Властелин колец - Толкин Джон Рональд Руэл (читать книги бесплатно .txt) 📗
Итак, следи. Девять Колец Враг собрал при себе, равно как и Семь – по крайней мере те, что остались от Семи. Три пока спрятаны от него, но это его больше не тревожит. Он нуждается только в Едином. Дело в том, что он выковал его сам, оно принадлежит ему и к тому же он вложил в него огромную часть своей прежней силы. Вернув Кольцо, он сможет управлять всеми остальными, где бы они ни были, даже Тремя эльфийскими, и тогда все, что сделали эльфы с помощью колец, откроется ему, а сам он станет сильнее, чем когда–либо прежде. То, что Кольцо у нас, – случайность поистине чудовищная, Фродо! Враг долго пребывал в уверенности, что Единое сгинуло, что эльфы давно его уничтожили, как им и следовало поступить. Но теперь он знает, что Кольцо не уничтожено, что оно отыскалось. С тех пор он ищет его непрестанно, ищет повсюду, и все его мысли направлены только на поиск. В Кольце – его великая надежда и наш великий страх.
– Почему же, почему его не уничтожили? – вскричал Фродо. – И как случилось, что Враг его потерял, если он такой сильный и так дорожит им? – И он судорожно сжал Кольцо в кулаке, словно уже видел черные пальцы, протянувшиеся, чтобы схватить драгоценную вещь.
– Кольцо у него отобрали, – сказал Гэндальф. – Когда–то давным–давно эльфы были гораздо сильнее и могли противостоять Владыке Тьмы. Да и людские племена еще не все отдалились от эльфов. На помощь к ним тогда пришли Люди Запада. Эту главу древней истории я пересказал бы тебе охотно, ибо она тоже повествует о скорби и о том, как сгущалась тьма, но вместе с тем и о великой доблести, и великих деяниях, которые не прошли бесследно. В один прекрасный день я, может быть, и расскажу тебе все от начала до конца, а может, не я, а кто–нибудь другой, кто знает обо всем этом лучше меня. Но пока тебе надо знать главное: как вышло, что Кольцо оказалось у тебя? Это повесть достаточно длинная, так что придется ею пока и ограничиться. Саурона низвергли Гил–галад, король эльфов, и Элендил [85] – владыка Запада. Оба они погибли в бою. Исилдур, сын Элендила, отсек Саурону палец с Кольцом и взял Кольцо себе. Это подсекло Саурона под корень: дух его отлетел и много долгих лет пребывал неведомо где, прежде чем тень его приняла новое обличье и поселилась в Чернолесье. Кольцо же пропало в волнах Великой Реки – Андуина. Исилдур пробирался восточным берегом Реки на север, но невдалеке от Сабельников [86] столкнулся с горными орками. Спутники его почти все были убиты в стычке, сам же Исилдур бросился в воды Реки – но, пока он боролся с течением, Кольцо соскользнуло у него с пальца. Тут орки увидели пловца и застрелили из луков. – Помедлив, Гэндальф продолжил: – Скрывшись в темных омутах у Сабельников, Кольцо исчезло надолго. Много веков о нем ничего не было слышно, так что и легенды уже стали забываться. Даже то, что рассказал тебе я, известно теперь немногим, причем Совет Мудрых знает не больше. Но теперь, как мне кажется, я нашел продолжение этой истории.
