Конунг. Вечный отпуск (СИ) - Руденко Сергей (читать книги txt) 📗
* * *
Симпатичная молодая женщина, неуверенно переступила с ноги на ногу и суетливо поправила ярко-красный расшитый передник на длинном до пят платье из неокрашенной светло-серой ткани. Не сумев сказать ни слова, и смутившись от этого еще больше, она принялась теребить одну из двух светло-желтых кос. Судя, по отсутствию удивления на лице, искала девушка именно его, однако все равно растерялась в момент, когда необходимо было что-то сказать.
Не стоит судить ее слишком строго: даже с людьми не в пример старше и опытнее может случиться некоторый небольшой ступор, когда необходимость вступать в диалог с носителями неизвестного им языка возникает неожиданно. А не кивайте на наше извечное «привет» по поводу и без. Это и подавно продукт современного космополитизма, но никак не замкнутого средневекового общества, в котором, судя по всему окружающему, и пребывала юная красавица.
Игорь, мгновенно осознавший, что творится с его визави (14), не сделал ни единой попытки прийти на помощь. Скорее наоборот, продолжая улыбаться, он еще и добавив неловкости иронично приподняв бровь.
(14) Визави (с франц. vis-à-vis — «лицом к лицу») - тот, кто находится напротив, стоит или сидит лицом к кому-нибудь. В переносном значении может также означать оппонента.
Нет, человеком Игорь продолжал оставаться, конечно же, добрым, но девица была очень уж миловидна, жизни ее ничего не угрожало, а поэтому в нем сработала пусть и немного коварная, но беззлобная привычка выжимать не гарантированную дозу удовольствие от явного смущения слишком красивых женщин.
Парень прекрасно помнил, что лишь в такие минуты есть шанс сразу понять, что перед ним за человек. В остальное время растерявшие в большинстве своем безыскусную искренность красавицы слишком уж себе на уме, и даже снимая одежду, не всегда дарят шанс увидеть себя настоящих.
Раз уж у нас сегодня день всепрощения, не спешите и осуждать расшалившегося журналиста. Во-первых, черта эта все-таки действительно безопасна для окружающих, во-вторых, дурнушки и от вас вряд ли дождутся особой тяги заглядывать в душу. Ну и в-третьих, привычной игры не случилось. Из дверного полумрака на сцену выскользнул еще один персонаж, сразу же уверенно взявший на себя инициативу в переговорах.
Высокий длинноусый шатен, лет тридцати-тридцати двух мгновенно уловил состояние потерянной для дипломатии напарницы. Обогнув замершую златовласку, он иронично хмыкнул, и задумчиво погладил бритый подбородок. Затем, воин выпрямился, хотя казалось, куда уж больше, как-то мягко и буднично опустив левую ладонь на короткий меч в щегольских деревянных ножнах с множеством бронзовых заклепок. Все это действо завершилось поклоном с приложенной к сердцу правой рукой. В момент исполнения увертюры «Вежливость», раздался похожий на шелест металлический шум, и из боковых разрезов его длинной, почти до колен, замшевой куртки, ненадолго выскользнули мелкие звенья черненой кольчуги.
- Тротс, маньер! Фолгх мэй! (15) – приглашающе взмахнул рукой дипломат.
(15) Тротс, маньер! Фолгх мэй! (фриз.) – Горжусь, господин! Следуй за мной! Традиционное уважительное приветствие фризов к вышестоящему звучит как «Экес тротс оп ват асиль!» («Горжусь что вижу!»). При обращении к равному или предводителю-чужаку чаще всего используют сокращенную форму «Тротс» («Горжусь!»).
Убедившись, что Игорь готов за ним следовать, обернулся и мягко подтолкнул в сторону двери, свой раскрасневшийся авангард. Наконец-то получившая опору в этом качающемся мире красотка взмахнула косами и рванула куда-то внутрь здания. Почти сразу же Игорь выяснил, что цель, для такого ускорения, оказалась совсем не далеко. Когда несостоявшийся турист повторил свой недавний путь в обратном порядке, на пороге комнаты, где довелось неожиданно проснуться, его уже ждала давешняя «болтушка».
