Кейн. Ветер ночи - Вагнер Карл Эдвард (читать книги без регистрации .TXT) 📗
Пронизывающий взгляд Кейна задержался на поэте. Кейн минуту раздумывал, насколько случайной была эта насмешка.
— Ты ведь знаешь, я совсем не это имел в виду, — ответил он с ледяным спокойствием. — Ну а если без обиняков: неужели ты думаешь, что твой гений справится с этой задачей?
Опирос уставился на Кейна.
— Не знаю, — признался он, избегая его взгляда. — Это меня и мучит. Я знаю, как это делается: ритм, размер, слова, образы… Я понимаю, как ткать полотно, но не могу ухватить путеводную нить. Нужно вдохновение, озарение, чтобы вытащить воображение из болота заезженных идей. Если бы я только знал, как уничтожить в себе талант производить на свет стихи, похожие друг на друга… одни и те же потертые образы, тусклые эмоции… Моя поэма должна быть радикально новой; я хочу создать ее из идей и образов, единственных в своем роде, я не стану пользоваться чужими…
Он пробурчал еще что-то себе под нос и потянулся к кувшину. Странно, кто-то его уже опустошил…
Глава вторая
МУЗА СНА
Кейн задумчиво смотрел на склонившегося над столом товарища. Служанка принесла очередной кувшин пива. «Лучше оставить его наедине со своими мыслями», — решил Кейн. Он протянул руку к кувшину, чтобы наполнить полупустую кружку Опироса, и тут заметил, что кто-то направляется к их столу.
Приземистая фигура Эбероса, первого ученика алхимика Даматиста, излучала беспокойство. Лицо его было потным и напряженным. Взгляд глубоко посаженных глаз бегал из стороны в сторону. Казалось, он опасается, что все в этом помещении вот-вот заметят, что он нервничает, и захотят узнать, зачем он сюда явился. Хоть Эберос и не был частым гостем в «Таверне Станчека», Кейн достаточно хорошо его знал, поскольку имел дело с Даматистом. Удобно устроившись на стуле, он ждал, чтобы Эберос первым начал разговор.
— Я пришел просить тебя об одной услуге, Кейн, — начал Эберос, облизывая бледные губы. — Об услуге, которая будет вознаграждена сегодня же ночью!
— То есть попросту хочешь занять денег, — сухо подытожил Кейн.
Ученик алхимика вытер руки о мускулистые бедра. Его брюки были перепачканы растворами и порошками, которые он делал в лаборатории Даматиста.
— Хочу, — сознался он. — Но для тебя это будет скорее вложение капитала. Мне временно не везет в игре. Я все потерял. Но несколько ставок — и счастье ко мне вернется. Эти мерзавцы не дают мне кредита.
— Неудивительно. За десять часов ты просадил годовой доход самого крупного торговца. К чему им принимать вексель от бедняка, да к тому же неудачника? Чем выбрасывать деньги дальше, подумай лучше, как объяснишь своему учителю, что спустил его золото. Сомневаюсь, чтоб это были твои собственные сбережения…
Эберос побледнел.
— Я не вор! — рявкнул он.
— Но, вне всякого сомнения, всего лишь скверный игрок.
Не обращая внимания на то, что Кейн явно хочет от него отделаться, Эберос уселся и доверительно наклонился к собеседнику:
— Послушай, Кейн! Говорю тебе об этом только потому, что здесь нет больше никого, кто мог бы поддержать меня. Я запланировал все давно, и все должно случиться именно сегодня. Я не случайно сел играть. Неделями я вычислял по звездам, гадал всеми способами, которым обучил меня Даматист. Ответ был один и тот же: сегодня ночью судьба мне благоприятствует. Ни в какой азартной игре я не могу проиграть!
— Из этого следует, что ты плохой астролог, — отрезал Кейн. Он никогда не симпатизировал ученику Даматиста. Льстец и лицемер, Эберос пресмыкался перед своим учителем — угрюмым и грубым алхимиком. В умильном и ласковом Эберосе Кейн чуял алчную и ненасытную душу.
Отчаяние исказило лицо Эбероса гневной гримасой.
