Магистериум морум (ЛП) - Бэд Кристиан (читать полную версию книги TXT) 📗
— Я поднимался над землёй, маг. Туда, где уже не светит солнце.
— И что там? — встрепенулся магистр. — Что ты видел? Как там всё устроено?
Демон приподнялся и встряхнул ополовиненную бутыль:
— Ты говорил, у тебя есть ещё одна?
— Есть! Такая же! Да и трёхлетняя есть! Рассказывай! — воскликнул Фабиус.
— …Ад внутри, в глубине. И везде над ним — земля, — рассказывал демон. — А сверху — небо над всем этим. А потом — пустота. И холод.
— Но как это — везде?
— Везде, маг. Куда бы я ни пошёл из Ада, телом ли или сознанием, везде я найду наверху землю. Не всегда там есть люди и города. Я видел много совсем диких или пустынных мест. А где-то на многие и многие дни пути — только горько-солёная, как твой пот, вода.
— Подожди… — перебил магистр. — Значит, Ад — внутри земли? Но тогда… Тогда получается… Что мир наш — круглый? А вокруг него… Да, всё верно: вокруг него солнце и луны… Значит, я был прав! Но как такое могло случиться?
— А мир вообще удивителен.
— Но ведь в книгах написано, что мир плоский!
— В каких книгах? — удивился Борн. — Я много чего читал… Ты опять проверяешь меня, маг? Не надоело?
Фабиус так и оторопел. Значит, демон совсем не пьян и готов прозреть все его коварные вопросы? А как же уговор про чтение мыслей?
— Для этого и не надо читать мыслей, — усмехнулся Борн. — Видел бы ты своё лицо…
Фабиус озадаченно забрал бороду в горсть: выходит, он не так уж и ловок врать?
— Давай-ка лучше споём? — предложил демон, безмерно удивив такой просьбой мага. — Песню ты всё какую-то раньше пел у себя в уме? Что-то про вишню?
— Про вишню?
Магистр едва глазами не хлопал: неужто демоны, выпив, как следует, водки, тоже ощущают потребность подрать горло? Вот так магия у вина!
Он подумал, откашлялся и затянул ломким и неуверенным козлетоном:
— Вишня белая с ветром спорила…
Борн покачал головой.
— Не эта, другая. Но тоже про вишню и ветер.
— Оно и понятно, ветер — главный враг ей. Стоит она такая белая… — магистру вдруг захотелось плакать. — Будто невеста…
И тут он вспомнил сначала жену, потом песню, и завёл тихо-тихо:
— Отцвела с морозу вишня. Полетели….
— Лепестки её, как перья белой цапли… — также тихо подхватил Борн.
Второй куплет они пели громче, весьма довольные, что голоса их хорошо ложатся рядом.
Солнце встало, но осталось много ветра.
Ветра чёрного, что ветви гнёт и стонет.
И во всём краю одна стояла вишня,
И смотрела, как свет вешний в мари тонет.
Что стоишь ты тихо, вишня, что не плачешь?
Иль не веришь, что понятны ветру слёзы?
Мрак унёс все наши лучше надежды,
Лишь белеют на ветвях твоих плерёзы.
— Плерёзы? — удивился Борн, когда песня утекла, а водка потекла в стопки. — Может, быть, плерезы?
— Я не знаю наверняка, — развёл руками Фабиус. — Это старое слово. Речь, верно, о белых нашивках, что делали на рукава, когда в доме кто-то умрёт. Это очень, очень старая песня, инкуб. Уже и слова её кажутся странными.
— Что значит — старая? — демон нахмурился.
— Время идёт, язык изменяется. Я даже не знаю, о чём это. Что за чёрный ветер, о котором пела мать? Всё забывается: слова, образы…
— Вы забываете старые слова? — Борн всмотрелся в лицо мага.
— Конечно. В библиотеке Магистериума большую часть книг давно никто не может прочесть. Есть апокрифы — списки мнений древних авторов. Но и они уже малочитаемы.
— Вот как? — демон нахмурился, посмотрел в огонь, потом, словно не веря, уставился на магистра. — Странно. Для меня нет большой разницы в ваших языках. Но значит ли это, что и ты не читал, о чём писали до твоего рождения?
