Леди ведьма. Рыцарь Ртуть. В отсутствие чародея - Сташеф (Сташефф) Кристофер Зухер
Бор, сняв маску, занял место рядом с Джеффри. Из толпы раздалось недвусмысленное оханье и аханье дам.
— Сэр Ален! — выкрикнул сэр Юлиан.
Никто не вышел на этот зов.
— Присутствует здесь сэр Ален? — осведомился сэр Юлиан. — Поищите его, кто-нибудь! — И пока молодые люди весело бросились на охоту, сэр Юлиан воскликнул: — Леди Корделия! Соблаговолите к нам присоединиться и снять маску!
Большинство молодых людей заинтересованно повернулись к помосту — ведь чуть ли не каждая женщина могла оказаться леди Корделией.
Корделия ступила на помост, и молодые люди разразились восторженными воплями, а вот она, подняв руку к маске, увидела, как юноша в золоте и пурпуре торопливо пробивается к выходу.
Что?! Неужели его нисколько не интересует, кто скрывается под ее маской?
Нет, все-таки интересует; он застыл на месте и уставился на нее. Их взгляды встретились; она сняла маску.
Молодые люди вновь завопили. Пурпурно-золотой кавалер бросил на нее последний взгляд и снова направился к выходу.
Корделия выкинула указующий перст.
— Задержите его!
Молодые люди загалдели, с великой радостью готовые повиноваться ее прихоти, но первой рядом с ним оказалась Далила. Она схватила его за руку и потянула к помосту. Юноша сопротивлялся, чуть ли не в панике, однако Далила держала крепко.
— Так мы нашли его? — спросил сэр Юлиан. — Сэр Ален! Сними маску, юноша!
Пурпурно-золотой кавалер буквально окаменел, и маску сняла Далила.
То был Ален!
Объятый ужасом, он смотрел на Корделию.
Она тоже замерла, глядя на него и чувствуя, как из-под ног уходит земля. Ален? Она заигрывала с Аленом?
Ален, такой пылкий, такой обходительный? Ален с обжигающими поцелуями? Ален, входящий в ее сознание?
Ее Ален так настойчиво ухаживал за незнакомкой, которую знал лишь как первую красавицу на балу? Ухаживал так горячо, с вожделением, питавшим его такой страстью, что разум его охватил ее сознание.
Ален, владеющий эмпатией?
Она смущенно опустила ресницы, не зная, радоваться или проклинать. Ален же, бледный как мел, стоял недвижно.
Глава четырнадцатая
— Как он мог! Как он мог? — Корделия, ломая руки, мерила шагами комнату. — Как он мог клясться мне в верности и увиваться за незнакомкой, с которой даже не знаком? Как он мог так поступить?!
— Ну, с полной моей поддержкой. — Джеффри, откинувшись в кресле, вертел в руках кубок с вином.
— Твоей поддержкой! — воскликнула Корделия. — Сэр! Ты когда-нибудь прекратишь совать нос в мои дела?
— В данном случае, нет. — Джеффри тщательно подбирал слова.
Корделия смерила его свирепым взглядом, обнаружила расстегнутый камзол, шахматную доску, бутылку на столике сбоку. Ей показалось странным, что он играет в шахматы сам с собой — в этом она скорее заподозрила бы своего младшего брата Грегори, — однако Джеффри играл. Еще она заметила второй кубок рядом с бутылкой, однако не придала ему значения, целиком поглощенная собственными заботами. Поставил на случай, если разобьет первый.
А Джеффри сидел и ухмылялся, такой наглый, такой заносчивый, что хотелось глаза ему выцарапать. Правда, бывало такое и раньше. Ведь он, в конце концов, ее брат.
— Как ты смеешь вмешиваться в мой роман!
Джеффри, разглядывая содержимое кубка, думал о том, что само употребление Корделией слова «роман» по отношению к Алену уже говорит о многом.
— Давай называть вещи своими именами, сестричка. — Он поднял глаза. — Ален никогда не был слишком захватывающим парнем. Нет, правда, скорей его можно назвать скучным.
— Ну… так и есть, — согласилась Корделия. — Но только не на балу!
— Нет, не на балу. — Джеффри посмотрел ей в глаза.
Корделия почувствовала, как кровь приливает к лицу, и отвела взгляд.
— Так вот зачем ты подстрекал его, — протянула она.