Много лет спустя и все же очень, очень давно жил на берегу Великой Реки, там, где начинаются Дикие Земли, ловкий и скрытный маленький народец. Как я догадываюсь, они были близки хоббитам; возможно, это были чуть ли не дальние родичи Дубсов, не самих, конечно, а каких–нибудь их прапрапрадедов. Свидетельство тому – любовь этого народца к Реке: они умели плавать и мастерили маленькие камышовые лодочки. Был среди них один клан, занимавший довольно высокое положение, очень большой и зажиточный. Управляла кланом некая Праматерь, суровая и сведущая в древних преданиях – уж не знаю, какие там у них имелись предания, но какие–то имелись. Самый любопытный и непоседливый член клана звался Смеаголом. Ему не давали покоя корни и начала всего сущего [87]: он нырял на дно глубоких озер, подкапывал деревья и растения, прорывал ходы в глубь зеленых курганов и наконец отучился поднимать глаза к вершинам, забыл, как выглядят листья, и перестал обращать внимание на цветы, раскрытые навстречу небу. Зато он привык смотреть вниз и прислушиваться к звукам, которые доносятся из–под земли.
Был у него друг по имени Деагол [88], во многом на него похожий и такой же зоркоглазый. Только в силе и ловкости уступал он Смеаголу. Однажды они снарядили лодочку и спустились по реке к Сабельникам, на покрытые ирисами поляны, в чащи цветущих тростников. Смеагол отправился рыскать вдоль берега, а Деагол остался в лодке с удочками. Вдруг на крючок ему попалась огромная рыбина – и не успел Деагол оглянуться, как оказался в воде, и его утянуло на дно. Тут он отпустил удочку: на дне, в иле, что–то сверкнуло. Задержав дыхание еще ненадолго, он схватил блестящую штуковину.
Разбрызгивая воду и отплевываясь, с водорослями в волосах и комком грязи в руке, он вынырнул и поплыл к берегу. И – диво! – когда он смыл грязь, на ладони у него засияло неописуемой красоты золотое кольцо. На солнце оно сверкало и искрилось так, что глаз было не оторвать. Но Смеагол наблюдал за другом из–за дерева и, пока Деагол пожирал глазами находку, тихо подкрался и встал сзади.
– Дай–ка нам эту штучку, Деагол, любовь моя, – проворковал Смеагол другу через плечо.
– Почему это? – удивился Деагол.
– Потому, что у меня сегодня день рождения, любовь моя, и мне очень, очень пригодится это колечко, – ответил Смеагол.
– А мне–то что? – пожал плечами Деагол. – Я уже сделал тебе подарок [89] и, между прочим, очень потратился. А это кольцо нашел я и отдавать никому не собираюсь.
– Да что ты, любовь моя, неужели? – задушевно удивился Смеагол и, схватив Деагола за глотку, задушил его – золото блестело так ярко! Ну а кольцо он надел на палец.
Никто так и не узнал, что сталось с Деаголом. Убит он был далеко от дома, а тело Смеагол запрятал надежно – ввек не найдешь. Сам он вернулся домой в одиночестве – и обнаружил, что, когда кольцо у него на пальце, никто из обидчиков его не видит. Открытие пришлось ему по нраву, но от близких он кольцо утаил и начал пользоваться им для того, чтобы разузнавать всевозможные тайны и пускать свои знания в ход, учиняя пакости и строя всяческие козни, – одним словом, не на благо. Он высматривал, вынюхивал и запоминал все, что могло кого–нибудь больно ранить. Кольцо дало ему власть – маленькую, ровно по его мерке, но власть. Стоит ли удивляться, что родичи его вскоре возненавидели и, когда он бывал видим, гнали из норы в три шеи. Когда он попадался на дороге, его пинали, а он, не оставаясь в долгу, кусал обидчиков за ноги. Со временем он начал подворовывать и вечно бормотал что–то себе под нос, а в горле у него непрестанно голготало: «голлм, голлм». В конце концов его прозвали Голлумом, прокляли и велели убираться на все четыре стороны, а Праматерь (приходившаяся Голлуму бабушкой), желая, чтобы в клане воцарился мир, объявила его изгоем и запретила казать нос в родную нору.
