Тысяча Имен - Векслер Джанго (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
Наступило долгое молчание. Затем Джен плеснула себе бренди и подняла стакан.
— За Адрехта! — произнесла она.
Винтер положила руки перед собой на столешницу и сделала глубокий вдох.
— Так. Нам нужно поговорить.
— Я знаю, — ответила Бобби едва слышно. Она сидела, сжавшись, втянув голову в плечи, неотрывно глядя на лампу, которая стояла посреди стола. — Я думаю… — Наступила долгая пауза. Потом Бобби подняла голову, и Винтер с изумлением увидела, что в глазах ее блестят слезы. — Я думаю, что схожу с ума! — на одном дыхании выпалила она.
Лицо у девушки было изможденное, осунувшееся, и мешки под глазами недвусмысленно говорили о бессонных ночах. Феор сидела рядом с ней, уложив сломанную руку на груду подушек.
Они находились в верхней комнате хандарайской таверны — единственной разновидности предпринимательства, которая с живучестью тараканов выдержала и владычество искупителей, и возвращение ворданаев. Обстановка в комнате была, как в большинстве таких заведений, самая заурядная — несколько тощих подушек да низкий дощатый стол, — но Винтер хотела не столько уюта, сколько возможности уединиться. Она задобрила деньгами служанку, чтобы та никого больше не проводила на крохотный второй этаж таверны.
Винтер позволила себе осторожно усмехнуться:
— Почему ты так говоришь?
— В бою со мной что–то произошло, — сказала Бобби.
— Тебя подстрелили — ты это имеешь в виду?
— Вначале я так и думал. Тогда в самом деле было похоже на то, что меня подстрелили. — Бобби с несчастным видом помотала головой. — Помню, как мне подумалось: вот оно, случилось. Я всегда гадал, на что это будет похоже, и вроде бы оказалось не так уж страшно. Точно меня кто–то пнул ногой в живот. Я упал на спину и смотрел, как вы все уходите дальше, и попытался подняться, чтобы пойти следом, — вот тогда–то мне и стало больно. — Губы ее задрожали. — Так больно, что… даже не знаю, как описать словами. Тогда я снова лег на спину и подумал: «Ну вот, стало быть, и смерть». И закрыл глаза, а потом…
Бобби осеклась на полуслове, потому что в комнату вошла служанка, неся поднос с тремя глиняными кружками размером с полголовы каждая. Винтер, чтобы забрать свою порцию, пришлось пустить в ход обе руки. Хандарайское пиво было густое, темное и достаточно горькое, чтобы застать врасплох непосвященного. Винтер была не в восторге от этого напитка, но со временем притерпелась к нему. Бобби и Феор воззрились на содержимое своих кружек с таким видом, будто не знали, как с этим быть, и Винтер, чтобы подать им пример, сделала глоток. Никто ее примеру не последовал, и она мысленно вздохнула.
— Из того, что было после, я помню немного, — продолжала Бобби. — Одни обрывки. То и дело я просыпался и пытался понять, жив я или уже умер, потом открывал глаза, видел, как плывут надо мной клочья дыма, думал: «Нет, еще жив» — и снова закрывал глаза. В какой–то момент боль стала сильнее, настолько сильнее, что я решил — это и есть конец. Вот только потом я проснулся и обнаружил, что чувствую себя хорошо. Даже отлично. — Винтер, которая не спускала глаз с Бобби, заметила, как рука капрала невольно скользнула к тому месту на животе, где была рана. — И с тех пор мне все время что–то видится. Или слышится. Или… что–то еще. Трудно объяснить.
— Видится? — переспросила Винтер. Такого она не ожидала.
— Не то чтобы я именно вижу, — сказала Бобби. — Скорее чувствую. Как будто неподалеку что–то есть, и оно словно наседает на меня, но я не могу… не знаю. — Она уставилась в недра своей кружки. — Говорю же — я схожу с ума.
Винтер искоса глянула на Феор. Юная хандарайка пристально всматривалась в Бобби.
— Она говорит, что ей что–то видится, — перевела Винтер, и Феор кивнула:
— Она чует других, тех, кто обладает могуществом. Меня, например. И вполне вероятно, что в городе остался еще кто–то из детей Матери. Все, кого коснулась магия, способны чуять себе подобных — одни смутно, другие отчетливей, но… — Девушка вздохнула. — Как я тебе уже говорила, обв–скар–иот следовало бы соединить с той, которая с детских лет готова принять его дары. Что может обв–скар–иот сотворить с кем–то, настолько не готовым к соединению, — я не знаю.
