Хитрости Локка Ламоры - Линч Скотт (электронная книга .TXT, .FB2) 📗
Одним богам ведомо, сколько времени он оставался бы там, окаменелый от горя, если бы в соседней комнате не застонал Жан.
Локк, вздрогнув, очнулся, бережно опустил голову Клопа на пол, с трудом встал и подобрал Злобную сестрицу. Медленным, неверным шагом войдя в гардеробную, он высоко замахнулся и изо всех оставшихся сил ударил топориком по заколдованной руке, лежащей между мертвыми братьями Санца.
Когда лезвие врезалось в иссохшую плоть, бледное голубое свечение вокруг кривых букв чуть померкло, и в тот же миг Жан шумно, судорожно вздохнул. Истолковав это как обнадеживающий знак, Локк принялся методично, яростно рубить проклятую руку на мелкие кусочки – кромсал сморщенную кожу, крушил хрупкие кости, пока не распались все черные стежки, которыми было вышито имя Жана, и голубое свечение не погасло окончательно.
Несколько долгих мгновений он неподвижно стоял над телами Кало и Галдо, потом за спиной у него тяжело завозился Жан.
– Будь оно все проклято… Клоп… – Толстяк кое-как поднялся на ноги и испустил надрывный стон. – Прости меня, Локк, прости, богов ради. Я не мог… даже шевельнуться.
– Ты ни в чем не виноват, – проговорил Локк с такой мукой, словно звук собственного голоса причинял ему нестерпимую боль. – Это была смертельная ловушка. На том, что здесь оставили для нас, было твое имя. Они знали, что ты сюда вернешься.
– Ты про… про отрубленную руку? Человеческую кисть с вышитым на ней моим именем?
– Да.
– «Хватка висельника», – пробормотал Жан, уставившись на крошево сухой мертвой плоти и тела братьев Санца. – В свое время я читал про такой магический прием. Похоже, он действует…
– Да, обездвиживает тебя, – бесцветным голосом продолжил Локк. – После чего убийца, прятавшийся наверху, спускается в подвал, чтобы пристрелить Клопа и разделаться с тобой.
– Всего один?
– Да, всего один. – Локк тяжело вздохнул. – Жан, нужно подняться в храм. Светильное масло… будь добр, принеси его сюда.
– Светильное масло?
– Все, что есть. Быстро!
В кухне Жан на несколько секунд задержался у тела Клопа – упал на колени, закрыл ему глаза и сотрясся в беззвучных рыданиях. Потом тяжело встал, смахивая с лица слезы, и бросился выполнять распоряжение товарища.
Локк выволок в кухню труп Кало Санцы, уложил возле стола рядом с Клопом, сложил ему руки на груди и прикоснулся губами к холодному лбу. Мужчина в углу заворочал головой и застонал. Локк с размаху пнул его в лицо и вернулся в гардеробную за телом Галдо. Через пару минут оба близнеца лежали посреди разгромленной кухни, и Клоп между ними. Не в силах выносить остекленелый взгляд мертвых друзей, Локк накрыл тела шелковыми скатертями из разоренного буфета.
– Клянусь, я совершу посмертное приношение, братья, – прошептал он, стоя на коленях над тремя трупами. – Такое приношение, которому подивятся сами боги и при виде которого духи всех каморрских герцогов и кап почувствуют себя жалкими нищими. Великое приношение кровью, золотом и огнем. Я клянусь в этом именем Азы Гийи, принимающей всех нас в свои владения, именем Переландро, укрывавшего нас в своей обители, именем Многохитрого Стража, кладущего палец на чашу весов, когда взвешиваются наши души. Я клянусь в этом отцу Цеппи, защищавшему и оберегавшему нас. И прошу у вас прощения, что не сумел сделать то же самое.
Усилием воли Локк заставил себя подняться на ноги и заняться делом.
В гардеробной он собрал несколько старых костюмов, валявшихся по углам, и все уцелевшее содержимое гримировального сундука: с десяток накладных усов, пару фальшивых бород и банку театрального клея. Все это он свалил в кучу во входном коридоре, а затем заглянул в хранилище. Как и следовало ожидать, там не осталось ничегошеньки: ни единой монетки в колодцах и на полках. Несомненно, мешки с деньгами, ранее погруженные на телегу, тоже бесследно исчезли.
В спальных комнатах в глубине подвала Локк собрал одеяла и простыни, пергаменты, книги и свитки. Все это он сложил грудой на обеденном столе. Наконец он – в окровавленной одежде, с окровавленными руками – встал над бесчувственным телом черноволосого мужчины, дожидаясь Жана.
