Зимнее серебро - Новик Наоми (лучшие книги TXT) 📗
Мы закончили и замолчали. Сначала ничего не произошло — ничего заметного глазу. Но вдруг Стефан вскрикнул и кинулся к воротам. Он махал руками, прогоняя пичугу, которая уселась возле ворот что-то поклевать. Стефан так и замер там, крепко сжав кулаки, и стоял, пока не подошли сначала Ванда с Сергеем, потом и все мы. Из земли пробивался маленький белый росток. Будто извивающийся мягкий червячок выполз наружу.
Мы стояли и смотрели на него. Мне доводилось видеть, как прорастают семена, как бобы вылезают из земли. Но этот росток вытягивался очень быстро — вся весна за считаные мгновения проносилась перед нами. Вот он превратился в тонкое белое деревце и начал рывками расти вверх — будто кто-то карабкался вверх по веревке, время от времени останавливаясь, чтобы перевести дух. Макушку деревца украсила корона из крошечных белесых листиков. Они разворачивались, как флаги на ветру, а потом стремительно разрастались и, колыхаясь, тянулись вверх. Когда деревце стало мне по колено, оно принялось ветвиться: веточки, как тонкие кнутики, выхлестывались у него по бокам, и раскрывалось еще больше белых листьев. Мы попятились, давая место растущему дереву. А оно росло и росло — теперь уже спокойно, ровно, уверенно.
Я бросилась к Зимояру. Он не очнулся, даже не пошевелился. Он лежал, прислонившись к стене, совсем тонкий, темно-синий, точно под растаявшим ледяным панцирем проступило что-то глубинное, сокровенная сердцевина. Я коснулась его, и рука у меня стала мокрая, но тут на помощь подоспела Ванда. Вдвоем мы подтащили его к дереву и уложили под ним — и вдруг трескучий морозец побежал по земле, вверх по белой коре и по коже Зимояра; темно-синее нутро скрылось под толстой коркой льда. Зимояр дохнул зимой и открыл глаза. Он увидел нависшие над ним ветви дерева и заплакал. Хотя его слезы я едва могла различить — их тут же схватывало морозом у него на щеках, и Зимояр испускал одно лишь сияние.
Он поднялся — дерево уже выросло достаточно, чтобы он мог стоять под его сенью, — а ведь еще миг назад оно казалось не таким уж высоким. Зимояр возложил обе руки на ствол, и крону усыпали серебряные цветы, пронизанные золотом. Зимояр, изумленно воззрившись на цветы, коснулся одного кончиком пальца.
— Оно выросло, выросло! — повторял Стефан; он и сам-то вовсю всхлипывал то ли от радости, то ли от грусти. А моя мать стояла возле него на коленях, обнимала за плечи и гладила по голове.
Зимояр распахнул ворота. За воротами простиралась белая дорога, обрамленная другими белыми деревьями. Но теперь эта дорога не вела в царство льда и снега. Она терялась во мраке, а в глубине этого мрака клубился дым и бушевало пламя. Зимояр смотрел на это с отрешенным лицом. Он вышел за ворота и сделал несколько шагов по дороге, и тогда навстречу ему из-под белых крон вылетел белый олень. Мы все двинулись было следом за Зимояром к воротам, но при появлении оленя мое семейство в испуге отшатнулось назад, во двор. Я на миг увидела зверя их глазами: острые когти, багровый язык, из-под верхней губы торчат жуткие клыки. А для меня это был просто олень. Зимояр приблизился и вскочил на него. Нога у него больше не была босой: на ней вырос серебряный сапог. Да и весь Зимояр опять облекся в серебряные доспехи и белые меха. И он смотрел на нас.
Он протянул мне руку и сказал:
— Чернобог сейчас в моем королевстве. Я исполню свои обетования: если он будет повержен и мой народ будет спасен, я не стану больше впускать к вам зиму. Во имя этого ты просила о союзе. Отправишься ли ты со мной и окажешь ли нам помощь, хотя Чернобог и покинул твой мир?
Ну и ну. Я уже хотела язвительно осведомиться, какой от меня толк в сражении с огненным демоном. Под ногти мне забилась грязь, лицо горело, щека там, где меня ударил стражник, покраснела и распухла, и я еле на ногах стояла. Да и вообще для Зимояра я всего лишь смертная дева, которая слишком много о себе возомнила. Но я посмотрела на белое дерево, на его крепкие ветви, усыпанные цветами. Не буду я ни о чем таком спрашивать. Зимояр в ответ лишь пожмет плечами и снова поглядит на меня выжидающе: сотвори-ка чудо, госпожа. А чтобы сотворить чудо, надо сперва создать из обещаний и обетований еще одну себя — только большую. А потом как-то дорасти до этой второй себя. Вот так и творятся чудеса.
