Книга Нового Солнца. Том 1 - Вулф Джин Родман (читать книги регистрация txt) 📗
Но наутро третьего дня юноша, рожденный из снов, появился из каюты и стал ходить по палубе, проверяя, как заделали пробоины, и обращаясь с добрым словом к раненым, которым не давала спокойно спать боль. Остальные столпились вокруг него, поведали о том, что уже делали, и спросили, как им найти выход к морю, дабы похоронить мертвых и вернуться домой, в город магов.
Взгляд юноши, рожденного из снов, устремился к небесному своду. Некоторые посчитали, что он возносит молитвы, другие – что он старается обуздать свое раздражение против них, а третьи видели в его взгляде надежду на откровение свыше. Но так долго смотрел он в небо, что товарищи испугались, как прежде, когда он не отрывал взора от мутной воды, и уже стали тихонько расходиться. Только тогда он обратился к ним:
– Смотрите! Видите в вышине морских птиц? Со всех сторон неба они стремятся в одном направлении. Следуйте за ними.
Почти до полудня они следовали за птицами, насколько позволяли им извилистые каналы. Наконец, они увидели впереди огромную стаю морских пернатых. Птицы клубились в воздухе и ныряли в море, а их белые крылья и черные головки будто сливались в облако по ходу корабля – облако, светлое по краям, но таящее в себе грозу. Потом юноша, рожденный из снов, приказал зарядить орудие одним лишь порохом и дать залп. От грохота выстрела все птицы с криком взмыли ввысь, а на том месте, где раньше было облако, люди увидели огромный кусок гниющей плоти, который сперва показался им трупом какого-то наземного зверя, ибо у него была голова и четыре конечности. Но размером он превосходил стадо слонов.
Корабль приблизился, и юноша велел спустить шлюпку. Когда он садился в нее, многие заметили у него на поясе длинный кинжал с лезвием, на котором играло солнце. Некоторое время он трудился над трупом, а когда вернулся, при нем оказалась морская карта, такая огромная, какой никому из них не приходилось видеть. А начерчена она была на куске невыделанной кожи.
К наступлению темноты они достигли дворца принцессы. Пока у нее гостила мать, все оставались на борту, но когда эта страшная гостья покинула остров, все, кто мог ходить, сошли на берег. Их окружили Хлебные Девы – сотня на каждого, – а юноша, рожденный из снов, подал руку дочери Ночи, и все пустились в пляс. Никто из них не забыл этой ночи до конца своих дней.
Рассвет застал их под деревьями сада принцессы, спящими среди цветов. Они отдыхали, пока полдень не отбросил назад тени мачт. Потом принцесса попрощалась с островом и поклялась, что посетит все земли, по которым странствует ее мать, но сюда не вернется никогда. И все Хлебные Девы поклялись в том же. Их было так много, что боялись, корабль не выдержит груза, но он выстоял. Все его палубы исчезли из виду под зеленью одеяний и золотом их волос.
Много приключений ожидало их на пути к городу магов. Можно было бы рассказать о том, как они с молитвами опустили тела своих убитых в морскую пучину, а потом увидели, что ночью те оказались среди снастей судна. Или о том, как некоторые Хлебные Девы вышли замуж за принцев, которые так долго жили под чарами, что уже не желали иной участи и, обучившись волшебству, построили дворцы на полянах, среди лилий, и скрывались от людских глаз.
Но об этом – в другой книге. А здесь достаточно будет сказать, что, когда корабль подошел к скалам, где возвышался город магов, ученый, который создал сына из сновидений, стоял на башенной стене и смотрел в море. И когда он завидел вдали траурные паруса – черные от копоти, которая ослепила врага, – он подумал, что их затемнили в знак скорби по его погибшему сыну. И тогда он бросился со стены и разбился. Ибо человек не может жить долго, если мертвы его сны.
Глава 18
Зеркала
Читая вслух эту небылицу, я время от времени посматривал на Иону, но ни разу на его лице не появилось и проблеска осмысленного выражения, хотя он не спал. Закончив, я сказал:
– Непонятно, почему ученый подумал, что его сын погиб, когда увидел черные паруса. Правда, у корабля, который посылал великан, тоже были черные паруса, но ведь тот корабль приходил только раз в году, и время уже прошло.
