Звезда Запада - Мартьянов Андрей Леонидович (первая книга txt) 📗

– Куда вы уходите? Почему? – подал голос сразу насторожившийся Локи.

– В Лес Идалир, под защиту богов, – ответил Аудагос. – Пойдёмте в поселение, там мы сможем поговорить...

«А вдруг ловушка? – испуганно подумал монах. – Заманят и перебьют, чего доброго! Как-никак мы ему смертельную обиду нанесли! Каково военному вождю племени валяться у ног какого-то неизвестного пришельца?»

Видать, Лофт знал, что говорил, называя валлов людьми честными и неплохими, и, разумеется, Аудагос держал своё слово. Едва распахнулись врата Лугдунума и предводительствуемые Локи вадхеймцы вошли за стену, как их окружила толпа людей, но никто из зеномов не позволил себе даже зло посмотреть на неизвестных, не говоря уже о каких-либо враждебных действиях. Во взглядах были настороженность, любопытство, но только не ненависть или вражда.

Сразу за тыном было довольно широкое пространство, свободное от строений, и, пока отец Целестин чинно шествовал вслед за Лофтом и военным вождём, который вёл отряд к тесной группе высоких, крытых дранкой и соломой домов, он сумел подметить, что меж стеной и жилыми постройками находится множество телег и колесниц, а кроме того, десятки домашних животных, пригнанных в городище с пастбищ. Несомненно, зеномы собирались покинуть свой посёлок, как и говорил Аудагос. Если бы отряд пришёл к крепости через несколько дней, то никого бы здесь уже не застал.

Двигаясь по живому коридору (ибо людей к воротам сошлось множество – не меньше трёх, а то и пяти сотен), монах уловил, что жители Мира Третьего не так уж и отличаются от тех сынов Божьих, что населяют Мидгард. Пусть одежда и украшения с оружием немного необычны, но люди везде люди, и валлы вовсе не являются исключением. Мужчины и женщины были невысоки ростом, так что высокий и дородный монах выделялся в толпе и, оглядывая окружающих, невольно думал о том, что Один рядом с валлами казался бы просто гигантом. Мужчины зеномов очень походили на европейцев – такой же светлый цвет кожи, волосы то тёмные, то русые и назад зачёсаны, а у некоторых и в косицы заплетены. Многие носили яркую одежду, скорее всего шерстяную, и у отца Целестина рябило в глазах от пёстрых, иногда расшитых цветными нитями одеяний. Его удивило то обстоятельство, что в толпе было много вооружённых мечами и луками женщин, а некоторые даже носили простенькие доспехи в виде курток с нашитыми стальными пластинами. Гуннар, у которого при виде сих валькирий загорелись глаза, словно нарочно пихал локтем в бок целомудренного монаха, то и дело шепча ему на ухо свои заключения о физических достоинствах и недостатках валлийских дев. Отец Целестин, слушая его реплики, начал представлять, какое впечатление могли произвести на христианского святого самые разнузданные и непристойные римские оргии, и едва хотел посоветовать германцу заткнуться, как вдруг его взгляд остановился на доме, к которому подходили Лофт и Аудагос, и вместе с ним едва не остановилось сердце.

– Все святые... – простонал отец Целестин, хватаясь за рукав Гуннара. – Я так и знал, что проклятый Лофт тащит нас сюда на погибель!

Благоприятное впечатление от зеномов рассеялось бесследно, и сейчас монах с большим удовольствием очутился бы в компании самых диких хримтурсов. Хорош был дом военного вождя: на каменном четырёхугольном фундаменте стояли стены из кругляка, скреплённые проржавевшими железными скобами, двускатная соломенная крыша, деревянный всход, ведущий к двери... А косяк, брёвна над притвором и часть стены живописно украшены дюжиной человеческих голов. Часть их была изглодана временем, и остались лишь белые оскаленные черепа; но четыре головы явно были отъяты от тел совсем недавно, и птицы ещё не успели расклевать серую кожу и мутные глаза. Запах тления явственно ощущался за десяток шагов.

