стучали молотки, она ничего не соображала, только чувствовала исключительность момента.
— Не пытайся идти напролом, — поучал старый двараг, — почувствуй железо, поговори с ним: мы, тангары, с железом в родстве. Пробуди его память — пускай оно припомнит, как плавилось в горне, как дремало в толще скал… Ты хоть раз-то с железом работал? Ищи слабое место: вот так… вот так… оп!
Ялка так и не поняла, что он сделал: ей показалось — гном просто просунул под железное кольцо свой крепкий узловатый палец, сделал короткое движение — и браслет порвался, словно был из воска. Михелькин на той стороне пещеры вытянул шею и вытаращил глаза при виде подобного зрелища; челюсть его отвисла.
— Ух ты! — рванулся Карел. Глаза его загорелись. — А можно я?
— Не сейчас, — остановил его Севелон. Таким же лёгким движением он порвал второй браслет и бережно положил кандалы на пол. — Пускай лежат — потом попробуешь. А сейчас собирайтесь: вам пора. Да, вот ещё что…
Он достал откуда-то (Ялке показалось, прямо из камня) несколько серебряных монет и без счёта высыпал их в подставленную девичью ладонь.
— Мой драупнир вы не сможете сразу продать, — сказал он, — так что вот вам на первое время. Всё. Идите. Мне нужно подумать.
Больше он не сказал ни слова, словно потерял к людям всякий интерес. Так и просидел без движения у хрустального саркофага, лишь кивнул, когда Михелькин и Ялка подошли к нему поблагодарить и попрощаться.
