Двести веков сомнений - Бояндин Константин Юрьевич Sagari (онлайн книга без TXT) 📗
Тихо.
Бумага как бумага. Тетрадь как тетрадь. Что же там, внутри, такого? Ведь обычные тетради не имеют привычки вырываться из рук, раздирая в кровь эти руки… Словно прочитав его мысли, Андариалл протянула руку и мягко, но настойчиво вынудила настоятеля положить тетрадь на стол.
— Тебе лучше вернуться, — дар речи постепенно возвращался. К своему величайшему удивлению, монах понял, что истощил почти весь свой внутренний ресурс. Такого с ним не бывало. Неужели тетрадь? Что она — сумела высосать его силы? Непостижимо. Ведь он ничего не ощутил!
— Я возьму её, — произнёс монах, заметив, что Андари пристально смотрит на Книгу предсказаний.
Тетрадь она понесла сама. Её шагов не было слышно, а под ногами У-Цзина (считавшегося мастером скрытности) то и дело поскрипывали «плохо» пригнанные половицы.
Д., Лето 76, 435 Д., 18-й час
— Боюсь, что не сумею уговорить своих знакомых пригласить тебя домой, — произнесла Кинисс задумчиво. Они сидели в одной из многочисленных аллей, рядом с причалами. Д. не очень нравились запахи, доносящиеся со стороны порта. Кинисс, похоже, имела на этот счёт иное мнение.
— Я могу дать это тебе, — Д. спрятал смертоносный подарок в одной из башенок — где проводил занятия с Клемменом… да и с другими учениками тоже. — Одно условие. Не пытаться понять, что внутри. Просто отыскать подобное и уничтожить. Я делал именно так, и — получилось.
Для Кинисс по-прежнему оставалось загадкой, что находилось в том свёртке, который — согласно указаниям Д., переданным запиской — она должна была вручить ему. Ну да ладно. Раз Д. действительно напал на след, способный вывести их из состояния глухой обороны, надо либо верить во всём, либо не верить вовсе.
— Договорились, — она встала и потянулась. Смотреть на это было опасно — всякий раз начинало клонить ко сну. — Ну что? Принеси мне это сокровище, да и приступлю. Если начинаем в полночь, надо будет предупредить очень и очень многих.
— Идёт, — Д. кивнул и достал свой «ключ». Тут же что-то заскрипело у него в кармане и он, жестом попросив рептилию подождать, извлёк переговорное устройство.
— Д., — из устройства послышался голос… генерала. Д. вздрогнул; Кинисс в замешательстве заметила, что по лицу его пробегают волны взаимоисключающих эмоций. — Нам нужно поговорить. Лучше всего сегодня. Вы не против, если я зайду, часов в восемь?
— Нет, — сумел выдавить из себя Д., став пунцовым, словно помидор. — Нет, я не против.
Как мог генерал подключиться к закрытой линии?
— До встречи. — Скрип помех и генерала нет.
— Ты слышала? — вопросил Д.
— Что?
— Кто говорил со мной?
— Я слышала только тебя. Решила, что с тобой что-то не в порядке. Что стряслось?
— Генерал, — ответил Д. — Только что сообщил мне, что собирается нанести визит. В восемь.
Д., уже почти пришедший в себя, не без удовлетворения полюбовался тем, как у неё менялся цвет глаз. С мимикой у рептилий плохо, каждая раса нашла свой выход из положения…
— Весёлая будет ночь, — заключила она. — Ну да ладно. В таком случае, времени ещё меньше. Давай же, поторапливайся.
Д. кивнул и через миг бесследно испарился, чтобы спустя пять минут появиться вновь.
Клеммен, город
Такой город мог присниться только в страшном сне. Сам по себе он не был особенно ужасен. Более того, отдельные его части, несомненно, были позаимствованы устроителями его у тех мест, где Клеммен уже побывал в том , настоящем, мире. Скажем, вон тот переулок очень напоминает с детства знакомую часть Веннелера — по которой он ежедневно сопровождал отца на рынок. Вот только дома мёртвые, нежилые, и запах оттуда доносится странный.
Часть домов изгибалась самым противоестественным образом — стоять возле таких было бы страшно. По всем законам природы им полагалось бы немедленно рухнуть, но этого не происходило. После некоторых раздумий, Клеммен выбрал улицу, где дома стояли наиболее привычным образом, и направился по ней.