– Я знаю, – проговорил Иона. Его голос звучал совсем вяло.
– Ты хочешь сказать, что знаешь ответ?
Он промолчал, и некоторое время мы сидели в полной тишине: я – со своей коричневой книгой (так настойчиво воскрешавшей в памяти Теклу и наши вечерние встречи), заложив указательный палец на том месте, где мы закончили чтение, и он – прислонившийся спиной к холодной тюремной стенке, а обе его руки – одна из металла, вторая из человеческой плоти – лежали по бокам, как ненужные, забытые вещи.
Вдруг молчание нарушил тоненький голосок:
– Наверное, это очень старая сказка. – Это была все та же девочка, которая поднимала для нас потолок.
Я так беспокоился за Иону, что даже рассердился, что она вклинилась в наш разговор, но Иона пробормотал:
– Да, это совсем древняя история. Герой сказал царю, своему отцу, что, если его постигнет неудача, он вернется в Афины под черным парусом.
Я не знаю, что означала его фраза. Может быть, он бредил, но, поскольку это были чуть ли не последние его слова, я хочу привести их здесь, вслед за легендой, с которой они были связаны.
Одно время мы с девочкой старались заставить его разговориться. Но он хранил молчание, и мы оставили свои попытки. Остаток дня я провел «подле него, и через стражу или около того к нам присоединился Гефор (чей скудный запас разума, как я и предполагал, был уже полностью исчерпан узниками). Я перекинулся несколькими фразами с Ломером и Никарет и попросил их выделить Гефору место в противоположном конце зала.
Что бы ни говорили, почти всех нас временами посещает бессонница. Некоторые и вправду не засыпают, другие же спят как сурки, но потом с пеной у рта клянутся, что не могли сомкнуть глаз. Одних тревожат кошмары, а немногих счастливчиков посещают восхитительные сновидения. Есть люди, которые твердят, что одно время страдали от бессонницы, но потом «излечились», как будто бодрствование – это болезнь, каковой оно, возможно, и является в действительности.
Что касается меня, то я обычно не вижу запоминающихся снов (хотя бывали и исключения, как убедится читатель, все еще не покинувший меня) и не просыпаюсь раньше утра. Но той ночью мой сон был так необычен, что я часто гадаю, можно ли вообще назвать это сном. Вероятно, это какое-то другое состояние, маскирующееся под сон, как альзабо, наевшись человечины, подделываются под людей.
Если это было следствием естественных причин, то я склонен приписать свое состояние неудачному стечению обстоятельств. Я привык много двигаться, привык к тяжелой работе и вдруг оказался лишенным и того и другого. Сказка из книги с коричневым переплетом немало воз-; действовала на мое воображение, еще больше меня будоражила сама книга, ее связь с Теклой и то, что я теперь нахожусь в самой Обители Абсолюта, о которой она так часто рассказывала. Что еще важнее, меня угнетала тревога за Иону и ощущение (которое все росло и росло во мне), что это конец моего путешествия и я никогда не попаду в Траке, никогда не воссоединюсь с бедной Доркас, никогда не верну Коготь его владельцам и даже не сумею избавиться от него. Мне приходило в голову и то, что Творец, которому служил Коготь, постановил, чтобы я, ставший свидетелем гибели стольких несчастных, заключенных в темницу, окончил свои дни как один из них.
Я заснул, если это можно назвать сном, всего лишь на миг. Меня охватило ощущение падения; судорога, а затем инстинктивное оцепенение жертвы, выброшенной из окна, сковало мои члены. Я сел и не увидел вокруг себя ничего, кроме темноты. Я слышал дыхание Ионы, а пошарив рукой, понял, что он все еще сидит, прислонившись к стене. Снова лег и провалился в сон.
Вернее, я старался заснуть и находился в неопределенном состоянии полусна-полубодрствования. В другое время оно показалось бы мне приятным, но только не теперь: я осознавал потребность в сне и понимал, что не сплю. И все же это не было обычным бодрствованием, ибо я слышал слабые голоса во дворе гостиницы, каким-то образом чувствовал, что сейчас зазвонят колокола на звоннице и наступит день. Мои члены снова дернулись, и я оказался в сидячем положении.
