Право на поединок - Семенова Мария Васильевна (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
Он не стал договаривать. Волкодав пожал плечами:
– Я же не итигул... – Помолчал и добавил: – Да и закон с тех пор мог измениться.
Эврих ничего не сказал, но про себя подумал, что на это последнее надежда была слабая. Йарра обошел лежавших кругом. Он не стал прикасаться ни к ним самим, ни к оружию. Эврих знал, о чем он думал. Об отрезанных головах. О том, какая участь выпала бы ему, попади он в плен к этим троим. И о том, что ждало бы шанских юношей в становище итигулов, вздумай Волкодав их туда отвести.
Кровная вражда до последнего человека на глазах переставала быть занятной игрой и превращалась во что-то очень страшное, грязное и кровавое. Эти трое отлежатся и встанут. Люди с отрезанными головами не встают уже никогда.
Почему я оказался таким плохим учеником, Мать Кендарат?.. – в который раз мысленно вопрошал тем временем Волкодав. Ты ведь на моем месте, наверное, уже сидела бы с мальчишками у костра и угощалась с ними от одного хлеба, причем они даже не заподозрили бы, что тебе хватит трех незаметных движений уложить всех троих?.. А потом ты посетила бы их деревню и поговорила с вождем, и во время беседы его вдруг осенило бы, какая это несусветная глупость – резаться со старинной родней... Почему я так не умею, Мать Кендарат? Почему?..
Они двинулись дальше. Йарра долго шел молча и хмурился, что-то обдумывая. Потом наконец решился, догнал венна и с отчаянием тронул его за руку:
– Скажи мне... я, наверное, ужасный трус... да? Так ведь? Я трус?..
Волкодав внимательно посмотрел на него:
– Кто тебе это сказал?
Йарра уставился себе под ноги, на колючие ягодные кустики, с еле слышным влажным шуршанием ложившиеся под сапожки.
– Когда мы придем домой и я расскажу, как мы попали в засаду, меня спросят, почему я не повесил их уши чернеть в очажном дыму...
Волкодав размеренно и неутомимо лез вверх по склону. На каждый его шаг Йарра делал три. Потом венн заметил:
– Но ведь не ты их побил. С тебя-то какой спрос? Йарра неловко объяснил:
– Я попробовал представить, как будто это я... Я никому еще не резал ушей...
– А твой отец? – спросил Волкодав.
– Он... – Йарра замялся. – Он был очень храбрым...
– Он когда-нибудь хвастался ушами, отрезанными у побежденных ?
– Нет... – с усилием выдавил Йарра. – То есть я не помню... Наверное, я невнимательно слушал его...
– А ты уверен, что он ушел жить к твоей матери в Озерный Край не потому, что ему тоже не нравилось отрезать уши?
Йарра долго молчал. Льняная вихрастая голова опускалась все ниже. Потом он еле слышно пробормотал:
– Я вырос слишком далеко от нашего племени. Из меня не получится настоящего воина.
– Из тебя, – сказал Волкодав, – получится то, что ты сам для себя выберешь.
Йарра с обреченным видом поднял глаза:
– Тебе хорошо рассуждать...
Волкодав усмехнулся. Юный итигул видел в нем человека, которому в жизни все удалось. Великого воина. Венн поневоле вспомнил свой мысленный разговор со жрицей Богини Кан. Самому бы ему такую убежденность... Он сказал:
– Я когда-то был таким же, как ты.
Йарре в это не особенно верилось. А если и верилось, то... мало ли что там было когда-то. Важнее то, что теперь. А теперь Волкодава, ясное дело, никто не заставит поступать против души. Попробуй-ка принудь к чему– нибудь человека, давно забывшего, как это – бояться наглых и сильных. Это тебе не мальчик двенадцати лет от роду, которому дай еще Боги разобраться в собственных устремлениях. Йарра так и сказал:
– Ты великий воин. Я знаю, кого называют великими воинами у нас, у итигулов. Я тоже хочу быть таким, только у меня не получится. А ты совсем другой... и таким у меня подавно не... Эврих мне говорил...
– Ты его больше слушай, – хмыкнул венн. – Он тебе еще чего похлеще наврет. Да кому они нужны, великие воины! Мужчина должен любить жену и детей растить, а не за головами охотиться!