— Ладно, смейся! Я согласен, фортуна не покровительствует мне у Станчека. Но я был этой ночью в других местах. Думаешь, деньги, которые я здесь потерял, я выпросил или украл? Ошибаешься! Слушай! Начал я сегодня вечером в «Псе и леопарде», имея за душой лишь десять золотых монет и немного серебра, скопленного из тех жалких денег, которые платит мне Даматист. В какой-то момент у меня осталось только серебро, но, когда я выходил, все были потрясены, а у меня оказалось около сотни золотых монет. В «Ярдарме» было то же самое. Они думали, что обдерут меня как липку, но очень скоро никто не мог играть против меня. У меня было уже с полтысячи серебром и золотом. Я пришел сюда. Тут можно играть по-крупному. И снова получилось, что я продулся в пух и прах… Одолжи мне сколько нужно, и даю слово, что потребуется пара невольников, чтобы поднять мой выигрыш. Одолжи мне полсотни — и сегодня же ночью получишь обратно сотню…
Кейн лишь рассмеялся в ответ. Отчаявшийся Эберос перевел взгляд на Опироса, который завороженно уставился на дно своей кружки. Поэт был богат, но никогда не носил при себе больше сотни монет. Видя, что ничего не добьется и что от него хотят избавиться, ученик алхимика схватился за последнюю соломинку.
— А если я предложу кое-что в залог?
— И что же ты можешь предложить за полсотни золотых? — без интереса спросил Кейн.
Дрожащими руками Эберос вытащил из сумы, притороченной к поясу, небольшой сверток и молча кинул его Кейну. Кейн со скептическим видом развернул мягкую кожу. На его широкую ладонь выкатилась сверкающая фигурка. Глаза Кейна на мгновение сузились, а потом широко раскрылись.
— Муза Тьмы, — прошептал он изумленно.
— Что? — спросил Опирос, выходя из задумчивости и вытягивая шею.
На открытой ладони Кейна лежала вырезанная из черного оникса статуэтка нагой девушки дюймов в пять. Камень был без единого изъяна, работа — в высшей степени мастерская.. Девушка лежала навзничь, с лениво-расслабленным видом. Голова с копной вьющихся волос отдыхала на левой руке; другую руку она слегка приподняла в призывном, быть может, приветственном жесте. Стройные ноги были чуть согнуты в коленях. Взгляд таил в себе неотразимое очарование. Загадочная улыбка на приоткрытых губах, казалось, хранит в себе какую-то тайну, манит куда-то. И все же в этом прекрасном лице таилась безжалостность, которая ложилась тенью на улыбку, полную обещаний, и заставляла задуматься — к каким усладам зовет чародейка. Световые блики мягко ласкали ее аристократическое лицо, округлые груди, узкие бедра и длинные ноги. Казалось, это богиня, превращенная в миниатюру из темного камня.
— Значит, ты знаешь об этой статуэтке, — с нервным смешком оскалился Эберос.
— Это Клинур, муза сновидений, которую еще называют Музой Тьмы, — сообщил Кейн. — Ошибиться невозможно, Клинур — одна из шестнадцати муз, которых много веков назад изваял маг Амдерин. Его работу легко распознать, ну а эти скульптурки вообще легендарны. Предполагают, что большая часть их не сохранилась. И еще говорят, что несколько штук есть у Даматиста… но ты ведь не вор?
Эберос сжал губы.
— Не заметит же он сразу ее отсутствие! Я взял ее из шкатулки только потому, что предвидел такую ситуацию. Эта фигурка бесценна, и ты об этом знаешь. Одолжи мне сотню золотых под залог? Я отдам тебе через час сумму вдвое большую.
Кейн пожал плечами.
— У меня нет причин переступать порог мира грез. К тому же я не хочу ни часа хранить краденые произведения искусства.
— Дай ему денег, Кейн, — вмешался Опирос, неожиданно оживившись. — Если он проиграет, я покрою убыток.
— Тогда выложим сумму пополам, — Кейн удивленно посмотрел на поэта. — Таким образом, ты пожалеешь лишь наполовину, когда придешь в себя.
Эберос хотел запротестовать, но не решился, опасаясь, что приятели передумают. Тяжелые золотые монеты покатились через стол, разбрызгивая разлитое пиво. Помощник алхимика поспешно собрал их и отправился играть.
— Расскажи мне о ней, Кейн, — попросил Опирос. — Когда ты сказал о пороге мира грез, мне это что-то напомнило. Что за история связана с этой музой?
Кейн пододвинул статуэтку к поэту и серьезно посмотрел на него.
— Амдерин был одним из самых знаменитых магов времен упадка Керсальтиаля. И к тому же талантливейшим скульптором. Он не хотел смириться с тем, что не может превзойти других людей абсолютно во всем, и поэтому изваял шестнадцать муз. Каждая из них должна была помогать ему в какой-то определенной области жизни и творчества — для этого нужно было только ее вызвать. Он мог стать первым универсальным гением.
