Кембрийский период (Часть 1 — полностью, часть 2 — главы 1–5) - Коваленко (Кузнецов) Владимир Эдуардович
— Может, и отвели, — буркнула под нос, а кто хочет — расслышат, — только не наставница. Ну не умеет она глаза отводить, даже листик монеткой не обернёт. Видимость — не её, она настоящее делает, ясно?
Крыть было нечем. Получалось — Немайн даже до шишки на лбу Кэррадока не сглазила! Разве заставила отстать, чтоб меньше славы получил. И то — не докажешь. Анна не забыла усилить доказательство. Спросила, под каким деревом рыцарь нашёлся.
— Под вязом.
— Не ольхой? Грушей, сливой? Ручья рядом не было? Нет? Так при чём здесь может быть Немайн?! Она что, всемогуща?
После чего ушла в злые мысли. Поняла-то больше, чем сказала. А именно — что сэра Кэррадока ветка вяза спасла. Не доскакал он до битвы, вот жив и остался — поцелуй Немайн обозначал человека, которого должны убить. Не обрекал, даже не метил. Но люди, не знакомые с искусством, часто путают предсказание с проклятием. И обречённо прут вперёд, вместо того, чтобы остановиться и выбрать другой путь. Русоволосый богатырь и тут показал себя дураком — остановился, подумал — и ломанулся помирать. Но кто-то за него выполнил оговорку — если не помешают. Вот, помешали. Кто? Вяз — дерево Мабона, бога Солнца, мужского плодородия, юности и искусств. Значит, Мабон и помешал. Зачем? Помогал? Не заметно! Коли Немайн будущих мёртвых перед боем метит, так всех. Как-то шесть тысяч воинов перецеловала, всё ополчение Коннахта — так войско в поход и не пошло. Но в бою убили четверых! И сиду чуть опять не судили… Так вот чего тот добивался — рассорить Немайн с Диведом! Только зачем?
Сам сэр Кэррадок перешёл из состояния транспортабельного в самоходное — начал неуверенно ковылять. Хотя голова временами кружилась. Ну, после контузии присесть вдруг на травку не стыдно. А вот попадаться на глаза Немайн… Ни обхождением, ни в бою себя показать не сумел. Может, и товарищи полегли потому, что он вовремя не прикрыл спину, не сдержал лишнего врага… Четверо. Груз неисполненного долга едва можно было вынести. Анна взвалила еще, рассказав о метке Неметоны. О том, что если бы он добрался до леса — погиб бы. Точно. А те четверо — жили. Точно. Вот только ведьме Кэррадок не верил. Не верил! Но внутри свербило сомнение — не прокляла ли его Немайн тем поцелуем? Не назначила ли жертвой в оплату за бескровную победу? Он не хотел в это верить. Он хотел взглянуть в рассветные глаза своей любви, и увериться, что это — ложь. Вот только не смел… Не мог. Лишившись последней радости — обожать издали.
Командующий тоже отмалчивался. Говорить было поздно. Только что чуть не зарезал без суда невиновную. Добровольцы с холмов перестали быть частью армии, слонялись вокруг, изображая зевак. Вилис-Кэдманы гордо караулили свою сиду, рядом с викингами. Прочие воины, даже рыцари, явно показывали отношение. Выполняли команды с долгой задержкой, как будто всякий раз вспоминали, что их недостойный командир всё-таки назначен королём, и ему должно подчиниться.
Оставалось — выполнять свою работу. Например, разобраться с разбойничками…
Мужчин среди уцелевших красных курток оказалось не больше половины. Остальные — женщины и дети — включая пару исчезнувших было местных девок. Из-за которых король так подгонял. Короткий разговор показал — насильно их к себе «фэйри» не затягивали. Посветили добром и музыкой, да лёгкой жизнью грабительских подружек. Этих сразу отделили в сторонку. Ничего хорошего им не светило — позор местный клан предпочитал смыть кровью. Не без суда, но до суда.
Что касается прочих — сэр Эдгар отдал приказ красных курток предать мечу. Не вышло. Викарий встал между обречёнными и палачами. А авторитет у командующего был уже не тот, что перед боем. Теперь все ошибки и потери припоминали уже ему.
— Без суда — это убийство.
И без толку бешено смотреть в глаза. Подумаешь, животная злоба. Викарий не такие взгляды выдерживал.
— Любишь судить? Будь по твоему, повесим по суду, — сэр Эдгар ещё помрачнел, хотя казалось, дальше уж некуда, — Пусть поживут часок, зная… Тебе ж мараться в чернилах. Это дело о разбое, не церковное. Я судья, ты секретарь. Ну и по человеку от клана, от каких есть — видоки.
— А Немайн?
— А кто она такая?
Хоть так принизить сиду хотел. А вышло — напомнил. Совсем не викарию — пленным. Которых и за живых уже не числил.
Викарию хватило одного взгляда, чтобы признать — в составе суда святой и вечной делать нечего. Пусть отдохнёт. Немайн если кого и напоминает, так дневную сову. Взъерошенная, даже уши под разными углами торчали. Ходит, хромая на обе ноги и подпираясь посохом, недоумённо осматривается. Будто божий мир не узнаёт. Пожалуй, ей больше всех досталось. Подряд — дневной переход, пир, бой. Потом — обрабатывать раны куда труднее, чем наводить порядок да сторожить пленных. И отоспаться не дали! Воистину полухристиане. Приняли помазанницу божию за какое-то своё полузабытое варварское божество — не удивительно. Это не благодать святой, но что-то похожее, на дикие души действовать должно сильно. Так же, не посмотрев, что она во Христа верует, сами чуть кресты не поснимали. При первой неудаче — обвинили во всём и полезли рвать на части. Подлое свойство, но — человеческое. Греки тут не лучше. А он, между прочим, не миссионер, не капеллан, а всего-то чиновник в сутане! Чернильная душа курии. А вот занесло… Хорошо, безотказный бюрократический приём — отложить — сработал великолепно и здесь! И командующий попал в свои же силки…
Вот теперь багрянородная равнодушно обводит взглядом маленькую толпу обречённых, которых тычками копий заставляли встать перед высоким присутствием. Те ждущую их судьбу чуют, но всё равно шарахаются от маленькой фигуры в бело-кровавом одеянии. Которое она так и не успела сменить после операций и перевязок…
Викарий не видел, как в глазах черноволосой «фэйри» с грудным ребёнком на руках при имени «Немайн» вдруг вспыхнул огонь. И вздрогнул, когда та бросилась сквозь конвой, даже не успев получить удар копьём в спину. К сиде. В ноги.
Клирик отрешённо размышлял о том, что средневековых людей понять ему не суждено. И о том, как жить, вернее, выживать в этом бедламе? Уйти в лес? Или в болота, как озёрные. Сидеть тихо. И проживать тот ресурс, который Сущности заложили в ушастое тело. Если точно по описанию расы — лет шестьсот от совершеннолетия. И то вместо банального старения — тяга на заокраинный запад. И уход туда же в качестве смерти. Скучно. Но, может, получше такого вот веселья?