Он постоянно ощущал на себе внимательный взгляд. Его обладатель словно следовал за предметом своего внимания — но следовал достаточно оригинальным образом, время от времени перепрыгивая из одного дома в другой.
Местами части улицы скрывал выплывающий из трещин в камне туман; ничего зелёного — ни травы, ни деревьев — здесь не было вовсе. Туман порой менял очертания скрытого за ним пространства до неузнаваемости. Открыв рот от изумления, юноша не раз замечал, как вместо груды обгоревших брёвен возникает изящный каменный дом, как роскошный трёхэтажный особняк превращается в хилую, едва живую хижину. И только небо оставалось всё тем же — пепельным, безжизненным; оба светила висели близко к зениту, тепла от них почти не было.
Был только слабый свет — и зыбкая пара теней, бегущих следом. Теперь я и стороны света не найду, мрачно подумал Клеммен. Компас не работает, часы стоят, солнце в зените. Постойте… я что, к центру мира подошёл, раз солнце в зените? Мне это не нравится. Сколько же времени я спал?!
За очередным поворотом Клеммен увидел нечто, заставившее его вздрогнуть, отвести взгляд и прибавить ходу. Огромный ржавый металлический шар, весь утыканный шипами величиной с руку, висел, покачиваясь, посреди боковой улицы, — опорой ему служила уходящая в небо цепь. Каждое звено этой цепи было не менее человеческого роста в длину. К чему она крепится, было непонятно — цепь поднималась вверх, сколько доставал взгляд.
Возможно, шар был прикреплён прямо к небу.
А взглянув в другую сторону, на очередном перекрёстке, Клеммен заметил величественный Храм, шпилем пронзающий редкие низкие облака. Возможно, он направился бы в ту сторону — в конце концов, Храм есть Храм — но статуя, красовавшаяся перед главным входом, изображала Радугу — в том виде, в каком Клеммен его запомнил. В нелепом камзоле, с торчащими во все стороны прядями волос, с ехидной улыбкой на искривлённом лице.
Куда я иду? — спросил Клеммен сам у себя, после того, как жутковатые достопримечательности города стали постепенно надоедать. Мне срочно нужен кто-нибудь живой… кто подсказал бы мне, что делать.
Кто-то живой. Кто-нибудь знакомый, если такое возможно.
Он то и дело оглядывался, но никого не было — лишь ветер время от времени переносил с места на место тяжёлую, но мелкую пыль — всякий раз выводя на ней новые узоры.
И тут Клеммен заметил, что в окнах здания, что находилось двумя домами далее, в узком переулке, горит свет. Более того, оттуда доносились человеческие голоса.
Вывеска, висевшая над входом, оповещала, что здесь находится трактир. Что ещё могли значить сундук, стол и кружка пива? Вот только названия не было видно — не так давно вывеска пострадала от огня.
Клеммен вновь прикоснулся к треугольнику (от того исходил последнее время неприятный, немного болезненный, жар), и тот ничем не выразил своего недовольства.
Ну и ладно.
Оглянувшись несколько раз, Клеммен помолился, сам не зная, кому, и толкнул дверь. Кто-нибудь знакомый. Пожалуйста.
Внутри было человек десять посетителей — все мужского пола и все, как один, в походной одежде. Сидя по трое-четверо за одним столиком, люди оживлённо беседовали.
То, что язык их оказался ему знаком, Клеммена не взволновало. Мало ли! Радуга тоже говорил на всё том же среднем наречии. А вот то, что никто из сидящих не обратил на посетителя ни малейшего внимания, отчего-то задело.
— Пива? — спросил хозяин, внимательные глазки которого пробежались по вновь пришедшему и, видимо, не нашли в облике того ничего подозрительного.
Клеммен обречённо кивнул. Пива он не любил — после того, как, следуя легенде, пришлось частенько выпивать в компании товарищей по лавке. Надо вести себя предельно осторожно. В особенности — следить за языком.
— Что нового на дорогах? — спросил хозяин неожиданно, наливая огромную кружку. Пиво было густо-янтарного цвета… и запах, исходивший от него, неожиданно вызвал невероятно сильную жажду. Клеммен начал осознавать, как долго он уже здесь находится. Усталость, которая до сего момента никак не давала о себе знать, неожиданно обрушилась на него, словно свинцом сковав руки и ноги. Как я хочу пить, подумал он, непроизвольно облизывая губы.
