Вечная зима (СИ) - Бархатов Андрей (лучшие книги txt) 📗

— Значит вы — один из пророков?

— Не существует никаких пророков. Обычная логика. Обращенных изгнали на Крайний север, откуда ранее приходили Исконные волколаки. Там-то их звериная сущность проявила себя, полностью подавив разум, и Обращенные стали подобны Исконным, только они были гораздо слабее. Но зверь — он и есть зверь. Волколаки могут прожить без пищи достаточно долго, но голод для них ужасная мука. А на Крайнем севере поживиться особо нечем, кроме себе подобных, ну или существами покрупнее. Поэтому Второе нашествие стало вопросом времени. Я знал, что они нападут — они и напали. Вот и все. А наш народ как обычно не придал этому значения, в отличие от Нетоличей. Будь у меня сейчас молодое тело, то я бы несомненно показал вам, как нужно сражаться со зверем. А сейчас я всего лишь игрушка в руках Эдуарда. Какой-то там символ прошлого, о котором предпочитают не говорить. Уж лучше самая ужасная смерть, чем все это.

— Но многие воины равняются на вас. Вы пример для…

— Чушь! Меня презирают так же, как любого другого беспомощного старика. А может даже и больше. А Эдуард и вовсе не хочет никого слушать. Он думает, что его желания обязательно совпадают с желаниями всех в крепости. И никто ему не может возразить, кроме меня.

— Божества даровали правителям их власть и…

— Да-да, я знаю, — махнул рукой Йоран и поплелся к выходу. — Довольно этих рассказав. На сегодня я устал от Богов.

Йоран вышел наружу, где застал посыльного из дворца. Эдуард желал его видеть. И Йоран послушался. Его проводили в закрытую комнату. Единственное оконце белело под потолком. Эдуард сидел за столом, перебирая костяшками пальцев. На его плешивой голове сидела костяная, облитая серебром, корона. Одет он был очень легко для сурового севера: белая рубаха, желтый дублет, простенькие широкого кроя штаны, на ногах красовались остроконечные пулены. Лицо его не сказать, что было детским, но выражало какие-то детские чувства. Излишняя наивность и дружелюбность, несвойственная правителям, прослеживалась в его чертах.

— Приветствую тебя, великий Йоран, истребитель волколаков и символ нашей любимой крепости, — он поклонился. — Мы отразили первую атаку зверей, в чем я благодарен не только защитникам Боун, но и тебе, символу, подпитывающему стойкость их духа.

— Ага, говори уже, зачем послал за мной. Быть может мне стоит произнести душераздирающую речь перед твоими оболтусами?

— Мне придется переправить тебя в крепость Маунтин, подальше от Боун.

— А как же стойкость духа, которую я подпитываю? Ты и сам, видимо, понял, какой бред мне тут наплел.

— Это не бред, истребитель волколаков Йоран. Я принял это решение, исходя из твоей безопасности. А здесь очень небезопасно. За первой волной волколаков последует и вторая, и третья, и так, пока крепость не падет. Твой символ должен жить, иначе человечество проиграет войну.

— То есть здешние люди уже обречены? Я и не сомневался в тебе, Эд. Да и хватит уже опираться на мой символизм. Ты ведь не маленький ребенок, которому вбивают в голову легенды, да сказки.

— Я не брошу своих воинов, — мотнул головой Эдуард. — Я пойду на стены и буду защищать крепость ценою своей жизни.

— Благородно. Всецело буду поддерживать вас, — сжав руки в замок, сказал Йоран. — Да и предложение покинуть крепость очень великодушное, но я откажусь.

— Это решение не оспаривается.

— Я оспариваю.

— Я лучше знаю, что нужно сделать для победы над волколаками. Поверь мне. Ты уже старый, голова работает не так хорошо, как у более молодых. Предвкушая твой ответ, скажу сразу: “Дело не в опыте, а в свежести ума”. Доверься мне.

— После такого оскорбления просто не могу. Я никуда не поеду.

Йоран попытался подняться, но спина его тотчас же хрустнула, и он вновь упал на стул.

— Я понимаю твое рвение помочь жителям крепости. Я очень это уважаю, но тебе стоит уехать. Я прослежу, чтобы в пути с тобой ничего не случилось.

