В ожидании зимы (СИ) - Инош Алана (книги онлайн полные версии .txt) 📗
Она поднесла дорогой подарок – набор посуды из заморского синего стекла, оправленного в золото и горный хрусталь: кувшин, пять кубков, семь чарок и большое блюдо.
Княжна Светолика, загадочно улыбнувшись, поцеловала Дарёну в щёку и сказала:
– Я вам с Младой подарки чуть позже поднесу, ладно? После обеда катанье на льду будет, вот тогда и поднесу… Моё изобретение.
С этими словами княжна, напустив на себя ещё более таинственный вид, многообещающе двинула бровью и подмигнула, а Дарёна вновь ощутила в груди жар смущения. Наследница престола оказалась совсем не спесивой и не высокомерной – напротив, улыбчивой и весёлой до простоты, и её синеглазый задор вкупе с золотыми локонами смутно напомнил Дарёне, как это ни странно, о Цветанке.
– Любопытно узнать, что ты там опять изобрела, – с усмешкой молвила княгиня. И пояснила для Дарёны: – Светолика у нас – мастерица придумывать и делать разные диковины. Откуда только задумки берутся…
– Образы всех этих «диковин», государыня, витают в воздухе, – ответила княжна. – Надо их только оттуда без ошибок выловить – это самое трудное. А изготовить не так уж и трудно, как кажется.
– Хм, прямо-таки в воздухе? – удивлённо двинула бровями Лесияра. – Во сне, что ли, ты их видишь?
– Ну… не совсем во сне. – Светолика явно затруднялась подобрать слова, да и весёлая обстановка праздника не вполне располагала к учёным беседам. – Но одно я полагаю точно: некоторые из этих вещей – из другого времени. Из будущего.
– Вон оно что, – задумчиво кивнула Лесияра. – Ну что ж, покажешь нам твою новую диковинку.
– Это, право же, сущая безделица… Для увеселения, – вдруг посерьёзнев и заложив руки за спину, пояснила Светолика.
– Душевно повеселиться – тоже хорошее дело, – молвила правительница Белых гор.
А Дарёна ощутила в груди прохладное бурление пузырьков восторга… Может быть, Лесияра и все остальные не особенно верили в то, что Светолика «ловила» свои изобретения в мутных водах реки времени, но у девушки мысль об этом вызвала холодящее, отрывающее от земли волнение. Она убедилась: Белые горы – земля чудес, здесь возможно всё. Так почему бы нет?.. Наверно, Светолика прочитала всё это во взгляде Дарёны, потому что на её лице засияла в ответ открытая, солнечная улыбка.
*
Юную княжну Любиму сопровождали две няньки и дружинница Ясна, от которых она всё время норовила улизнуть. Её влекли к себе зажаренные целиком на огне костров кабаньи и оленьи туши, а постоянные одёргивания нянек – «нельзя», «обожжёшься», «озябнешь», «упадёшь», «испачкаешься» – раздражали. Эти дебелые, неповоротливые в многослойных нарядах тётки, пыхтя и отдуваясь, гонялись за ней и внушали, что настоящая княжна должна быть степенной и скромной, а не носиться повсюду, как глупая собачонка, но Любима жаждала именно того, от чего её пытались оградить. Ясне она была благодарна за то, что та ограничивалась спокойным и зорким наблюдением издали и не суетилась, как эти одышливые, квохчущие над нею дуры.
Сегодня она хотела быть особенно непослушной. У сердца поселился горько-жгучий комочек, который начинал жалить её до слёз, когда девочка видела свою родительницу вместе с Жданой. День приезда этой женщины стал для Любимы чёрным: раньше она чувствовала себя безраздельной владычицей сердца государыни, и только ей предназначался этот особый, нежный взгляд, которым родительница стала смотреть теперь и на Ждану. В прежние, прекрасные времена княгиня всегда устремлялась по вечерам к Любиме, чтобы проследить, как она умывается перед сном, покачать на колене и рассказать на ночь сказку; сейчас княжне приходилось подолгу ждать, когда родительница всласть наговорится со своею Жданой, а уж потом соизволит заглянуть к ней, уже умытой и уложенной в постель, только чтобы поцеловать и шепнуть несколько слов. Даже сказки Лесияра стала ей рассказывать редко, а всё потому что «поздно, спать уж пора». Любиме хотелось крикнуть: «Сначала побудь со мной, а потом иди к своей Ждане и сиди с ней, сколько влезет! Она взрослая, ей не надо рано идти спать – может и подождать», – но слова эти застревали в горле горько-солёным комом. Она пыталась вмешиваться и пресекать эти ненавистные свидания: забегала в покои, где родительница нежно ворковала с гостьей, вскарабкивалась к ней на колени и просила: «Покачай меня!» Лесияра, впрочем, никогда не прогоняла её и всегда относила на руках в её комнату, и снова как будто ненадолго возвращалось прошлое – со сказками, катанием верхом на колене и умыванием. Любиме очень нравилось, когда родительница сама нежно промокала ей лицо и руки полотенцем, а без этого ей даже плохо засыпалось. Ждана, правда, иногда портила их единение, лезла со своими ласками, явно стараясь подружиться, но лучше бы она этого не делала. Любиме была нужна только государыня, и она не хотела её ни с кем делить – даже с матерью Дарёны.