— Ну, почему — ничего? Магистерское образование хранит единый язык. Его создали такие же маги, как я, чтобы не растерять остатки знаний. Книги, написанные после эдикта о едином языке для письма — я читаю легко. Однако и эдикту уже более трёхсот лет. И часто случается так, что образованные люди говорят совсем иначе, чем чёрные. Из старого мы помним лишь песни. Вот, как эту. И мама её любила, и Райана…
Фабиус помотал тяжёлой головой и поднял почти пустую бутыль. Там, внутри, он увидел свою жену. Её белое горло сжимал он в своей руке.
— Водка кончается, — выдавил маг и неловко опустил бутыль на пол.
— Ты же говорил, у тебя есть ещё одна, трёхлетняя? — подсказал демон.
Трёхлетняя оказалась выше всяких похвал, но образ Райаны и она не смогла затуманить.
Райана не стала бы терпеть пьянство Фабиуса. Она и вина-то не пила, не то, что водки. Удивительно цельная, добрая, заботливая, она сразу же разобралась в домовых книгах, взяла на себя руководство хозяйством. Она позволила ему погрузиться в науки, но она же занимала его мысли во время ночных бдений.
Часто магистр откладывал зелья, тушил огонь в камине и шёл к ней. Будил, но Райана никогда не прогоняла его, немытого, пахнущего дымом и душными острыми травяными отварами.
Всю любовь к ней маг вложил в Дамиена. Терпел его ночной плач, оставаясь с дитём вместо кормилицы, умывал, учил сидеть на коне… За что же?..
— Когда дело касается собственных детей, даже самые умные люди становятся редкими идиотами, — пробормотал магистр.
— Демоны тоже…. — откликнулся Борн.
Он перебирал пылающие угли в очаге, разглядывая их, словно невиданную ценность.
— Я не тому учил его… — покачал головой магистр.
— Чтобы браться учить кого-то, нужно самому быть достаточно глупым, — невесело усмехнулся Борн. — Мир непознаваем. Он новый, как новый каждый рассвет. В нём есть закономерное, но больше такого, что течёт. И в понимании текущего — любой ребёнок обгоняет родителей.
— Как это? — не согласился маг, желая спорить. — Могут ли дети быть умнее отцов?
— Да вот так, — улыбнулся Борн. — Так же просто, как всё вокруг. В закономерном — ты впереди своих детей, в текучем — тебе лучше бы поучиться жизни у них.
— А в Аду учат чему-нибудь?
— Лишь проявлению воли, маг. Я был глуп, поторопившись научить Аро читать и писать. Смотри, к чему это привело! Будь он мелким уродцем из лавы, разве твой сын смог бы поймать его своим слабым заклятием? Те, кто выживает в лаве, дики и хитры. Аро сумел бы вывернуться как-нибудь…
— Но ведь демоны не умеют лгать? — нахмурился маг, вспомнив опять про разговор с Хелом.
— Демоном ещё нужно стать, — пожал плечами Борн, прекрасно ощущая сомнения магистра. — Всякая мелочь или менее разумные адские твари, вроде тех же чертей и бесов, вполне могут нести всякую чушь, как и вы, люди. Всего-то и толку, что мы, демоны, видим их насквозь.
— Значит, демон развивается от лжи к истине?
— Истины нет. Есть невозможность лжи. Видение мира таким, какова его суть. Это просто мир. В нём нет правды и нет обмана. В нём есть жизнь, есть сила, есть красота, тягучесть… Но обман сидит исключительно в самом глупце. Слишком самонадеянном, чтобы полагать, будто кто-то может его обмануть, кроме него самого.
— Вот тут ты и не прав! — замахал руками Фабиус. — А коли торговец возьмёт и обсчитает тебя?
— Значит, я обманулся дважды: выбрав сначала не продавца, а обманщика, а потом — не сумев пересчитать за ним, — пожал плечами Борн.
Фабиус задумался. Он приводил в уме другие примеры, но сам же разоблачал их.
Выходило, что обман существовал до тех пор, пока сам человек был достаточно глуп. Для умного же…
А что если ни Борн, ни Хел… Оба не лгали ему? Они лишь видели мир так, как было им по силам? Но тогда… Тогда они с Борном зря теряют время на взаимные подозрения! А мальчик…
Спит ли он сейчас, или страдает от страха и ожидания?
— Скажи мне, о чём я думаю! — воскликнул маг, поднимаясь и топая ногами, чтобы разогнать кровь.
— Я обещал не читать твоих мыслей, — чуть двинул плечами инкуб.