Йоран понимал, что Эдуард принимал его за капризного, вредного, но беспомощного ребенка. Это бесило старика ещё сильнее, но сил противиться своему осыпающемуся телу уже не было. Эдуард начал было что-то говорить, но Йоран оборвал его своим тихим уходом. Стражники хотели было вернуть его, да Эдуард не отдал такой приказ.

Йоран не обрадовался возвращению домой. Он шел столь долго, что посланный Эдуардом воин успел прибыть к его порогу быстрее. Он бойко и лаконично объяснил старику свою задачу. “Охранять? Меня? От кого? От самого себя?” — спросил Йоран, но юноша ничего не ответил. Он следовал за стариком везде и даже не выпускал его из дома. От столь неусыпной бдительности Йоран был взбешен. Старик бранился, кидал в стражника предметы, бил окна, пытаясь выбраться через них. Ничего не помогало. Тогда старик проявил хитрость. Однажды он тихонько расположился в кресле и притворился спящим. Дождавшись, когда стражник ослабит бдительность, Йоран резво перерезал себе руку и горло. Кровь хлынула моментально. Юноша оторопел и, бросив меч, принялся рыскать по дому в поисках шгута, или тряпок, или чего-нибудь, что могло бы остановить кровотечение. Для пущего устрашения Йоран задрал голову, дабы кровь полностью заливала его. И когда юный муж стал перевязывать раны, старик плюнул кровью ему в лицо и ударил тростью по голове. Юноша потерял сознание. Ну а что старик? Немного погодя, раны его затянулись самостоятельно, оставив едва заметные шрамы. Йоран собрался и под покровом ночи ушел в соседнюю часть города под именем “Чумазая”. Некогда там проживали плененные Нетоличи, причем по распоряжению Амадеуса Милосердного — одного из первых правителей крепости Боун. Под надуманными предлогами и обвинениями их казнили уже последующие правители, считая их угрозой благосостоянию крепости, а опустелые дома заняли люди из низшего общества. Название же осталось неизменным.

В пабе творилась полная вакханалия. Не изыскать там было хоть одного человека в меру выпившего. Шум и гам паба разносился на весь район, не позволяя уже сонным жителям крепости хоть сколько-либо погрузиться в сон. А если учесть, что пабов в Чумазой части города отстроилось немало, то несложно представить себе не только уровень шума, но и ненависть противников пабов (коих, впрочем, было немного). Чумазая часть города ни днем, ни ночью не знала покоя.

Только Йоран отворил дверь, как все затихли, а крайне охмелевший юноша, вертевшийся под потолком, свалился с люстры. Многие гости глядели на него очень странно, словно выражали свое презрение, переплетаемое с намерением прогнать его. Йоран стоял с приоткрытым от изумления ртом, словно впервые попал в такое место, хотя его молодость была неразрывно связана с питейными заведениями. После некоторого молчания, шум постепенно стал нарастать, как и степень распутства и грязи, возвращаясь к первоначальному состоянию. Старик уселся в углу, где храпели обрюзгшие и зловонные мужи. Один из них неосознанно подвинулся к Йорану. Последний упер в него свою трость и столкнул со стула.

— Где Он сейчас? — спросил старик у подошедшей к нему служащая паба.

— Доброго вечера, старый господин, — поклонилась она. — Я не понимаю, о ком вы. Чего изволите заказать?

— Ты поняла, — поднял руку Йоран, как бы пресекая речь служащей. — Если продолжишь уходить от вопроса, я очень постараюсь переломать тебе руки и ноги. С моими силами это сделать непросто, но я буду стараться, как никогда.

Испуганная угрозами дева указала на дверь у стойки. Йоран вошел без стука, застав молодую пару в самом разгаре интимного действа.

— Боги, опять этот старик! — воскликнул муж и запрятал деву под одеяло, надеясь, видимо, что старик не заметит её. — Когда ты обучишься хорошим манерам? Как-никак уже не меньше тысячи лет живешь, мог бы и освоить!

— С кем ты здесь? — спросил он, осмотревшись. Муж замешкался. Его голубые глаза забегали, тонкие брови нервно дергались. Выглядел он значительно лучше всех прочих посетителей паба, причем даже лучше многих придворных. Он достаточно кропотливо следил за своей внешностью.