Молот и наковальня - Тертлдав Гарри Норман (книги бесплатно txt) 📗
– Пли! – выкрикнул друнгарий, улучив момент, когда волна слегка приподняла нос корабля.
Катапульта рявкнула и взбрыкнула, словно взбесившийся осел. Дротик просвистел над водой; с берега донесся истошный вопль – снаряд пронзил одного из железных парней. Подбадривая друг друга радостными криками, моряки стали готовить катапульту к новому выстрелу.
Маниакис думал, что макуранцы сразу разбегутся; вместо этого те из них, у кого были луки, подбежали к самой кромке берега и выпустили по “Возрождающему» град стрел. Но все стрелы упали в воду, едва преодолев половину расстояния до цели. Теперь уже моряки принялись осыпать врагов язвительными насмешками.
– Пли! – снова скомандовал Фраке. На сей раз все, кто был на борту корабля, включая Маниакиса, застонали от разочарования: дротик пропал зря, не поразив ни одного макуранца. Зато неприятельские воины наконец поняли, насколько серьезна угроза, и сыпанули во все стороны, словно стайка перепуганных воробьев. Увидев это, Маниакис перестал изрыгать проклятия, сменив их на восторженные вопли. Да, в схватке один на один видессийские воины не могли надеяться на победу над железными парнями. Но и те ничего не могли противопоставить своим врагам, когда им приходилось иметь дело с военным флотом империи.
– Отныне мы снова правим западными землями! – воскликнул Автократор. Моряки в изумлении воззрились на него. Тогда он добавил:
– Во всяком случае, той их частью, которая лежит на расстоянии двух полетов стрелы от побережья!
Моряки засмеялись, чего Маниакис и добивался. Фраке, как всегда оставшийся серьезным и невозмутимым, предложил:
– Если на то будет соизволение величайшего, я прикажу дромонам патрулировать как можно ближе к берегу, чтобы они могли обстреливать вражеских воинов, осмелившихся слишком близко подойти к воде.
– Отдай такой приказ, – сказал Маниакис. – Пусть макуранцы усвоят, что мы не намерены безропотно уступать наши земли Абиварду и Царю Царей. Даже если мы не сможем пока нанести им серьезного ущерба, такое напоминание собьет с них спесь.
Автократор надеялся, что дротики, поражающие макуранцев на расстоянии, исключавшем ответный обстрел из луков, заставят макуранцев держаться достаточно далеко от воды. Тогда у него появилась бы возможность безнаказанно высаживать небольшие конные отряды для рейдов по тылам врага. Но Абивард заупрямился, и его люди принялись устанавливать на берегу собственные катапульты, метавшие большие камни, достаточно увесистые для того, чтобы в случае прямого попадания отправить на дно любой дромон. Но ответный ход неприятеля не увенчался успехом. Механики Абиварда не привыкли стрелять по целям хоть чуть более подвижным, чем крепостные стены, а тем более по целям, которые не просто двигались, но двигались быстро, предпринимая специальные маневры, чтобы избежать попадания.
Напротив, видессийцы, привыкшие к битвам на море, не испытывали никаких затруднений при стрельбе по неподвижным вражеским катапультам. Им удалось серьезно повредить несколько метательных устройств, а заодно перестрелять уйму вражеских механиков, которые эти устройства обслуживали, пока Абивард наконец не понял, что ввязался в заранее проигранную игру, и не убрал с берега уцелевших людей и уцелевшие механизмы.
Вскоре выпал первый снег. Маниакису хотелось несовместимого: с одной стороны, он от всей души желал макуранцам позамерзать во время зимовки в Акросе, с другой – молил Фоса, чтобы зима не оказалась слишком суровой. Ведь если Бычий Брод замерзнет, у Абиварда появится прекрасная возможность отомстить за унизительный, хотя и небольшой урон, нанесенный его армии моряками. Автократор искренне жалел о том, что отцу вздумалось рассказать ему историю о случившейся в стародавние времена небывало морозной зиме.
Он снова принялся обучать своих воинов, используя, как и прежде, поле, начинавшееся сразу за южной городской стеной. А макуранцы, как и прошлой зимой, пытались проследить со своего берега, что же на этом поле происходит. Однако теперь дромоны немедленно обращали наблюдателей в бегство. Маниакис всякий раз испытывал мрачное удовлетворение, наблюдая, как очередной вражеский лазутчик улепетывает, едва завидев приближающийся дромон.