По приказу Аудагоса какие-то люди, – судя по простой одежде, не самые богатые и уважаемые из валлов, но и не рабы-трэли, ибо у каждого был меч, – увели лошадок, приняв из рук Торира и остальных поводья, и военный вождь пригласил вадхеймцев в дом. Испереживавшийся от вида отрубленных голов монах едва успел снять с коня свой мешок, прижав его к груди так, словно его хотели ограбить, – в суме находилось то, что по ценности (на взгляд отца Целестина, конечно) превышало десяток волшебных игрушек наподобие Ока Амона – путевой дневник и Святое Писание. Однако отец Целестин уповал сейчас не столько на помощь всех святых, сколько на спокойного и невозмутимого с виду Лофта, первым вошедшего вслед за Аудагосом в дом и махнувшего остальным рукой, приглашая.

– Заходите, – сказал он, обернувшись. – И ради всех духов Асгарда, не мог бы почтенный ромей не взирать на всё так, будто опасается, что и его череп украсит дом рикса зеномов? – И, видя, как монах метнул на него укоризненный взгляд, добавил, хмыкнув: – Поспешай, а то пива не достанется...

На том мучения отца Целестина не кончились. Едва лишь Аудагос провёл гостей в широкую и мрачную горницу, напоминавшую общий зал в норманнских домах, и усадил за стол, как немедля были поданы напитки и еда. С тем, что старые брёвна стен над обширным деревянным столом тоже разнообразили черепа, святой отец внутренне смирился, но когда валл наполнил вином сосуд, изготовленный из укреплённой на золотой подставке и изукрашенной крупными каменьями мёртвой головы, а затем, отпив, пустил эту необычную чашу по кругу, даже дикарю Гуннару стало не по себе. Отец Целестин, побледнев, остался сидеть, глядя прямо перед собой, когда Сигню, едва пригубив, подала чашу ему.

На выручку неожиданно пришёл Локи, уловивший недовольный взгляд Аудагоса, направленный на монаха.

– Это человек из очень далёкой страны, – сообщил он вождю, – тамошние верования не позволяют ему касаться того, что некогда было человеческой плотью. Иначе человека ждёт проклятие его богов...

Аудагос, улыбнувшись, принял череп из рук Сигню.

– Ну если так... Странные верования. Наверное, его боги очень злы и не любят людей. Мы, зеномы, считаем, что голова врага приносит удачу, и наши боги никогда не стали бы делать такие глупости, запрещая вбирать силу своего противника, содержащуюся в чаше, сделанной из того, что раньше вмещало его разум и волю...

У отца Целестина после этих слов валла неожиданно появилось острое желание нарушить заповедь «Не убий», но он сдержался, отвадив искушение краткой молитвой. Господи, да что же это за народ такой?!

К великому облегчению монаха, ему подали обычный серебряный кубок, и Аудагос, отослав слуг и двух женщин – наверное, родственниц, а то и жён (вполне вероятно, что у сих дикарей в ходу и многожёнство! От народа, хранящего черепа врагов как великую драгоценность, можно и не такого ждать!), – приступил к трапезе, откладывая разговор на потом. Как и народы Мидгарда, валлы считали, что вначале гостя надо накормить и дать ему отдохнуть, а уж после говорить о делах. Уписывая великолепную жареную свинину, которая ну просто таяла во рту, отец Целестин с интересом озирал внутреннюю обстановку дома и самого хозяина, слишком увлечённого едой, чтобы обращать внимание на нескромные взгляды толстяка чужестранца. Гуннар усиленно налегал на пиво, словно пил его первый и последний раз в жизни, да и Локи с остальными не преминули припасть к источнику сей животворной влаги в виде, казалось бы, бездонного жбана; разве что Сигню пила хмельной и сдобренный тмином напиток без особого усердия, ибо, насмотревшись за прошедшие годы на отца Целестина, поняла, что ни к чему, кроме греха и непотребств, потребление оного не приведёт.

Лофт по прошествии некоторого времени (за которое успел вместить в себя не меньше двух ведер пьянящего зелья) наконец повернулся к молчаливому хозяину и немного заплетающимся языком продекламировал:

и, икнув, продолжил:

– Спасибо доблестному Аудагосу за угощение. Выслушаешь ли ты, вождь, нас?