— Конечно, только для этого. — Джеффри крутанул ножку кубка между большим и указательным пальцами. — И, похоже, я добился успеха, сестра моя. Разве не стал он более приятным? Почти, скажем… возбуждающим?
Корделия отвернулась, вспомнив прикосновение уст пурпурно-золотого незнакомца к ее губам, его руку, обнимающую ее за талию, его сознание… Она содрогнулась и еще сильнее сжала руками плечи.
— Но он не знал, что это я! Он думал, что это… какая-то незнакомая девка. Его это не заботило!
— О, не будь такой простофилей, — раздраженно проговорил Джеффри. — Он знал, что это ты.
— Что! — взвилась Корделия. — Откуда он знал?
— Ну, это легче легкого. Я ему сказал.
Корделия в ярости уставилась на брата, краснея все больше и больше.
И наконец взорвалась:
— Прекратишь ты вмешиваться?!! — Она подскочила к брату и обрушила на него свои кулачки.
Джеффри хохотал, шутя защищаясь.
— Умоляю, пощади, сестричка! Не думай о разрушениях, которые я натворил, а только лишь о самых моих благих намерениях.
— Нам известно, куда ведет вымощенная ими дорога! — Все еще кипя негодованием, Корделия смилостивилась над братом: все равно от ее кулаков никакого толку. — Хотя бы скажи мне, что ты разузнал? Он заигрывал с какой-нибудь другой женщиной?
— Н-у-у-у…
— Правду, дитя порока! — разбушевалась Корделия. — Не мучай меня, не выводи из терпения!
— Ну, ладно, — вздохнул Джеффри. — Ален здорово повеселился, заигрывая напропалую с другими женщинами, но только на словах, разве иногда ручку тронет. И, конечно, ни одну ни поцеловать не пытался, ни приобнять.
Корделия на удивление быстро успокоилась и пристально посмотрела в глаза брату:
— Была там… страсть?
— Нет, ни в малейшей степени, — заверил ее Джеффри. — Только игра, только веселье. Я впервые увидел его таким. Даже когда мы играли в детстве, он никогда так не веселился. Всегда убийственно серьезный — выиграть или умереть. — Он покачал головой. — Я этого понять не могу.
Вот про того, кто предпочел бы смерть проигрышу, она хорошо знала, и то как раз и был ее родной брат, но он-то за игрой всегда веселился больше всех.
— Почему Ален никогда не говорил нам, что он эспер? — спросила Корделия.
— Да потому что сам этого не знает! И не надо на меня так злобно пялиться! Раз он не способен читать мысли, а только чувствует эмоции, то откуда же ему знать, что у него вообще есть какие-нибудь способности? О да, он может ощущать то, что чувствуют другие, но ведь на это способен всякий, если он по-настоящему сопереживает другим. Любой чуткий человек может уловить массу невысказанных сигналов по манерам и поведению окружающих. Откуда Алену знать, что он способен на большее и действительно читает чувства, как ты или я читаем мысли?
— Или делать своими чужие ощущения? — еле слышно произнесла Корделия.
— А вот это большой дар, — так же тихо отозвался Джеффри. — Но он, разумеется, даже не подозревает, что способен на это. — Он помолчал немного, вглядываясь в лицо сестры, и спросил: — Он может?
Чуть помедлив, Корделия кивнула.
— Так-так-так, — задумался Джеффри. — Возможно, у нашего небезупречного ухажера еще есть надежда. — С минуту он наблюдал за сестрой, но та, потупив глаза, молчала. Джеффри улыбнулся: — Даже при том, что сам он не знает, насколько может расположить к себе девушку, обволакивая ее своими чувствами, закручивая их обоих в… — Он прервался, заметив, как вздрогнула Корделия. — И очень возможно, что способен проецировать только самые сильные эмоции. А потому не подозревает о своем даре и думает, что так может каждый.
— Как же так? — воскликнула Корделия. — Ведь он всегда выглядел необаятельным, а сегодня вечером совершенно преобразился! Никогда прежде не был он таким красивым, таким внимательным! Никогда прежде он не входил в мое сознание!
— Никогда прежде он не танцевал с тобой, — пробормотал Джеффри.
— Нет, танцевал, на рождественских хороводах, но всегда только в общем круге; чопорные фигуры и никакой страсти! А теперь стал, как ты выразился, таким возбуждающим. Не потому ли, что на нем была маска?
