Осторожно, женское фэнтези - Шевченко Ирина (список книг txt) 📗
— Правда, — ответил эльф. — Вы не оставите меня с моим другом, доктор?
— Конечно, — согласился Грин. — Пойдемте, Бет.
— Вы не поняли, — Грайнвилль покачал головой. — Друг, с которым я хочу пообщаться, — Элизабет.
Целитель перевел на меня вопросительный взгляд, и я кивнула: да, это мой друг. Пусть до сего дня я неоднократно сомневалась в этом, но у меня больше нет причин не доверять тому, кому эноре кэллапиа разрешает чесать ему лоб. Но каким образом он, будучи мужчиной, «колючим», может так тесно общаться с единорогом? Как я знала, для эльфов дивные создания в этом вопросе исключений не делали.
— Таких, как я, называют говорящими с миром, — сказал Грайнвилль, когда за Грином закрылась дверь — Эноре кэллапиа не видят в нас ни женщин, ни мужчин, ни целомудрия, ни разврата…
— Пф-ф-ф! — не согласился единорог.
— Видят, но не придают этому значения, — исправился эльф. — Мы одинаково чувствуем мир — это главное.
— Ясно, — усмехнулась я, прикидывая, сам ли он догадался, о чем я думаю, или меня единорог сдал. — Я никогда не слышала о говорящих с миром.
— Это тоже не тайна, — сказал эльф, словно продолжал наш предыдущий разговор. — Люди изучают нас, наш язык и культуру, но многое проходит мимо них. Говорящие не несут вашему народу ни угрозы, ни выгоды, поэтому неинтересны. Упоминания о таких, как я, можно найти в ваших учебниках, но чаще они встречаются в сказках и легендах.
И, судя по всему, Грин эти сказки читал. Нужно и мне заняться изучением мифологии. Кажется, там можно найти больше ответов, чем в научных трудах.
— Что еще умеют говорящие? — спросила я эльфа.
— Мы чувствуем мир, — пожал он плечами. — Но не можем влиять на происходящее в нем. Мы лишь созерцатели. Бесполезный дар с вашей точки зрения.
— А с вашей?
— Это приятно, — сказал Грайнвилль, подумав. — И помогает в общении. Похоже на эмпатию, но иной принцип формирования ощущений. Я не улавливаю эмоций отдельного существа, но чувствую, как реагирует на него мир.
Он умолк и долго смотрел на меня, прежде чем сказать то, из-за чего просил Грина нас оставить:
— Ты заставляешь мир волноваться, Илси. Он даже из-за изменяющейся реальности так не волнуется. А еще я помню твои слова. Ты сказала, что должна его спасти. И я думаю, он этого ждет.
— И?
— Это все. Я решил, что должен тебе сказать, если ты не знаешь или забыла.
Забудешь тут. Я тяжело вздохнула… Вздрогнула и ошалело уставилась на Грайнвилля.
— Что ты сказал об изменяющейся реальности?
— Что мир реагирует на это не так остро, как на тебя.
— Но откуда? Откуда ты знаешь? Чувствуешь? Или…
— Чувствую. И «или» тоже. Наши маги заинтересовались происходящим в академии и пришли к выводу, что кто-то спровоцировал искажения.
— И вы никому не сказали?!
— Нас не спрашивали, — удивился моему негодованию эльф. — А мы не вмешиваемся в ваши дела.
— Но изменения могут отразиться и на вас тоже! Нарушен ход событий, искажения коснутся каждого!
— В какой-то мере, — согласился он. — Но наш народ не настолько связан с вашим, чтобы изменение судьбы одного из людей существенно повлияло на нашу жизнь.
— Так вы думаете, что кто-то из людей изменил свою судьбу? — спросила я, успокаиваясь и решив хотя бы информацией разжиться, раз уж помогать нам эльфы не собираются.
— Да. Один человек, одна судьба. Искажению подвергся короткий промежуток времени. От двадцати до пятидесяти лет.
— Это, по-твоему, короткий?
— По-моему, короткий, — кивнул он. — Но для человека — целая жизнь.
В следующие полчаса я окончательно убедилась, что с эльфами каши не сваришь, а если что и получится, лучше скормить это варево врагу, дабы издох в муках. Искажения они заметили, причину их определили, но человеческую магию они не изучают, запрещенную — тем более, а все, что связано с драконами, — или не наше, людей, дело, или, наоборот, наше, но эльфы об этом знать ничего не знают. Не только говорящие с миром, все они — созерцатели. Но я все же собиралась рассказать о том, что узнала, Оливеру.
