Дети Великого Шторма. Трилогия - Осояну Наталия (читаем книги бесплатно txt, fb2) 📗

Иногда она спрашивает себя: что случится, когда ~он~ умрет?..

Она знает, что люди не вечны. И те и другие – у них куда больше общего, чем они готовы признать, а немногие различия, что еще сохранились, постепенно стираются. Магусы, пришельцы с небес, не умеют пользоваться вечностью – они от нее рано или поздно устают. В отличие от таких, как она.

Она может умереть, разумеется. Ее могут разорвать на части кархадоны или кракены, ее может одолеть чума, ее может сокрушить по-настоящему мощный шторм. Но если ни того, ни другого, ни третьего не случится – она будет жить очень-очень долго, потому что ее тело устроено совсем иначе: оно способно обновляться бесконечно, лишь бы хватило еды. И все же…

Что случится, когда ~он~ умрет?

Неужели она все забудет? Все эти дни, недели, месяцы и годы, которые они провели вместе? Она дрожит всем своим огромным телом при мысли, что расставание неизбежно; постигая конечность их личной вселенной, она заглядывает за край, в пустоту, и никто не в силах утешить ее скорбь.

А вдруг она тоже перестанет существовать – вместе с ~ним~? Их связь необычна – слишком крепка, передает слишком много чувств и слов. ~Его~ слов, ведь она-то немая: ее мысли слишком сложны и тяжелы для ~него~, и ~он~ воспринимает лишь образы и эмоции. С годами поднаторел, не ошибается, не путается в оттенках и полутонах, сразу отличая легкую досаду от светлой печали, возбуждение – от нетерпения, а страх перед Великим Штормом – от яростного желания бросить ему же вызов. И все-таки она хотела бы… поговорить с ~ним~, как это делают люди и магусы. Рассказать о многом – например, о том образе идеального корабля, безупречного корабля, корабля-предка, что запрятан в одном из ее средоточий разума и служит моделью всякий раз, когда приходится перестраивать себя, пусть даже не получается во всем и всегда этой модели следовать. Однако слова ей недоступны, а образами такое не передать – она пыталась, но он ничего не понял. Ее злит, когда ~он~ не понимает. Еще ее злит <запретное> – то, что можно разглядеть лишь краем глаза, притворившись, будто смотришь совсем в другую сторону. Она боится <запретного>, потому что оно способно сотворить множество жутких вещей и даже – об этом ей страшно думать – разрушить ~связь~ до срока. ~Он~ заставляет ее мириться с <запретным>, не понимая, что играет с огнем.

Впрочем, ~он~ любит играть с огнем.

Старейшина клана Корвисс привез из дальних и очень долгих странствий рецепт замысловатого напитка с труднопроизносимым названием. Каждое утро он вставал засветло, сам возился на кухне, смешивая в строгих пропорциях полдюжины ингредиентов и колдуя над хитроумной краффтеровской плитой, сам переливал ароматное, но очень горькое и обжигающе горячее зелье в большую чашку, после чего сам его выпивал, устроившись на балконе библиотеки, откуда с высоты третьего этажа еще и любовался восходом над Росмерской гаванью на протяжении примерно получаса. В это время никто не мог его беспокоить, и даже явись в столицу Вороньего клана капитан-император собственной персоной, его бы вежливо, но настойчиво попросили подождать.

Поэтому молодой Айлантри Корвисс, которого в насмешку называли Птенчиком-в-очках, почтительно застыл у дверей библиотеки, хотя от нетерпения ему хотелось прыгать и бегать. Миновало лишь пять минут после того, как старейшина уединился на балконе; какая жалость, что новости из порта не пришли самую малость быстрее. Конечно, ничего страшного за полчаса не произойдет, но, во-первых, Айлантри не любил объяснять очевидные вещи Иттерену Дайхо, нетерпеливому и туповатому главе Росмерской таможни, во-вторых, он никак не мог отделаться от странного ощущения, что случившееся может оказаться либо совершенным пустяком, либо крайне важным событием, но никак не чем-то третьим.

Нужно потерпеть еще минут двадцать…

– Айлантри, будь любезен, подойди.

