Имперская гвардия: Омнибус (ЛП) - Лайонс Стив (хороший книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Комиссар? — произнёс он.
Ярик обратил на него этот свой взгляд. Он внимательно изучил Рогге, замечая всё. Рогге знал о суеверии орков касательно силы взгляда Яррика. В этот момент он целиком и полностью разделял их веру.
— Полковник, — поприветствовал его Яррик. Он отвернулся от Рогге и двинулся к прутьям клетки. Рогге увидел, как он обшаривает своим глазом зону рабских загонов.
— Сообщите мне то, что мне требуется знать, — сказал комиссар.
Рогге сглотнул. Никакого приговора, никакого осуждения, никаких требований объясниться. Вместо этого — простая просьба предоставить информацию, высказанная с уверенностью человека, не знающего, что такое капитуляция. Рогге вытянулся ещё прямее, испытывая соблазн разрыдаться от благодарности. Он получил второй шанс. Он добьётся искупления.
— В рабочих сменах нет никакой закономерности, — сказал он комиссару. — Мы никогда не знаем, сколько нас здесь продержат. Когда нас выводят наружу, мы работаем, пока не начинаем валиться с ног.
Яррик кивнул. Рогге смотрел, как он трогает прутья клетки, проверяя их на крепость. Пайка была неряшливой, а клетка имела примитивную конструкцию, но ограждение было достаточно прочным, чтобы удержать орков, не говоря уже о людях. Из самой клетки не сбежать.
Яррик крякнул и посмотрел за прутья, на гигантское пространство загона, в котором содержались рабы.
— Бывший грузовой трюм, я так думаю, — сказал Рогге.
Несмотря на всю инкрустацию в виде орочьих строительных лесов, тотемных скульптур и варварского граффити, всё ещё оставалось явным, что стены и потолок были созданы человеческой расой. Они находились внутри захваченного фрахтовика, в этом Рогге был уверен. Непрестанные орочьи модификации смазали границы между этим кораблём и соседними судами, сплавляя их в один неразличимый ад из металла и всякого хлама.
Клетки для рабов, вероятно, когда-то были фрахтовыми контейнерами. Они были поставлены друг на друга в форме зиккуратов, размещённых по всем краям трюма. До верхних уровней можно было добраться по трапам. Середину помещения занимала большая сборная площадка. Здесь рабов собирали, организовывали, сортировали, оскорбляли, мучили, убивали. Орки не позволяли другим невольникам убирать мёртвых, пока трупы не нагромождались до такой степени, что начинали мешать. Рогге довелось видеть, как дюжина или даже больше тел валялись там на протяжении многих смен, растаптываемые до состояния месива. Клетка, которую они делили с Ярриком, стояла на уровне пола, и порой в неё через прутья протекала кровь.
Позади них поднялась какая-то возня, раздались крики. Они обернулись. Кое-кто из пленников смотрел вверх, плюясь и изрыгая проклятия в адрес потолка клетки.
— Кэл Бериман, — указал пальцем Рогге, сказав это со всем презрением, какое он только смог в себе собрать.
На крыше клетки, по её центру, располагалась вторая, меньшего размера. Она содержала только одного пленника. В ней не было каких-либо роскошеств, не считая свободного пространства. Человек, находившийся внутри, не обращал внимания на колкости. Он сидел с невозмутимым видом, поедая что-то вонючее из металлической чаши.
Яррик нахмурился.
— Почему он сидит отдельно? — спросил он.
— Он наш надсмотрщик, — объяснил Рогге. Он указал за спину, за пределы клетки, на другие конурки, рассеянные по трюму. Все они стояли на крышах других, более крупных контейнеров.
— Одна примерно на каждую дюжину загонов, насколько я могу сказать. Этим оркам нравится видеть, как нас подгоняет и нахлёстывает кнутом один из нашего собственного рода. Предателю дают чуть больше еды и места, но ему приходится сидеть и выслушивать, что мы о нём думаем.
Яррик уже качал головой.
— Слишком заковыристо, — сказал он.
— Сэр?
— По орочьим стандартам, это жестокость в очень усложнённой манере.
— Я не понимаю.
— Просто ещё один пример силы нашего врага, полковник.
Рогге скривил губы.
— Он мелкий тиран, — сказал он. — Судовой повар с мечтаниями не по рангу, — он пожал плечами. — Что ж, надеюсь, он наслаждается своим правлением, покуда оно длится.
Яррик ничего не ответил. Он ещё немного понаблюдал за Бериманом, потом переключил внимание на их товарищей по клетке.
