Лорд Престимион - Сильверберг Роберт (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
— Именно тогда погиб Тарадат, мама, и многие другие верные мои товарищи, а вся долина оказалась затопленной. Меня самого смыло водой, но я чудом ухитрился выплыть и пробрался на север в пустыню Валмамбры, совсем один, и чуть там не погиб. Меня нашли Септах Мелайн и Гиялорис, и еще герцог Свор, которого ты, может быть, помнишь. Мы вчетвером добрались до Триггойна, где провели несколько месяцев, скрываясь среди магов, и я выучился немного их ремеслу. — Престимион криво усмехнулся. — Моим наставником был Гоминик Халвор. Так я начал с ним сотрудничать и с его сыном Хезмоном Горсом.
Престимион снова замолчал. Мать сильно побледнела. Она была явно потрясена рассказом и старалась осознать услышанное. А Вараиль, кажется, даже не пыталась. Большая часть имен и названия городов были ей незнакомы; она не поняла его рассказа и совершенно растерялась.
Теперь он перешел к кульминации всей истории.
Он рассказал, как в Триггойне был близок к отчаянию, но совершил воображаемое путешествие, во время которого увидел, что ему суждено свергнуть Корсибара и исцелить планету. Он описал свой отъезд из Триггойна, сбор новой армии у Глойна, в западной части центрального Алханроэля, свой поход на восток к Замковой горе, который закончился последней, великой битвой с армией Корсибара у Тегомарского гребня.
Престимион ничего не сказал о решении Тизмет перейти на его сторону, а также о том, как она пришла к нему в лагерь у Глойна и предложила стать его супругой — и королевой, когда он получит трон. Он поклялся не иметь тайн от Вараиль, но здесь, сейчас, когда повествование подошло к тому месту, где следовало рассказать об их с Тизмет любви, он не смог заставить себя это сделать. Чего бы он добился? Это было, а теперь ушло в небытие и уже не имело никакого отношения к настоящему планеты: чисто личная интерлюдия, похороненная ныне в исчезнувшей истории. Пусть там и останется, подумал Престимион. Единственное, что сейчас важно, это без прикрас рассказать о событиях у Тегомарского гребня.
— Они заняли позицию наверху, — продолжал Престимион. — Мы находились внизу, на болотистой Белдакской равнине. Сначала нам не везло в сражении, но когда мы отступили, пехота Корсибара по глупости бросилась за нами в погоню, вниз с горы, и когда они нарушили свои порядки, мы сумели ввести в бой подкрепление и зажать их между двумя фронтами. Удача улыбнулась нам. Именно тогда я пустил в ход магов, которые были моим главным оружием.
— Магов, Престимион? — изумилась леди Терисса. — Ты?
— На карту была поставлена судьба планеты, мама.
Я был полон решимости использовать все возможные средства, чтобы покончить с правлением Корсибара.
Гоминик Халвор и его сын вышли вперед, и с ними еще более десятка высших магов Триггойна, и они произнесли заклинание, которое превратило лунную ночь в безлунную, и в темноте мы разбили армию узурпатора.
Корсибара убил его собственный маг, су-сухирис Санибак-Тастимун. Этот маг убил и леди Тизмет тоже, а потом погиб от руки Септаха Мелайна. Дантирия Самбайл, который в тот день сражался против нас, нашел меня в общей неразберихе и вызвал на поединок, чтобы самому занять трон. Но я победил его и взял под стражу. Затем ко мне пришел Навигорн и сдался, и война была закончена. В тот день погиб добрый граф Камба, который обучил меня искусству стрельбы из лука, и Кантеверел Байлемунский, и мой дорогой хитрец герцог Свор, и еще много других знатных лордов. Но война закончилась, и я наконец стал короналем.
Он посмотрел на мать. Теперь до нее дошел весь смысл его рассказа. Она молчала, потрясенная.
Потом сказала, немного собравшись с силами:
— Это действительно произошло, Престимион?
Больше похоже на фантастическую сказку или древнюю эпическую поэму. Словно читаешь «Книгу Перемен».
— Это произошло в действительности, — ответил он. — Все это правда.
— Если это так, тогда почему мы ничего не знаем об этом?
— Потому, — ответил он, — что я выкрал эти воспоминания из вашей памяти. — И тут изложил им последнюю часть истории: как он стоял среди мертвых у Тегомарского гребня и не ощущал никакой радости от своей победы, а лишь горевал о разрушенной стране, навсегда расколотой на два непримиримых лагеря.