С тех пор он бродил в одиночестве, хныча и обвиняя мир в жестокости. Выше по течению Реки он набрел на стекавший с гор ручей и пошел вдоль него. В глубоких омутах ловил он невидимыми пальцами рыбу и ел ее сырой. Однажды в жаркий день, наклонившись над омутом, он почувствовал на затылке ожог, а слепящая рябь на воде хлестнула его по слезящимся глазам резкой болью [90]. Голлум удивился – он почти позабыл о том, что в мире существует солнце. В последний раз поднял он взгляд наверх и погрозил светилу кулаком.
Тут он по нечаянности перевел взгляд на вершины Туманных Гор, откуда бежал ручей. И его осенило: «А там, наверное, тень и прохлада, под этими горами! Там солнце меня не выследит. А какие у этих гор, должно быть, корни – всем корням корни! Там, верно, погребены тайны, до которых с начала мира еще никто не докопался».
Когда настала ночь, он поднялся в горы, нашел пещерку, откуда вытекал темноводный ручей, и, как червь, проник в самое сердце каменных громад. Больше о нем никто ничего не слышал.
85
Гил–галад на языке синдаринских эльфов означает «сияющая звезда». Был последним эльфийским королем Средьземелья. Страна, которой он правил, – Линдон – находилась у залива Льюн, и жили там Элдары–изгнанники, медлящие с отбытием за Море (см. прим. к гл. 1 ч. 2 этой книги). С Гил–галадом жил поначалу в Линдоне и Элронд. В те времена Саурон еще водил дружбу с эльфами, но в Линдон его не пускали уже тогда. Со временем его истинное лицо открылось эльфам (Сильм., с. 347–349), и многие эльфы бежали под начало Гил–галада, которого поддерживали и нуменорцы (см. Приложение А, I, гл. 1). Однако Саурон смог совратить нуменорцев и навлечь на них гибель, хотя пострадал при этом сам и долго не появлялся вновь. За это время сила Гил–галада выросла, и Саурон, поселившись в Мордоре, стал готовиться к войне против него. Из нуменорцев катастрофу пережили Элендил и его сыновья – Исилдур и Анарион, родственники Короля. В Средьземелье установилось два королевства нуменорцев – Арнор и Гондор. Элендил и Гил–галад заключили против Саурона союз, названный позже Последним. В Имладрисе (Ривенделле) прошел смотр союзных войск. Битва разыгралась на равнине Дагорлад, перед Черными Вратами Мордора. Нейтралитета не соблюдал никто, сражались даже звери и птицы. Гил–галад и Элендил одержали победу и проникли в Мордор. Семь лет длилась осада крепости Саурона. В ходе ее погиб сын Элендила Анарион и другие. Наконец Саурон вступил в открытый бой с Гил–галадом и Элендилом; оба погибли, и меч Элендила преломился, но и Саурон был повержен – обломком меча Исилдур, сын Элендила, отсек у него палец с Кольцом, и дух Саурона покинул тело и долго не воплощался (Сильм., с. 350–354).
86
В оригинале Gladden Fields. Gladden – древнеангл. название небольших ирисов. Переводчик использует русское название цветка.
87
Происхождение имени Смеагол – то же, что и слова смайл (см. прим. к Прологу): от древнеангл. smygel – «рыть, копать». Несмотря на многажды декларированную им самим нелюбовь Толкина к аллегории, здесь мы имеем дело с неприкрытой аллегорией <<См. об этом у КД (с. 20): «Аллегория – расширенная метафора… В литературе – образное повествование, которое содержит скрытое значение, часто – мораль (причем значение строго закреплено за образом, хотя по сути с ним никак не связано. – М.К. и В.К.). Ключевые примеры аллегорий в английской литературе – «Путь Пилигрима» Дж.Беньяна и «Королева Фей» Эдмунда Спенсера… Когда вышел в свет ВК, некоторые истолковали Единое Кольцо как аллегорию атомной бомбы. Это неверно уже потому, что о Кольце Толкин написал до того, как появилась атомная бомба… но и потому еще, что такое прочтение задает всей книге аллегорический смысл. Толкин указывал, что взгляд на ВК как на развернутую аллегорию подменяет применимость образа предположением о существовании жестко связанного с ним значения». В предисловии к американскому изданию он пишет: «Я предпочитаю аллегории (allegory) повесть (story), неважно, истинную или выдуманную, со всей ее разнообразной применимостью в сфере читательских мыслей и опыта. Мне думается, многие путают «применимость» с «аллегорией»; но смысл первой – в свободе читателя, а второй – в целенаправленном давлении автора на читателя».>>. Стремление Голлума к «корням и началам» слишком очевидно бросает камень в огород современной науки – лишенной Бога, позитивной, материалистической, полагающей, что корни сущего лежат в том же измерении, что и видимые глазу «стебли». Не без тайного удовлетворения Толкин намекает позже, что итоги этих поисков сводятся к нулю, – Голлум находит под землей только тьму и пустоту. Корень бытия невозможно отыскать в пределах материи – он лежит вне ее.
