Летописи Святых земель - Копылова Полина (книги регистрация онлайн TXT) 📗
Беатрикс смотрела на него искоса, думая о своем. Новомодный воротник его епанчи, если бы не квадратные углы, очень походил на этаретское оплечье. Она молча соглашалась с Раэннартом – да, это разумно. Из Навригра легче следить за врагом и легче его настигнуть.
Рядом что-то металлически брякало – это Ниссагль крутил на пальцах перстни, откинувшись на высокую прямую спинку кресла, увенчанную узловатой золоченой пикой. Богатство его, непомерно выросшее, било в глаза – длинный упланд был покрыт очень крупным жемчугом. На парчовых отворотах рукавов сверкали частые алмазы.
Грудь крест-накрест пересекали целых пять цепей – две чешуйчатые и три плетеные, одна другой дороже, с вправленными в звенья камнями размером не меньше мужского ногтя. На туго затянутом поясе висели тройные маренские ножны с разноцветными яшмовыми рукоятками трех стилетов – черной, белой и красной – и большая расписная маска из просушенной кожи. Волосы его лоснились, обильно политые благовониями и завитые. Накрашенное лицо было бесстрастно.
Беатрикс видела, что он зол и его раздражает этот разговор об Аргареде. Ей стало его жалко, особенно когда она вспомнила намеки Комеса и Абеля Гана насчет излишней медлительности мудрейшего господина Ниссагля. Да, он умен. Он очень умен. Но иногда у самого умного случается полоса неудач и он ничего поделать не может. И ум не помогает, и богатство не впрок. Сидит злится. Хотя черт его знает. Может, и от зависти на него наговаривают, а может… Может, и вправду совесть у Гирша нечиста?.. Надо бы проверить. И она даже знает как. Риск, конечно, немалый, но зато сразу все станет ясно.
Комес на дальнем конце стола (так до сих пор и не завели обычая рассаживаться по чину, каждый занимал то место, на которое успевал, и только сесть в кресло Ниссагля никто не осмеливался) сказал, что готов ехать вместе с войсками в Навригр и попытаться кончить дело миром. Он всегда всех порывался мирить, полагая, что торгом и мелкими уступками можно свести на нет распри и усобицы. Беатрикс представила на миг невозможную картину своего примирения с Аргаредом, почему-то на каких-то ослепительно белых, залитых солнечным светом ступенях – его опущенные серебристо-зеленые плечи и склонившееся к ее руке темное, куда темнее пепельных волос, отрешенное лицо – крепко сжатые губы, трепет морщинок в уголках полуприкрытых глаз. А, черт! Этого не может быть. Аргаред никогда и ни за что не пойдет на такое унижение. Он бы может, сделал это ради своих детей, если бы оказался на месте казни. Он бы приблизился, бесстрашно растолкав вытянувших шеи зевак, опустился перед нею на оба колена, поникнув головой и хрипло прошептав: «Отдай мне моих детей, королева, отдай мне их… На что они тебе? Отдай…» И она бы отдала. Отдала бы детей, отдала бы свои роскошные просторные носилки, улыбаясь печально и смущенно, не зная, куда девать унизанные кольцами руки. Вернула бы Аргареду его дом, прислала бы врачей, приехала бы сама, как приезжала к Эзелю…
Раин, чувственно чмокая губами, тянул вино – он всегда так делал у нее на виду. Но в ней ничего не шевельнулось, словно бесплодие со временем глушило все чувства. Ей не терпелось поговорить с Ниссаглем. Не дождавшись окончания совета, она ушла в холодную боковую галерею, знаком уведя за собой Ниссагля.
– Гирш, – они шли бок о бок, – мне надо с тобой кое о чем побеседовать.
Он, как всегда, услужливо повернул голову.
– Видишь ли, Гирш, я думаю, что тут не место моим детям. Я знаю, что город прекрасно укреплен, что в нем полно войск и все меня любят, но моим детям тут не место. Начнется война, и я не желаю, чтобы они путались под ногами. Словом, мне будет спокойнее, если они исчезнут так, чтобы до конца всех этих дел с Аргаредом о них знали бы только я, ты и Хена. Больше никто. – Она обернулась на плотно замкнутые двери и понизила голос: – Придумай место, куда их можно отправить. Повезешь их ты. Ну и, конечно, Хена, которая с ними там останется. Еще будут несколько солдат, которые тоже останутся там как охрана. Потребуешь от моего имени эскорт у тамошнего магистрата и возвратишься сразу, как отвезешь их.
– Хорошо. Я предложил бы отправить их в Сардан. Это большой город, в нем очень много суеты и очень мало Этарет. Шарэлитская часть Сардана – самое подходящее место. Я имел дело с тамошними менялами. Думаю, они не откажут.