— Все пленники — люди? — спросил он.
— Все, кого я видел, — подтвердил Рогге.
— Хорошо.
Комиссар набрал в грудь воздуха и словно бы вырос перед глазами Рогге. Когда он заговорил снова, то казался возвышающимся над клеткой.
— Мои родные чада Императора, — начал он, — не следует впадать в отчаяние! Приготовьтесь к борьбе и жертве, но так же и к победе! Орки доставили нас глубоко в сердце их державы. Мы должны благодарить их за предоставленную возможность! Так отблагодарим же их, показав им, что за ужасную ошибку они совершили!
Рогге таращился на него, потеряв дар речи. До этого они разговаривали тихо, но сейчас Яррик ораторствовал для всего трюма. Его голос эхом отражался от стен.
Рысью примчались орки.
Избиение было невеликой ценой. Я приобрёл новые синяки на туловище в форме подошв ботинок, а моё лицо превратилось в распухшее кровоточащее месиво. Обычные дела. Менее банальным был вопрос, почему орки сдерживались. По их стандартам, меня не избили — мне мягко посоветовали вести себя прилично. Почему я не лежал весь переломанный или вообще мёртвый — вот это был тревожащий вопрос. Но я не мог на него отвлекаться. Значение имело то, что я сказал и был услышан. Я не знал, каким образом собираюсь ударить по Траке, но удар я нанесу беспременно. А для этого требовалось, чтобы рабы считали себя не пленниками, а бойцами. Я хотел, чтобы они были настроены на борьбу. Они должны думать о стратегии и возмездии, а не о собственном отчаянии. Я не питал иллюзий. Что бы ни случилось, очень маловероятно, что хоть кто-то из нас уйдёт с космического скитальца. Но мы всё-таки можем добиться победы. Что на Голгофе, что здесь цель была одна: смерть Траки. Неважно, кем были пленники. Этот орк являлся угрозой для каждой человеческой жизни, так что сражаться с ним до смерти было долгом каждого человека.
Я не рассчитывал на массовое восстание, которое оказалось бы бесполезным и самоубийственным. Чего я хотел, так это увидеть, кто откликнется на мой призыв наиболее конкретным образом.
По мере того, как проходили часы нашего ожидания в клетке, слишком переполненной для того, чтобы можно было присесть на корточки или на пол, они заговаривали со мной и рассказывали, кто они такие. Все они участвовали в Голгофском крестовом походе, но в разных качествах. Лейтенант Бенджамин Вэйл был пилотом лихтера "Несгибаемый". Судно было захвачено, когда оно покинуло Голгофу и пыталось воссоединиться с отбывающим флотом. Два бойца из 117го Армагеддонского, Ганс Беккет и Хейдриен Трауэр, тоже пережили этот последний полёт и были пойманы вместе с Вэйлом. Эти люди были солдатами. Я снимаю шляпу перед мужеством, с которым они вызвались в добровольцы, но ничего меньшего я бы и не ожидал.
За первые часы моего пребывания в клетке ко мне подошли ещё двое. Я бы отметил их отвагу. Араная Касте́ль была медичкой, которую схватили при падении самой базы Адрон. Она имела боевую подготовку, но никогда не служила на передовой. Теперь орки для собственной забавы заставляли её работать в своих гротескных операционных. То были не места врачевания. Это были гнездилища страданий. Заправляющие ими орки с наслаждением экспериментировали со скальпелями и шприцами, и Кастель проводила свои смены, оттаскивая прочь кровавые ошмётки этих опытов.
Затем ещё был Эрнст Полис. Он тоже был с базы и являлся снабженцем из Муниторума. Он вообще не имел подготовки и просто оказался на планете в момент, когда разразилась катастрофа, помогая координировать наши линии снабжения. Это был один из самых злосчастных людей, каких я только встречал в своей жизни. У него была эйдетическая память, и до Голгофы ему не доводилось изведать, что такое битва. Он с идеальной ясностью помнил каждое зверство и каждую гнусность, которым он стал очевидцем. Я не знаю, что из себя представлял этот мелкий лысеющий человечек до того, как попал в плен. Моё воображение рисует весьма утомительного одержимца, поглощённого мелкими деталями. Сейчас его эйдетическая память стала проклятием. Он был почти что невменяем. Из-за нервного потрясения у него развилась тяжёлая форма аутизма, и единственно благодаря ей он всё ещё был жив. Он не подпускал к себе страшную реальность, воздвигнув заслон описи. Он катологизировал и пересчитывал всё, что видел. С ним можно было общаться, но лишь едва-едва.