88
Древнеангл. «тайна, секрет». См. Приложение Е.
89
Один из читателей обратился к Толкину с просьбой объяснить противоречие между этими словами и засельским обычаем не дарить подарки на день рождения, а принимать их от именинника. Толкин ответил на это подробно и обстоятельно (П, с. 290–292, недатированное письмо, написанное приблизительно в 1958–1959 гг.). Обычай дарить подарки гостям, настаивает Толкин, – общий для всех хоббитов во все времена и глубоко укоренен в хоббичьей традиции, но допускает и некоторые варианты. «Когда Дубсы вернулись в Дикоземье – а случилось это в 1356 году ТЭ, – все контакты между ними и предками засельчан прекратились, – говорится в письме. – Со времени разъединения хоббитов до столкновения между Деаголом и Смеаголом (2463 г.) прошло около 1100 лет. Если учесть, что Бильбо отпраздновал свой знаменитый День Рождения – в связи с которым в книге и упоминается о ритуалах и обычаях засельчан – не когда–нибудь, а в 3001 году ТЭ, легко подсчитать, что к тому времени разрыв между хоббичьими племенами составлял уже почти 1650 лет.
…Для хоббитов дни рождения всегда были событиями исключительной общественной важности. Хоббит, отмечавший свой день рождения, назывался рибадьян (если перевести это слово согласно общим принципам перевода, принятым мною для ВК, оно будет выглядеть как byrding <<Корень byrd- – более старый вариант современного англ. корня bir(th) (birthday – «день рождения»). Таким образом, byrding переводится примерно как «деньрожденник, новорожденный» (у нас «именинник». – М.К. и В.К.).>>). Связанные с днями рождения обычаи, несмотря на укорененность в быту и традициях, регулировались дополнительным строгим этикетом, благодаря которому дарение подарков во многих случаях сводилось к чистой формальности… На самом деле, если копнуть глубже, «именинник» не только раздавал, но и получал подарки; эти два обычая разнились друг от друга как по происхождению, так и по выполняемой ими функции. Разным был и сам порядок вручения даров. В ВК второй обычай (получать подарки) не упоминается только потому, что к основному повествованию он не имеет никакого отношения. В действительности этот обычай был древнее обычая дарить подарки гостям и соответственно регулировался бoльшим числом формальных правил. (Нет ничего удивительного и в том, что в книге не дается никаких пояснений по поводу этого обычая в связи со спором Деагола и Смеагола, – рассказ об этом вложен в уста Гэндальфа, которому не было нужды вдаваться в описание обычая, хорошо знакомого любому хоббиту, да и нам с вами).
Ритуал получения подарков был у хоббитов тесно связан с родовыми отношениями. По своему происхождению он символизирует принятие именинника в члены семьи, признание его остальными представителями рода. Кроме того, вручение даров совершается в память однажды совершившейся формальной церемонии «введения в семью»… Отец и мать при этом не дарят своим детям подарков на день рождения (кроме редких случаев усыновления); правда, общепризнанный глава семьи обязан что–либо преподнести имениннику в знак того, что по–прежнему считает его членом клана (семейства).
