Механические птицы не поют (СИ) - Баюн София (прочитать книгу .TXT) 📗
Я убил Кэтрин.
Поеду в Вудчестер, попрощаюсь с Уолтером. А по дороге отправлю записку в жандармерию — пусть обыщут мою лабораторию.
Я найду им Джека Потрошителя.
И да не приснюсь я Спящему в следующем Сне.
…
Следующие страницы навсегда остались пустыми.
Уолтер рассеянно погладил последнюю страницу. Спустя несколько часов, после того, как Джек написал эти слова, он появился на пороге его комнаты — с безумием в глазах и кровью на манжетах.
Только тогда он решился разбить стену между ними и разделить отчаяние на двоих — когда что-то менять стало поздно.
Но Джек не спас его от своего отчаяния — оно догнало Уолтера годы спустя, Граем в воде и словами в черном блокноте. И это едва не стоило Эльстер жизни.
Уолтер поднялся в спальню и запер дневник в саквояж. Мелькнула мысль утопить скрутку, но у него не поднялась рука, особенно теперь.
Постояв несколько секунд в проеме, тяжело опираясь на косяк, он наконец закрыл дверь и спустился, не оглядываясь — Эльстер должна была закончить.
…
На кухне пахло горелым. Уолтер не стал уточнять, чем были обугленные комки в мусорной корзине.
Они оставили окна открытыми и втроем спустились к морю. Над берегом стелился ледяной, пронизывающий ветер, и долгой прогулки не получилось. Но Уолтер все равно почувствовал себя лучше — словно шумом волн и воем ветра смыло половину тяжелых мыслей. Облегчение от последних записей Джека было одновременно желанно и постыдно — все же он писал о страшных вещах. Уолтеру хотелось оправдать цинизм, с которым брат проводил операции, победившим безумием, но последняя запись разрушила все иллюзии — Джек прекрасно понимал, что делал. И делал это, чтобы добить себя, утвердиться в мысли, что смерть Кэт — его вина.
С другой стороны, чем как не безумием, можно назвать подобный поступок?
Уолтер помнил, какие глаза были у Джека, когда он приехал в Вудчестер в последний раз. В них не было осознанности, только истерическая мольба — «Спаси меня!»
Эльстер, кажется, ни о чем плохом не думала. Она стояла на мокром песке, позволяя пене прибоя касаться носков ботинок, куталась в тонкую министрантскую куртку и улыбалась. Уолтер смотрел, как закатное солнце путается в ее волосах, как прибой шипит у ее ног, и думал, что есть вопросы, ответы на которые все же лучше не получать.
Они вернулись домой до того, как начало темнеть.
Миссис Ровли принесла газеты, и Уолтер рассеянно перебрал тонкую стопку — материала Лауры Вагнер по-прежнему не было. В сводке зарубежных новостей на последних страницах не было ничего о новых убийствах в Кайзерстате.
Значит, они действительно прекратились после его бегства. Этого было недостаточно, чтобы начать подозревать себя в причастности к преступлениям. Но ничего не значащие новости о модном показе во Флер и тревожные — о нарастающих беспорядках в Морлиссе вместо долгожданных сообщений из Кайзерстата, заставляли каждый раз испытывать мутное разочарование.
Уолтер понимал, что неизвестно, когда у них еще будет такой же спокойный вечер — завтра приедет Бен и нужно будет собирать вещи и снова отправляться в пустоту.
Он собирался доехать до Уайклоу, снять номер в гостинице и купить билеты на ближайший дирижабль, летящий неважно куда, но обязательно с пересадкой, во время пересадки купить билеты в следующий случайный город, и так до тех пор, пока они не окажутся достаточно далеко.
Еще Уолтер думал о Ха-айграт, прилегающей к Кайзерстату — там как раз зрели сепарационные настроения и в окружающем бардаке будет легко затеряться. К тому же он знал, что Альбион открыто эти настроения поддерживает, а значит, безымянный беглец с альбионским акцентом, скрывающийся от кайзерстатской жандармерии, должен вызвать больше сочувствия.
В поток его мыслей словно проник сквозняк — он почувствовал на себе чей-то тяжелый взгляд.
Он поднял глаза и замер.
Зои стояла у камина, держа в одной руке огромные портняжные ножницы, а в другой — свой шнурок, такой длинный, что лежал на полу кольцами.
— Зои? — тихо позвал он. Позади раздались острожные шаги — Эльстер вышла с кухни.