Снова приглашающий жест провожатого, и временно голозадый путешественник наконец-то получил назад утерянное обмундирование. Приятно удивившись, что его сине-голубой шелковый костюм, белье и обувь не только вернулись, но и приведены в порядок, он пришел в прежнее благодушное настроение. И расслабившись, тут же за это поплатился, обнаружив плохо отстиранные пятнышки крови в нескольких местах, а в районе живота и спины, еще и аккуратно заштопанную сквозную дырку.
«Да твою ж ты набережную... значит, все было! – практически вслух застонал Игорь. – Значит, все и правда было!»
Но длительных переживаний и трогательного самоуглубления не получилось. Терпеливо дожидавшийся пока парень оденется, воин снова поманил его за собой, и они пошли куда-то вглубь здания. Всего лишь с десяток различных лестниц и переходов, и вот временные спутники под открытым небом, огибают снаружи длинную одноэтажную пристройку, которая в качестве ножки к печатной букве «т» присоединялась к пятиэтажному, только что покинутому, сооружению.
Логично было предположить, что в этот пятидесятиметровый «аппендикс» можно было попасть и из основного здания, но опоясанный мечом «путеводитель» считал иначе. Узкая улочка, среди плотно стоящих двух- и трехэтажных домов, уперлась в небольшую, но, несомненно, центральную площадь поселения.
«Ага, парадное крыльцо! Так значит, меня сейчас будут принимать официально».
Пройдя мимо затянутых в броню и вооруженных стражей, они оказались у входа (как выяснилось чуть позже) в тронный зал местного правителя.
- Ком ин ди хойс, маньер! (16) – воин остановился у широкого распахнутых двустворчатых врат, чуть посторонился, и в который раз изобразил характерный приглашающий жест, но сам не тронулся с места.
(16) Ком ин ди хойс, маньер! (фриз.) - Проходи в (благородный) дом, господин!
«Приглашаешь? Ну да, я так понимаю, местной власти пора уже узнать, кто мы такие. Хотя как мы будем объясняться?! Чего-то, конечно, попробую, но не с моими знаниями разбирать ту причудливую смесь, на которой вы бормочите».
* * *
Ставни двух десятков окон, открытые под самым потолком с обеих сторон на всем протяжении зала, давали достаточно света. Чтобы, например, не оступиться или не налететь на какую-нибудь массивную часть интерьера. Однако толстые каменные стены помимо приятной прохлады еще и не давали солнцу разгуляться, сохраняли легкий сумрак, а потому сразу понять, куда идти в таком длинном зале, было непонятно.
Через несколько мгновений глаза приспособились к освещению, и Игорь сообразил, что путь лежит к дальней от входа половине. Здешний хозяин расположился на небольшом, примерно по колено возвышении, в массивном резной кресле с высокой спинкой украшенной головой кабана или, если судить по размеру клыков, скорее, вепря.
Игорь шел и размышлял, на каком расстоянии прилично будет остановиться, и что они будут тут делать. Вертелась дурацкая, даже на первый взгляд мысль, о рисовании каких-нибудь картинок и прочая придурь. Но, как оказалось, вопросы этикета здесь находятся на самом высоком уровне контроля. За четыре шага до возвышения, один из двух вооруженных короткими копьями воинов справа и слева от трона, сделал шаг вперед, выставив ладонь в останавливающем жесте. Через мгновение разрешилась и проблема общения.
- Кто ты? Из каких ты земель? Какого ты рода? – спрашивал тот самый обладатель роскошной и, конечно же, очень результативной секиры, который запомнился туристам во время битвы в ущелье.
Удивительнее всего оказалось не то, что Игорь понимал, о чем его спросили. Самым поразительным ему почему-то показался факт, что одновременно с понятными ему словами, звучала и некая странная лабуда. Параллельно привычной русской речи, шел второй поток звуков, состоящий из каких-то явно знакомых, и одновременно ни капельки не понятных слов.
- Ви я эйз? Ван ватер ланд? Ва дон йа сортие? (17) – раздавалось под гулкими сводами.
(17) Ви я эйз? Ван ватер ланд? Ва дон йа сортие? (фриз.) - Кто ты (дословно – кто ты есть)? Из каких земель? Какого ты рода?
«Ага, дело походу будет долгим, - подумал журналист, и раздосадованный некоторой внутренней растерянностью, представил, что дал себе внутреннего пинка. – Ты же, забодай тебя коза, профессионал, говорить с людьми с топорами они, метлами или авторучками, твое профессиональное колдунство, мудила!»