Ритуал вручения подарков гостям не ограничивался рамками родства и считался формой благодарности за услуги и благодеяния, оказанные в течение жизни и особенно за последний год, а также за выказанную имениннику дружбу… По засельскому этикету, сам именинник мог ждать подарков только от родственников не дальше двоюродного брата или сестры, причем важно было, чтобы те жили не далее как в 18 верстах от виновника торжества <<Отсюда выражение «кузен с восемнадцатой версты» – так говорили о том, кто строго придерживался этого закона и не признавал никаких родственных обязательств помимо оговоренных этикетом. Такой «кузен» никогда не дарил подарков родственникам, живущим за пределами указанной области, – даже если именинник обретался, скажем, в двух шагах от злополучной границы (установленной, разумеется, согласно измерениям самого «кузена»!).>>. От подарков воздерживались даже ближайшие друзья (если они не были одновременно родственниками)… Подарки имениннику должны были вручаться исключительно с глазу на глаз… желательно накануне праздника и уж во всяком случае не позднее полудня знаменательного дня. Выставлять подарки напоказ считалось крайне неприличным – необходимо было избежать неловких ситуаций, вроде тех, что не редкость в нашем обществе, особенно на свадьбах… <<На хоббичьих свадьбах подарков не дарили вообще – только цветы (свадьбы почти всегда играли весной или в начале лета). Если молодожены собирались жить своим домом или – если речь шла о смайле – собственным отнорком, обстановкой комнат занимались родители с той и другой стороны и успевали сделать все необходимое задолго до свадьбы.>> Этот обычай вовсе не подразумевал дорогих подарков. Хоббитам гораздо больше нравилось, если подарок приходился кстати, попадал, так сказать, «в жилу», а если кто отделывался дешевкой – никто и не думал обижаться.
Следы этого обычая видны и в повести о Смеаголе и Деаголе, в которой так ярко проявились характеры этих далеко не лучших представителей хоббичьего рода, их воспитавшего. Очевидно, что Деагол был близким родичем Смеагола (впрочем, все члены их маленького сообщества, по–видимому, были родственниками), так как он подарил Смеаголу традиционный подарок на день рождения, причем подарил заблаговременно, хотя на рыбалку они, по–видимому, отправились спозаранок. Деагол, мелкая душонка, не очень–то охотно раскошелился на подарок. Но Смеагол был личностью еще менее симпатичной, чем его братец: он захотел отобрать кольцо у Деагола, прикрываясь своим «днем рождения». «Мы, дескать, хотим его» – и весь сказ. Он намекал еще и на то, что подарок Деагола в каком–то смысле его не удовлетворил, почему Деагол и огрызнулся: пусть, дескать, Смеагол заткнется – он потратил на этот подарок больше, чем ему, Деаголу, по карману!.. В более примитивных сообществах… именинник дарил подарок еще и главе семьи. Смеагол, по–видимому, был сиротой, и я предполагаю, что в этот день он не подарил подарка никому, кроме «бабушки», от чего, понятно, уклониться не мог. Скорее всего, обычно он одаривал ее рыбой и, возможно, именно за этой рыбой и отправился в тот памятный день. Как это похоже на Смеагола – подарить бабушке рыбу, которую на самом деле поймал Деагол!..»
90
Ср. СиУ, с. 251: «Как одно и то же пламя светит и греет одним, а других – жжет и изобличает своим светом, так и Трисиятельное Светило для одних – свет, а для других – огонь, смотря по тому, какое вещество и какого качества встречается в каждом» (Григорий Богослов, прим. 421 к с. 251). То же у Исаака Сирина: «…любовь силою своею действует двояко: она мучит грешников… и веселит собою соблюдших долг свой» (там же). Запричастная православная молитва гласит: «Огнь еси, недостойныя попаляяй».