Поджаривание огромных туш было очень захватывающим зрелищем: они истекали соком, который дюжие поварихи из крепости собирали в ковшики на длинных ручках и снова поливали им блестящие, подрумяненные до коричневой корочки глыбы мяса. Прожарить их на костре, разведённом под открытым небом, было большим искусством, а ещё на это требовалась целая прорва дров.
– Что, мясца хочешь? – прогудел вдруг над Любимой грудной, словно доносившийся из недр земли голос.
Это была Правда – суровая, исчерченная шрамами начальница кухни в крепости Шелуга, обутая в высокие сапоги и туго опоясанная широким кожаным ремнём с пристёгнутым к нему кинжалом. Любима видела её прежде пару раз, когда бывала с родительницей на рыбалке на озере Синий Яхонт; княжна всегда находила эту женщину-кошку очень внушительной и страшной, дичилась и пряталась от неё. Однако тогда Любима была маленькой, а с тех времён много воды утекло. Сейчас она, храбрясь, устояла на месте и ответила:
– Да!
– Ну, давай попробуем, – усмехнулась Правда.
Она срезала с туши пластик самого прожаренного, верхнего слоя, подхватила Любиму на руки и поднесла его к её рту. Мясо, насаженное на острие огромного ножа, пахло пряными травами и исходило на морозе вкусным парком.
– Тихонько… Горячо, – заботливо пробасила Правда. – Подуй, потом кусай помаленьку…
Что за блажь владела Любимой, думавшей прежде, что Правда – жуткая? Глупость малолетняя, не иначе. Её глаза оказались совсем не страшными: в их мрачноватой, окутанной чёрными как смоль ресницами глубине поблёскивали ласковые искорки, а пересечённые шрамом губы улыбались вполне добродушно. Осторожно отщипывая горячее мясо маленькими кусочками, Любима заворожённо изучала вблизи все эти боевые отметины, покрывавшие Правду в изобилии. Один крупный шрам, начинаясь над бровью, уходил глубоко в её тёмные с проседью волосы, заплетённые в короткую косичку; другой, срезав мочку уха, проходил по краю нижней челюсти; все прочие, мелкие и тонкие, складывались в причудливый рисунок на лице начальницы кухни.
– Откуда у тебя столько рубцов? Ты часто дерёшься со своими стряпухами? – шёпотом спросила княжна, внутренне содрогаясь и с холодком ожидая, что Правда рассердится за этот вопрос.
Но Правда не рассердилась, а только усмехнулась.
– Я, лапушка моя, не всегда на кухне-то работала. Помотало меня по разным войнам иноземным… Страшно я выгляжу, а что поделать? И всё ж нашлась славная девушка, которая полюбила меня такой – ничего, живём, пятерых дочек вырастили. Не за красу лица любят, так и знай, моя хорошая.
Тут с оханьем подскочили няньки и принялись осаждать Правду:
– Ты, страхолюдина! А ну, отпусти её! Это тебе не просто девчушка, а сама княжна Любима!
Чёрные, схваченные инеем седины брови Правды сдвинулись.
– Чего квохчете, клуши? Без вас знаю, кто она такая. Не видите, что ль – дитё кушает?.. Вот доест, так и отпущу. Прочь пошли, бабки!
– Ка-а-акие мы тебе бабки? – ахнув, возмутились няньки, круглые в своих одёжках, как рыхлые кочаны капусты. – Где ты тут ещё бабок каких-то увидела? А яств, вон, столы полны, аж ломятся! Слезай, госпожа, нечего тут тебе делать… Ежели кушать хочешь, так за стол пойдём, там всего вдосталь!