Винтер снова повернулась к капралу, откашлялась и вдруг осознала, что не имеет ни малейшего понятия, с чего начать. Она заранее продумала этот разговор, но сейчас все старательно подготовленное в уединении комнаты напрочь улетучилось из головы. Винтер попыталась скрыть свою растерянность большим глотком пива, поперхнулась от горького привкуса и снова прочистила горло.
— Ладно, — наконец сказала она. — Дело в том, что…
И опять смолкла, оборвав себя на полуслове.
— В чем? — нетерпеливо спросила Бобби.
Винтер вздохнула:
— Ты не сходишь с ума. Хотя вполне можешь подумать, что с ума схожу .. Просто выслушай, ладно?
Капрал покорно кивнула. Винтер набрала в грудь воздуха.
— Тебя ранило при атаке на холм, — продолжала Винтер. — Это ты знаешь. После боя мы разыскали тебя, и стало ясно, что дело плохо…
— Вы обещали, — очень тихо сказала Бобби.
— Никаких мясников, — подтвердила Винтер. — Фолсом отнес тебя в мою палатку, и Графф сделал все, что мог.
— А он… — Бобби наморщила лоб, силясь придумать, как бы половчее спросить, обнаружил ли Графф ее тайну, и при этом самой ее не выдать. Винтер сжалилась над ней и кивнула.
— Я все знаю, — призналась она.
— Ох! — Глаза Бобби округлились. — А еще кто?
— Графф, само собой. И Феор.
— Так вот почему вы взяли ее с собой, — сказала Бобби. — А я‑то ломала голову. — Она замялась. — И вы… вы не…
— Мы никому не скажем, если ты это имеешь в виду.
На лице Бобби отразилось неприкрытое облегчение. Она опустила глаза и, будто бы только заметив пиво, рискнула отхлебнуть из кружки. И скривилась, распробовав вкус.
— В первый раз никому не нравится, — машинально заметила Винтер.
— Зачем же тогда пробуют во второй раз?
— Может, из неукротимого любопытства. — Она покачала головой. — Как бы то ни было, это еще не все.
— Значит, Графф залатал меня?
— Графф сказал, что ты умираешь, — ответила Винтер, — и что он ничего не может сделать. Только после того, как он ушел, Феор…
Винтер остановилась. Все–таки это был критический момент, та самая часть ее рассказа, над которой от души посмеялся бы всякий современный, цивилизованный человек. Правда, Бобби вряд ли станет смеяться — в конце концов, она сама живое свидетельство того, что произошло, — но все равно Винтер помимо воли покраснела.
— Феор излечила тебя, — выдавила она. — Магией. Я даже не стану притворяться, будто понимаю, как она это сделала.
— Магией? — Бобби посмотрела на хандарайку, и та, не дрогнув, встретила ее взгляд. — Молилась или как? Она ведь, кажется, священнослужительница…
— Нет, не молилась. — Винтер закрыла глаза. — Понимаю, что это звучит дико, но я присутствовал при этом и видел все своими глазами. Магия была настоящая, и… — Она осеклась, не в силах подобрать нужные слова, затем вновь помотала головой и сердито глянула на Бобби. — Ты же видела пятно белой кожи на животе. Оно все такое же странное?
Бобби кивнула:
— Но ведь это просто шрам или вроде того? Разве нет?
— Это не шрам. И ты знаешь об этом.
Наступило долгое молчание. Винтер и Бобби уставились на Феор, но та и бровью не повела.
— Значит… — проговорила Бобби, — значит, она волшебница?
— Говорю же, я сам понимаю не больше твоего. Феор зовет себя наатемом, дословно это означает «тот, кто прочел». Заклинание, которое она использовала, — Феор сказала бы наат, «чтение», — называется, если я правильно понял, обв–скар–иот. Кроме этого… — Винтер развела руками. — Не знаю, насколько тебя это утешит, но Феор, прежде чем взяться за дело, испросила моего разрешения. Наверное, опасалась, что ты не захочешь такой жизни. Я приказал ей действовать. Так что если ты злишься — можешь злиться на меня.