Не кто иной, как угрюмый Цикаст, однажды сказал:
– Что ж, величайший, теперь твои воины больше похожи на настоящих бойцов, чем год назад. Да и численный состав твоего войска заметно возрос. – Впрочем, генерал остался верен себе, добавив:
– Но достаточно ли они уже хороши и достаточно ли их много? Вот в чем вопрос.
– Вопрос, на который пока нет ответа, – согласился Маниакис, вглядываясь из-под руки в противоположный берег Бычьего Брода.
Сегодня никого из макуранцев не было видно; по проливу спокойно скользил дромон, не останавливаясь, чтобы отогнать от воды людей Абиварда. Но Автократор знал: они никуда не делись. Они там, в Акросе. И дымы, поднимавшиеся над городком, исходили не только от лагерных костров. Макуранцы из кожи вон лезли, чтобы не оставить в Акросе камня на камне.
– Думаю, вы зададите им перцу, когда придет весна. – Голос Цикаста звучал так, словно он не столько надеялся на какие-либо военные успехи, сколько делал окончательное умозаключение о характере своего суверена.
– До весны надо дожить. А пока она за тысячу миль отсюда. И за тысячу лет. – Маниакис пнул ногой пучок пожухшей, мертвой травы. Его, подобно неизлечимой язве, грызло чувство гнетущей безысходности. – Больше всего мне хотелось бы обрушиться на врага прямо сейчас. Вышвырнуть его с нашей земли одним могучим, молниеносным ударом.
– Однажды ты уже попытался сделать это, величайший. Исход той попытки может считаться благоприятным, лишь если встать на точку зрения неприятеля.
Цикаст высказывался скорее как литератор, критикующий неудачное творение собрата по перу, нежели как генерал, комментирующий военную кампанию. Маниакис взглянул на него с невольным уважением. Столь нелицеприятное высказывание в адрес суверена свидетельствовало либо о смелости и честности генерала, либо о такой твердой уверенности в своей правоте, которая помешала Цикасту сообразить, что Маниакис может затаить на него обиду.
Казалось, генерал не понимает, насколько ненавистно Автократору всякое напоминание о том, что он пока не в силах дать сражение войскам Абиварда. Маниакис почувствовал себя немного лучше, вновь оказавшись в стенах города. Отсюда он при всем желании не мог увидеть Бычий Брод. Здесь можно было притвориться, что западные провинции до сих пор платят налоги в имперскую казну, до сих пор признают его своим правителем.
Продолжая свой путь по улицам столицы, Маниакис убедился, уже не в первый раз, что даже здесь невозможно долго обманывать себя. Находясь в дворцовом квартале, любой мог видеть столбы дыма, поднимавшиеся над Акросом; их было невозможно спутать с дымом, летевшим в небо из тысяч и тысяч очагов самого Видесса…
– Пусть этот Цикаст провалится в ледяную преисподнюю! – сказал Регорий, стараясь отвлечь Маниакиса от его забот. – Он из породы людей, всегда готовых упрекнуть лимон за излишнюю сладость.
Что верно, то верно, подумал Маниакис, но его настроение не улучшилось Не получив ответа, Регорий возмущенно фыркнул, обиженно надулся и покинул резиденцию.
– Не прикажешь ли подать вина, величайший? – спросил возникший из ниоткуда Камеас. Автократор лишь досадливо помотал головой.
В обязанности постельничего входило умение скрывать обиду и раздражение. Что он и сделал, причем весьма подчеркнуто. Интересно, подумал Маниакис, как все это скажется на сегодняшнем ужине? Наверно, никак, решил он, ведь обслуживание императора было предметом особой гордости Камеаса.
– Приятно, когда человеку есть чем гордиться, – пробормотал Маниакис.
Ему самому гордиться было нечем. Все начинания, на которые он потратил бездну времени, усилий и золота в течение весны и лета, разлетелись вдребезги за несколько осенних недель. Быть может, следующей весной дела пойдут лучше? Или наоборот, весеннее улучшение погоды лишь послужит прологом к длинной череде новых катастроф?