– Они не продадут?
– Они служат тому, кто богаче. А у меня сейчас добра куда больше, чем у Аргареда.
– Это по твоей одежде видно. Аж в глазах рябит. – Беатрикс легонько притянула его к себе пальчиком за пояс и принялась играть его цепочками. – Жаль, что твои белила не краснеют от удовольствия. По твоим глазам вижу, что ты прямо-таки таешь. Итак, – говоря, она встряхивала на пальцах цепочки, – ты отправишься в Сардан сегодня же, как стемнеет, с Хеной, моими детьми и эскортом. И чтоб ни одна собака не пронюхала. Сколько дней займет путь туда и обратно, если не останавливаться?
– До Сардана? По меньшей мере неделя потребуется. Это если пургу обгонять и с коня на коня на станциях прыгать.
– Хорошо. Жду тебя здесь по истечении недели, чтобы вместе отправиться в Навригр.
– Кто остается с тобой?
– Раин. И еще примас Эйнвар – этого на войну ничем не заманишь.
– Ну, в войске будет Комес – тоже примас. Оставила бы еще кого, а?
– Ну кого? Ах да, Ган еще будет. Ему в армии вовсе делать нечего. Людишки там темные, будут над ним потешаться, а он обидчивый.
– Никого из настоящих мужчин.
– Ты только себя считаешь настоящим мужчиной? Впрочем, может быть, так оно и есть. Но Раин, по-моему, вовсе не такой уж придворный размазня. Конечно, изнежился. Но ты раньше тоже так не одевался. Все владения Аргареда можно купите на твое платье.
– Это и есть владение Аргареда.
– А, так вот где твоя десятая часть от каждой конфискации! Ты оставишь в наследство потомкам одни наряды.
– У меня нет наследников, Беатрикс.
– Позволь, я только недавно посетила наречение твоей сестренки. Надо признать, твоя матушка меня удивляет – то производит на свет такого умного сына, что потом две дюжины лет отдыхает, то вдруг разрождается прехорошенькой дочкой. Лонга, кстати, и тебе в дочки вполне годится. А ты говоришь…
– Ты знаешь, каких наследников я имел в виду.
– Ладно, давай о деле. Согласуй со мной, кто поедет с тобой в Сардан. Речь идет о моих детях, ты понимаешь? Тут нельзя доверяться случайным людям.
– Мы можем подумать над этим прямо сейчас. Вообще говоря, я хотел бы взять Алуна. Не люблю эту рожу с тех еще пор, при том что пожаловаться на него нельзя. Ясно, что он не хотел тогда мне навредить, просто хотел выбиться в люди. Вот пусть и выслуживается при наследниках – почетно и от меня далеко. А Хене скажу, чтобы держала его в узде. Он мужчина видный, как раз для нее.
– Ничего не имею против… А еще кто?
Алун неуклюже вошел вслед за маленьким наглым пажом и отвесил поклон. Королева с усмешкой протянула ему руку для целования.
– Добрый вечер, слуга верный… Ну как, в дорогу готов?
Он пылко облобызал поданную руку.
– Хорошо. Твою верность я знаю… Вот что, Алун. Злые языки мне наговаривают на Ниссагля. Может, клевещут, а может, и нет. Поэтому по дороге ты за ним так… посматривай. В Сардане особенно. А сейчас зайдешь на голубятню и возьмешь там голубя. Из Сардана пошлешь мне голубиную депешу, где все кратко и недвусмысленно изложишь. От Ниссагля все это держи в тайне. Сослужишь мне эту службу – возвысишься.
Алун еще раз поцеловал ей руку, взял записку и откланялся. Паж закрыл за ним дверь.
Ниссагль исчез, и никто этому не удивился – он частенько куда-то пропадал на несколько дней. Удивились тому, что вместо расторопной и кокетливой Хены королеве стала прислуживать другая женщина, белокурая Ярвин, выученная нарочно для роли горничной и подаренная королеве на свадьбу кем-то из магнатов. Ярвин до этого была не в чести, заведуя то королевским бельем, насколько им вообще было возможно заведовать, так как челядь постоянно его растаскивала, то надзирала за младшими горничными, более склонными искать на свою задницу любовные приключения с ландскнехтами, нежели прибирать покои. Так уж повелось в Цитадели, что к ночи, особенно в теплое время, все переходы наполнялись жаждущими любви девицами в накидках, отовсюду слышался их легкий топоток, разносился запах лилийной настойки, который распалял мужчин одинаково, будь то во дворце или на площади Барг. Даже королева без всякого стеснения обрызгивала себя этой настойкой с головы до пят.