Зои смотрела на него исподлобья, и Уолтер не мог понять, что видит в ее взгляде.
Он смотрел, как она медленно обматывает шнурок вокруг запястья. Мир словно сузился, потемнел — комнаты, камина и даже самой Зои больше не было. Только ее руки — со шнурком и ножницами.
Он готовился броситься вперед, предотвращая любое резкое движение. Словно в боевом трансе — как будто перед ним враг. Или заложник, которого нужно спасти.
К счастью, Эльстер не двигалась и молчала.
Зои двигалась медленно, кольцо за кольцом наматывая шнурок. Когда она смотала примерно половину, превратив свое запястье в неряшливый клубок, взяла ножницы за второе кольцо и медленно раскрыла их.
Уолтер привстал, готовясь к броску. Но она опустила ножницы лезвиями вниз. Раздался щелчок, прозвучавший в напряженной тишине словно выстрел.
Перерезанный шнурок упал на пол. Зои проводила его пустым взглядом и разжала руки. Уолтер успел поймать ножницы за мгновение до того, как они воткнулись бы ей в ногу.
Поэтому он пропустил момент, когда она осела на пол, закрыла лицо руками и бессильно зарыдала.
Эльстер бросилась к ней. Обняла, что-то зашептала. Уолтер заметил, что когда она попыталась смотать шнурок с ее запястья, Зои вцепилась в него, как утопающая.
— Что это, чтоб меня, было?! — пробормотал он, убирая ножницы на верхнюю полку шкафа.
— Когда я ушла, она газеты рассматривала, которые фрау Ровли утром принесла, — ответила Эльстер, глядя поверх головы Зои.
Он подобрал разбросанные у камина газеты, вернулся в кресло и развернул первую.
Светская хроника, интервью с актрисой местного театра, которую пригласили в столичный мюзик-холл. Глупая сплетня об интрижке политика с женой коллеги. Что-то об урожае, прогнозы штатной Идущей, прогнозы другой Идущей о конце света.
Вторая газета почти целиком посвящалась строительству. Интервью с архитекторами, объявления о поиске бригад рабочих и бесконечная реклама — продажа и покупка материалов для строительства, услуги, а в конце — гневное интервью и фотография дома с обвалившейся крышей.
Уолтер рассеянно листал страницы, а потом бросал газету в камин.
В конце стопки обнаружился номер с новостями Уайклоу.
Он почувствовал, как в горле пересохло, а руки похолодели, словно он опустил их в таз со льдом.
На второй странице целый разворот занимала статья о связном морлисских повстанцев. Уолтер скользил взглядом по строчкам, и словно красным подсвечены были слова «террорист», «попытка задержания», «заговор», «радикальные взгляды», «яростное сопротивление», «семеро жандармов убиты». Уолтер отчетливо услышал восемь щелчков у своего виска. И понял, для кого была восьмая пуля раньше, чем пригляделся к фотографии.
«Застрелился».
Бен лежал на боку, вытянув вперед руку, почти как Эльстер на кровати в его сне. Видно было только половину лица, и Уолтер с отвращением понял, что Пишущему пришлось долго подбирать ракурс, если даже не перекладывать труп — у Бена револьвер был гораздо мощнее и вторую половину должно было изуродовать.
Даже навеки опустевший взгляд Бена, устремленный на ботинки жандармов, Пишущих и зевак, был полон мрачного, злорадного торжества. Обрывок синего знамени был обмотан вокруг его шеи, как шарф.
А может быть, как удавка.
— Эльстер, — тихо позвал он.
— Что?
Зои затихла, спрятав лицо у нее на груди, и Уолтер не решился сказать вслух, только показал разворот с фотографией.
— Это он? — ровно спросила она.
— Да.
…
Он напоил Зои снотворным, но не решился запирать ее в спальне. Они сдвинули кресла у камина, Эльстер принесла одеяло с подушкой, и только убедившись, что Зои спит, махнула рукой в сторону кухни.
Они сидели молча, словно раздавленные тяжестью новости. Уолтеру нравился Бен, его темпераментная, горячая любовь к своей стране, чувство долга превыше здравого смысла. Он видел много таких мальчишек во время службы в армии. Когда они говорили о благе Альбиона, их глаза горели ярче, чем когда они обсуждали женщин. В нагрудных карманах их рубашек лежали пластинки с выгравированными цитатами из гимна и гербами. «Альбион — это мы, а мы — это Альбион».