Птенчик-в-очках привык выполнять приказы старейшины не задумываясь. Молодой магус ринулся вперед, хотя его внутренний голос в это же самое время беззвучно пискнул: «Время, время! И минуты не прождал! В чем дело?!»

Верховный Ворон стоял на балконе словно изваяние – рука застыла, держа тяжелую чашку на уровне рта, глаза устремлены на что-то в порту.

– Говори.

– Только что прибыл посыльный от господина Дайхо, – начал Айлантри. – Его цепные… гм… его подручные задержали фрегат, чей навигатор требует встречи со старейшиной и заявляет, будто он… – Тут Птенчик-в-очках осекся, поскольку здравый смысл подсказывал, что заявление незнакомого навигатора – либо наглая шутка, либо бред безумца, и, окажись на месте Дайхо менее настырный человек, никто не стал бы беспокоить Верховного Ворона по столь дурацкому поводу. Не успел он перевести дух, как старейшина произнес ровным и спокойным голосом:

– В Росмер наконец-то прибыл его сиятельство Пламенный Князь. После стольких лет… Прикажи Ройлу и Ние подготовить комнаты – пусть они примут во внимание, что будет еще и гостья, – а потом отправляйся к Дайхо. Надеюсь, он еще не успел разозлить князя. Нам с его сиятельством и без того предстоит весьма нелегкий разговор.

Сказав это, Рейнен Корвисс отпил из своей чашки и поморщился, большой шрам на правой щеке превратил мимолетную гримасу в выражение невыносимой боли. Айлантри кивнул и позволил себе на миг задержаться перед уходом, чтобы проследить за направлением взгляда старейшины.

В порту – у причала, где всегда стояли задержанные сторожевиками корабли, – покачивался на волнах необыкновенно красивый боевой фрегат с парусами изумрудно-зеленого цвета. «Не шутка и не пустяк, – подумал молодой ворон и, быстрым шагом выйдя из библиотеки, перешел на бег. – Какие тут шутки! Какие пустяки!»

Он не увидел, как старейшина, Верховный Ворон, лишь недавно вернувшийся из длительного изгнания, в которое отправил себя сам, поставил полную чашку на каменный парапет и, закрыв ладонью шрам от ожога, зажмурился, как будто и в самом деле испытывал очень, очень сильную боль.

– Фрегаты чувствительнее людей, – сказал Кристобаль Фейра, облокотившись о фальшборт «Невесты ветра» и наблюдая за тем, что происходило на причале. – Вы только поглядите на этого толстого таможенника – как он размахивает руками точно мельница. Мы для него – досадное происшествие: то ли безумцы, то ли наглые шутники, и он нас не боится, потому что на его стороне форт со всеми пушками и сторожевые корабли. Но они-то как раз всё поняли…

– И перепугались, – вполголоса прибавил Ролан. – Вон как пляшут на волнах – никак не могут успокоиться.

Гвин и Кай закивали и рассмеялись, а Бэр что-то пробурчал одобрительным тоном. Сандер, державшийся чуть в стороне от товарищей, не поддержал их легкомысленного веселья, хотя вполне понимал, чем оно вызвано: после трех недель пути через Море Обездоленных, на протяжении которых им пришлось пережить немало приключений, росмерский порт казался настоящим раем, и даже неприятности с таможней не омрачали общей картины. Но у него было на одну проблему больше, чем у остальных.

Он поправил капюшон, скрестил руки на груди так, чтобы кисти и пальцы не были видны – какая жалость, что рукава у куртки слишком коротки, – и ссутулился. Он бы вовсе не выходил из трюма, однако капитан справедливо заметил, что раз пересидеть там всю стоянку в Росмере все равно не получится, не стоит и пытаться.

Когда они очнулись в брюхе «Невесты ветра», то первым делом все подумали об одном и том же: живы. Живы! Это было невероятно. Еще никому не удавалось справиться с корабельной чумой. Они стали первыми, они выжили.

Благодаря Эсме.

Сандер приблизился к целительнице, которая сидела по грудь в воде – возле стены, где еще недавно зияло отверстие, открывающее доступ к внутренностям фрегата, – уткнувшись лицом в колени. Ларим, безвольно висевший у него на плече, вдруг ожил и прыгнул к своей хозяйке, но та даже не шелохнулась. Сандер осторожно взял ее за подбородок и вынудил поднять голову.