О Грине за время затянувшегося, но бесполезного разговора я позабыла, а между тем доктор честно дожидался меня у ворот под начинавшим накрапывать дождиком. В компании леди Каролайн, естественно. Будучи оба телекинетиками, они развлекались, отгоняя от себя дождевые капли. Видно, решили порисоваться друг перед другом и наплели такого, что в глазах рябило: двойной контур, опора на воздух, концентрация на вертикально движущихся объектах, каждый из которых нужно зафиксировать в полете и отодвинуть на заданное расстояние…
В тот же миг, как я осознала, что вижу чужие чары, все пропало. Остался только дождь. И пустота, которую я вдруг почувствовала так остро, что пришлось закусить губу и зажмуриться с силой, чтобы не расплакаться.
— Что-то случилось, Бет?
Я выдавила улыбку и покачала головой.
Все хорошо, доктор. Как всегда.
В ректорской приемной на месте секретаря сидела незнакомая мне женщина неопределенного возраста. Не определялся он в интервале от «тридцать с хвостиком» до «столько не живут» — в зависимости от того, хотела ли обладательница миниатюрной фигурки, длинного носика и льняных буклей добавить себе годков для солидности с помощью огромного количества белил и румян или же, напротив, молодилась таким образом.
В нежно-сиреневом костюмчике, украшенном без меры рюшами, смотрелась она в строгом интерьере приемной фиалкой, неведомо как расцветшей на гранитной плите. Но только я, поздоровавшись и представившись, хотела пройти мимо нее в кабинет ректора, фиалка перевоплотилась в гибрид змеи и овчарки, обладающий к тому же некими магическими способностями, позволившими ей выстроить между мной и дверью Оливера невидимую стену, чтобы вдоволь на меня пошипеть и полаять. Высказав все, что думает о невоспитанной молодежи вообще и обо мне в частности, дама пыталась записать меня на прием к милорду Райхону «в будущий вторник и не раньше». Я отказалась. Лже-фиалка немного подумала и милостиво разрешила подождать, пока она освободится, чтобы доложить о моем приходе, после чего принялась с важным видом перебирать бумажки. Скандалить не хотелось, и я собиралась дождаться, пока она наиграется во владычицу врат, но внезапно вспомнила, что являюсь штатным протоколистом специальной комиссии, о чем немедленно сообщила запудренной даме. Та враз превратилась из овчарки в курицу и закудахтала, что знать не знает ни о каких протоколистах, но, если таковые имеются, милорд ректор должен был поставить ее в известность. Раскрыла толстый блокнот и уставилась на первую страницу. По затянувшейся паузе стало понятно, что если не о протоколисте, то о некой Элизабет Аштон эту клушу точно предупреждали.
Стена исчезла, и я беспрепятственно прошла в кабинет.
Оливер работал. В прямом смысле с головой закопался в бумаги, так что от входа видна была только его макушка.
— Добрый день, Элизабет, — поздоровался он, не поднимая головы. — Простите, мне нужно еще минут десять, чтобы закончить… или двадцать… Без Джерри я совсем запутался…
— Доктор Грин говорит…
— Да, я был в лечебнице, — судя по уверенно звучащему голосу, с потрясением милорд Райхон уже справился и не позволял себе раскиснуть снова. — Он выкарабкается, не сомневаюсь. Но я к тому времени рискую сойти с ума без толкового секретаря. Видели, какое сокровище подыскал мне мистер Крафт?
Делиться впечатлениями от «сокровища» я не стала. Присела в кресле у чайного столика и задумалась о жизни, в которой все так сложно и перепутанно.
Освободился ректор через полчаса. Может, и не закончил всё, что планировал, но сгреб решительно бумаги и отодвинул на край стола. Поинтересовался, не хочу ли я кофе, а узнав, что хочу, спросил, не возьму ли я на себя труд его сварить, так как доверять эту миссию даме в приемной ему не хотелось.
Известие об осведомленности эльфов его не удивило, а мои выводы, что ту осведомленность можно только принять к сведению, были в целом одобрены. Говорить снова стало не о чем, но Оливер сказал, что назначил на сегодня совещание комиссии, и предложил переждать оставшиеся два часа у него, если у меня нет других дел.