Он хотя и не сразу, но понял, в каком лабиринте металось мальчишеское сердчишко. Йарра возмечтал стать воином-итигулом, ибо такой путь казался ему самым достойным. И вот выяснилось, что для этого придется переступить через что-то слишком важное в себе самом. Отрезать от совести кровоточащий кусок и спрятать подальше... Еще оказалось, что существовал и другой путь. Не менее достойный. И как знать, не был ли чужой человек, венн, больше похож на любимого отца Йарры, чем кровные родственники, измерявшие доблесть количеством шанских ушей, коптящихся в дыму очага?..
Вместе с тем Йарре померещилось в словах Волкодава некое противоречие, и он спросил:
– Вот ты говоришь... жену и детей... но ведь сам-то ты стал великим воином? И не живешь дома? Почему ты так захотел?
Волкодав медленно покачал головой:
– Я никогда этого не хотел. Я мечтал ковать в кузнице, как мой отец. Я был немного младше тебя, когда на нас напали враги. Я должен был отомстить и выучился сражаться. Теперь я хорошо это умею, а жены и дома у меня как не было, так и нет. Мне говорили умные люди, что я свою жизнь плохо потратил. Надо было жить, а я... смертью занялся. Я не знаю.
Йарра сосредоточенно молчал, и Волкодав сказал еще:
– У меня особого выбора не было. А у тебя есть.
Как оказалось, Эврих не ошибся, определяя «правый» склон горы Четыре Орла. Вот только убедиться в этом самостоятельно путникам не позволили.
В тот вечер они устроились на ночлег, не разжигая костра: мало ли чье внимание мог привлечь его свет! Волкодав не доверил Эвриху сторожить, собрался всю ночь сидеть сам. Однако не успели его спутники как следует задремать, когда венн осторожно разбудил обоих.
– У нас гости, – проговорил он еле слышно. – Шесть человек.
Ни Йарра, ни Эврих ничего не видели и не слышали, но сомневаться не приходилось. Волкодав в таких вещах не ошибался и наверняка знал, о чем говорил. Оставалось только выяснить, кого он учуял в сгустившейся темноте. Если шанов, вздумавших выслеживать обидчиков незадачливой троицы...
– Ты можешь подать какой-нибудь знак, что ты «истинный»? – прошептал Эврих на ухо Йарре.
Юного итигула затрясло так, что пришлось крепко сжать зубы. Вот и настал для него миг решимости, когда от неудачи или удачи зависели жизни. Он еще оглянулся на Волкодава, ибо в подобных делах тот был, без сомнения, главным. Венн кивнул. Тогда Йарра набрал полную грудь воздуха, зажмурился, стиснул кулаки и... запел.
Странное это было пение. Мальчик не раскрывал рта, и казалось, будто звук исходил не из человеческого горла, а слетал с дрожащей струны неведомого инструмента. Ни один шан не умел так петь. Это была тайна и гордость племени итигулов – одна из многих, утраченных изгнанниками в долгом и далеком плену.
Из темноты долго не приходило никакого ответа. Молчание показалось Эвриху изумленным: уж верно, итигулы никак не ожидали повстречать здесь кого-то, владеющего наследным искусством. В небольшом племени все знают друг друга. Вот и шестеро, затаившиеся на темном склоне, отлично знали не только всех своих родичей, но и кто где был этой ночью. Случайно встретить еще одного итигула, да притом явившегося с такой стороны, откуда раньше подкрадывались только лазутчики-шаны?..
Волкодав умел слышать неслышимое для других. Умел и не пропустить тихий звук, затерявшийся среди шума и разговора. Он вслушивался и вглядывался в не такую уж густую для его глаз темноту. Со свирепых горцев станется для начала прирезать подозрительных ночных гостей, а уже потом разбираться, кто таковы...
Йарра пел, простирая перед собой руки и не открывая плотно зажмуренных глаз. По его щекам из-под век текли слезы, невидимая струна дрожала и готова была оборваться. В отчаянной песне звучали и страсть, и мольба, и трепещущая гордость одинокого светильника на ветру.
Обманщик не может так петь. Или все-таки может?.. Волкодав еще выяснит, что в каждом итигульском роду сохранялась своя, лишь ему присущая песня; когда общая радость или общая скорбь собирала вместе все племя, разные мелодии сплетались замечательным узором, словно нити в ковре или пальцы обнявшихся рук, и потому-то немногочисленные чужаки, кого Боги приводили на подобный сход, не-могли его позабыть до смертного часа... Но это будет потом. А пока венн слушал напряженный, страдающий голос и ощущал почти телесную боль, дожидаясь, чтобы итигулы приняли наконец решение.