— Да, — ответила я. — Я поеду с тобой и сделаю что смогу, только… Только ты потом привези меня домой!
— Моя дорога, как и прежде, не бежит под зелеными деревьями, госпожа, — ответил он. — И ты уже взяла с меня слово не длить ваши зимы, если мы победим. Однако лето тянется не вечно, даже если я прикажу зиме остановиться. В первый снегопад я открою дорогу и верну тебя твоей семье.
Я обернулась. Отец с матерью стояли во дворе, но они стояли не одни. Рядом были Ванда, и Сергей, и Стефан, и теперь они обрели дом, в котором нашлось место для всех. Им тут будет хорошо, никто их не тронет, даже если я никогда не вернусь после дикой скачки по белой дороге. Они вместе, чтобы любить друг друга, и жить друг для друга, и горевать бок о бок, и поддерживать друг друга.
И почему-то они сделались совсем далекими. Я отошла-то всего на несколько шагов — а их лица, обращенные ко мне, уже казались мне сном. Но я стремительно подбежала к ним, поцеловала каждого и прошептала матери:
— Жди меня в первый снегопад.
С этими словами я развернулась, и пальцы матери выскользнули из моей руки. А я прошла через ворота, ухватилась за протянутую руку Зимояра, и он втащил меня на оленя. Я уселась позади него, и мы помчались.
Глава 24
Мы неслись вскачь по белой дороге, и пепельный ветер бил нам в лицо. Крошечные угольки жалили мне руки, но мы не сбавляли хода; дорога мерцала серебром, выбегая из-под копыт оленя; с каждым скачком она простиралась все дальше. А олень летел, подгоняемый Зимояром, летел во весь опор. Скачок — и вот мы уже под горящими соснами, над нашей головой ревет неукротимое пламя. Еще скачок — и дорога выскользнула из-под пылающих крон и побежала вдоль реки.
Но теперь на реке бушевал весенний ледоход. Обломки льда, качаясь, уносились вниз по течению. В речных волнах тут и там сверкали серебряные монеты. Зимояр горестно вскрикнул: он увидел, что водопад снова ожил. Ревущий поток низвергался со склона и исчезал в клубах пара. У подножия водопада плясал Чернобог; он размахивал руками и повизгивал от восторга. Чернобог уже не был чистым пламенем. Он сделался больше человека. Пугающе огромный, он высился как башня из горящих углей, щедро присыпанных пеплом; его тело бороздили трещины, и в них алели жаркие вены. Открытый огонь теперь лишь иногда вырывался из-под пепла, то тут, то там. Чернобог припал губами к водопаду и принялся жадно пить огромными глотками — и тут же вырос еще, точно подкинул в самого себя поленьев. Монеты из Зимоярова серебра градом сыпались из потока и серебряным доспехом ложились на лицо и плечи Чернобога.
Чернобог был у водопада не один. Кучка рыцарей пыталась оттеснить его, метая в него серебряные копья с берега все расползающегося озера. Но зимоярские воины не могли подобраться ближе. В воде уже плавал целый лес копий, поломанных, обгорелых, а Чернобог даже не удосуживался прервать разудалую пирушку. Король Зимояров соскочил с оленя и крикнул мне:
— Не отдавай ему гору, сделай что сможешь!
С этими словами он обнажил серебряный меч, ринулся к пруду и ступил на воду. Там, куда он ступал, озеро покрывалось коркой льда, и король устремился навстречу неприятелю по сияющей ледяной тропе. Чернобог, поглощенный своим кутежом, даже не заметил короля; Зимояр вонзил меч ему в ногу, и демон яростно заголосил — лед с треском растекся по озеру.
А я помчалась к высоким серебряным воротам и забарабанила в них. Ворота были наглухо закрыты, решетка опущена.
— Впустите меня! — завопила я.
По ту сторону что-то вдруг заскрежетало, и я увидела Балагулу: он поднимал огромный серебряный засов на двери. Дверь приоткрылась — чуть-чуть, только чтобы мне протиснуться внутрь, — изнутри пахнуло холодом, и я только тогда поняла, насколько жарко сделалось снаружи. Балагула всего лишь стоял у приоткрытой двери, и то его лицо тут же заслезилось талым льдом. Он захлопнул дверь за моей спиной, заложил засов и, весь побелев, стал оседать по стене.