6
– Давай открывай глаза, – велел Локк. – Я знаю, ты меня слышишь.
Слуга Серого короля моргнул, сплюнул кровью и заелозил по полу ногами, пытаясь забиться подальше в угол.
Локк неподвижно смотрел на него сверху вниз. Положение вещей казалось совершенно противоестественным. Убийца был крепкий, мускулистый мужик, на голову выше Локка, а Локк, и всегда-то не боги весть какой грозный с виду, после всех событий сегодняшней ночи выглядел совсем задохликом. Но все самое страшное, что было в нем, сейчас сосредоточилось в его глазах, с холодной, лютой ненавистью буравящих убийцу.
Жан стоял в паре шагов позади товарища, с перекинутым через плечо мешком и заткнутыми за пояс топориками.
– Жить хочешь? – спросил Локк.
Мужчина не ответил.
– Вопрос простой, и я спрашиваю во второй и последний раз: жить хочешь?
– Я… да, – прерывисто прошептал слуга Серого короля.
– Прекрасно. Тем приятнее мне будет лишить тебя такого удовольствия. – Локк опустился на колени и достал из-за пазухи маленький кожаный мешочек, висевший у него на груди. – Когда-то давно, – медленно произнес он, – когда я стал достаточно взрослым, чтобы осознавать свои поступки, я раскаялся в убийствах, вольно или невольно мной совершенных. И даже после того, как я погасил свой долг, я все равно всегда носил на груди вот это – как напоминание.
Резким движением Локк сорвал мешочек с шеи и достал из него акулий зуб. Потом вложил зуб вместе с мешочком мужчине в ладонь и силой согнул его переломанные пальцы. Тот весь скорчился и завопил от боли.
– Но теперь… – продолжал Локк, – теперь я снова стану убийцей. И буду убивать, пока в живых не останется ни одного прислужника Серого короля. Ты слышишь меня, скотина? Я расправлюсь с картенским магом, расправлюсь с Серым королем, и даже если все силы Каморра, Картена и самого ада пойдут на меня, я не остановлюсь – лишь больше трупов оставлю на своем пути к твоему хозяину.
– Ты сумасшедший, – прохрипел мужчина. – Тебе никогда не одолеть Серого короля.
– О, я сделаю и больше, не сомневайся. Все планы, которые он вынашивает, я расстрою. Все цели, к которым он стремится, я уничтожу. Все, ради чего ты убил моих друзей, исчезнет без следа. Все до единого люди Серого короля умрут понапрасну, начиная с тебя.
Жан шагнул вперед, схватил убийцу за шиворот и поволок в кухню, не обращая внимания на вопли о пощаде. Там он швырнул его на пол у стола рядом с тремя телами, и объятый ужасом мужчина пришел в еще сильнейший ужас, почуяв густой запах светильного масла.
Ни слова не говоря, Жан с размаху саданул круглым бойком топорика убийце по правому колену – тот дико взвыл от боли. Второй сокрушительный удар раздробил ему левую коленную чашечку. Мужчина тяжело перекатился на бок и весь скрючился в попытке защититься от следующих ударов – но таковых не последовало.
– Когда увидишь Многохитрого Стража, – негромко проговорил Локк, вертя что-то в руках, – передай ему, что Локк Ламора учится медленно, но уясняет крепко. А когда увидишь моих друзей, скажи им, что за тобой последуют многие.
Он разжал пальцы, и на пол упал узловатый темно-серый шнур с распущенными белыми волокнами на одном конце. Алхимический фитиль. При соприкосновении с воздухом белые нити через несколько секунд воспламенялись, поджигая медленно горящую толстую оплетку. А упал шнур прямо в лужу светильного масла, разлитого на полу.
Локк с Жаном быстро поднялись по лестнице, ведущей в старый каменный храм, и с грохотом захлопнули за собой крышку потайного люка.
В стеклянном подземелье у них под ногами разгорался огонь.
И сквозь рев пламени слышались истошные человеческие вопли.
Интерлюдия
История про игроков в ручной мяч
Ручной мяч – старинная теринская игра, столь же любимая жителями южных городов-государств, сколь презираемая вадранцами, обитающими на севере своего королевства (хотя вадранцы-южане ничего против нее не имеют). Ученые мужи скептически относятся к распространенному мнению, будто игра зародилась в эпоху Теринского владычества, когда безумный император Сартирана забавы ради перекидывался со своими подданными отрубленными головами преступников. Однако с решительным опровержением они не выступают, поскольку умалять зверства, творимые тогда, можно лишь на основании твердых доказательств, каковых не имеется.