Ибо как могли те, кто сражался на стороне Корсибара и видели, как погибли за него их товарищи, принять теперь правление Престимиона? И как он мог простить тех, кто выступил против него, часто предательским образом, как поступили принц Сирифорн, и герцог Олджеббин, и адмирал Гонивол, и Дантирия Самбайл, пообещав свою поддержку? А как насчет уцелевших родственников тех, кто погиб в этих кровавых сражениях? Не затаят ли они навечно обиду против победившей стороны?
— Эта война, — сказал Престимион, — оставила шрам на планете. Нет, хуже, рану, которая никогда не заживет. Но внезапно я увидел способ исправить неисправимое, залечить неизлечимое.
И поэтому он вызвал в последний раз Гоминика Халвора и его магов и отдал им приказ сотворить невероятное колдовское заклинание, которое стерло бы войну из истории планеты. Корсибара и его сестры якобы никогда не существовало. Те, кто погиб, умерли якобы от других причин, а не на поле боя. Никто не должен помнить о войне, даже сами маги, которые стерли ее из людской памяти, никто, кроме самого Престимиона, Гиялориса и Септаха Мелайна. И лорд Престимион якобы получил корону Горящей Звезды сразу же после конца правления Пранкипина, а никакого Корсибара не было.
— Теперь вы знаете все, — произнес Престимион.
Он снова дрожал, и лоб его пылал, как в лихорадке. — Я думал, что исцеляю мир. Вместо этого я его разрушал. Я открыл врата безумию, которое сейчас его пожирает и полную меру которого я только сегодня осознал.
Тут впервые заговорила Вараиль:
— Ты? Но как, Престимион? Как?
— Ты знаешь, как это бывает, Вараиль, когда жаркое солнце беспощадно посылает лучи и согревает воздух, а воздух поднимается, как и положено нагретому воздуху, и оставляет за собой разреженную зону? Холодные вихри прилетают, чтобы заполнить эту пустоту.
Вот я и создал такую пустоту в умах миллиардов людей.
Я изъял большой пласт реальности из их памяти и ничего не дал им вместо него И, рано или поздно, туда проникли холодные вихри. Не во все умы, но во многие. И этот процесс продолжается.
— Мой отец… — тихо произнесла она.
— Да, твой отец. И очень многие другие. Во всем этом виноват я. Я хотел исцелить, но…
Он осекся и не смог продолжать.
Через некоторое время Хозяйка произнесла:
— Подойди сюда, Престимион. — Она протянула к нему руки.
Он подошел к ней, опустился на колени, прижался щекой к ее бедру и закрыл глаза. Она обнимала его, гладила по голове, как много лет назад, когда он был маленьким мальчиком и умирал кто-то из его любимых домашних животных, или он терпел неудачу в стрельбе из лука, или отец слишком резко разговаривал с ним. Она всегда умела его утешить в те годы, и теперь утешала его, облегчала его страдания не только как мать, но и данной ей властью Хозяйки Острова, властью отпускать грехи, властью прощать.
— Мама, у меня не было другого выхода, — сказал он глухим, сдавленным голосом. — Война оставила после себя великие обиды. Они вечно омрачали бы мое царствование.
— Я знаю. Знаю.
— И все же — посмотри, что я наделал, мама…
— Ш-ш-ш. — Она крепче обняла его. Погладила по голове. Он ощутил силу ее любви, силу ее души. И начал успокаиваться. Еще через некоторое время она сделал ему знак встать. Она улыбалась.
Вараиль сказала:
— Ты сказал нам с самого начала, что это должно остаться тайной. Ты по-прежнему так считаешь? Не следует ли тебе открыть миру правду, Престимион?
— Нет. Никогда. Это только усугубит положение. — Теперь он несколько успокоился, почувствовал себя очищенным признанием, дрожь и лихорадка покинули его, в голове начало проясняться, хотя то, что он видел с обручем Хозяйки на голове, не покидало его. Он сомневался, что когда-нибудь сможет это забыть. Но то, что предлагала Вараиль, казалось ему невозможным. — Не потому, что это выставит меня в дурном свете, — сказал он, — хотя так, конечно, и будет. Но громоздить одно замешательство на другое, отнять то слабое представление о подлинной реальности, которое еще могло сохраниться у людей… — я не могу, Вараиль! Ты ведь понимаешь, да? А ты, мама?
