Уши в трубочку - Никитин Юрий Александрович (полная версия книги .TXT) 📗
Она перевела дух с явным облегчением, явно ждала порки. Наверное, заслужила, женщины всегда заслуживают, что-то по этому поводу говорил мудрое и вечное великий знаток этого брехливого племени Ницше.
Я лег животом, свесил руку с концом ремня в кулаке:
– Достанешь?.. Там моя рубашка. Смотри не порви!.. Двадцать баксов отдал…
Снизу донесся слабый крик:
– Не достаю…
– Подпрыгни, – посоветовал я.
Через некоторое время еще более горестный возглас:
– Слишком высоко… Попробуй еще ниже!
Я рассердился:
– Кому нужно из дефолта, тебе или международному империализму?
ГЛАВА 11
После долгой паузы ремень дернуло, я едва не выпустил из рук. Торкесса села мне на ноги, у нее очень мягкий и в то же время упругий зад, оценил, хотя вроде бы на ногах нет тактильных рецепторов, но я даже сквозь брюки ощутил гладкость и нежность ее кожи.
Снизу доносилось пыхтение, сопение, всхрапывание, всхрюкивание. Ремень дрожит, будто по нему поднимается легион бегемотов, наконец в круге света появилась голова Кварга. Я протянул свободную руку, он вскрикнул:
– Только не за волосы!
– А если рубашка оторвется? – спросил я сварливо. – У тебя парик?
– Тебе знать не положено, – ответил он.
Я ухватил его за воротник, торкесса тоже ухитрилась подать Кваргу руку. Совместными усилиями вытащили, он распластался на закопченном полу, бока раздувались, как у живородящего сома, а от хриплого дыхания пошло гулять эхо.
– Думал, конец, – признался он. – Вижу, потерялись сзади, а меня догоняет огненный вал… И тут впереди открытый люк! Я прыгнул, не глядя… дуракам везет, не напоролся даже на стояк, распорол бы, как рыбу… Как хорошо, что вы уцелели. Но… как?
Торкесса торопливо отвязала рубашку, грациозно встряхнула, выравнивая измятости. Ее фигура красиво и волнующе заколыхалась, по ней побежала эдакая волна, я стиснул челюсти до скрипа в височных долях.
– Да… так…
Торкесса наконец оделась, рубашка и помятая сидит на ней просто чудно, на красивых все чудно, кивнула в мою сторону:
– Он… сумел. И меня спас.
Я улыбнулся скромно, ерунда какая, я прынцесс спасаю каждый день, прямо пачками, пачками, за рупь кучка, произнес звучным голосом победителя:
– Давайте выбираться. И решать, что дальше.
Кварг тяжело поднялся, лицо сразу осунулось, сквозь личину уверенного и жизнерадостного выпивохи проступило лицо достаточно образованного и в чем-то даже интеллигентного человека. Или античеловека, кто их там на краю Вселенной знает. Во всей его фигуре теперь полная безнадежность, торкесса всхлипнула, когда он сказал полным трагизма голосом:
– Все, мы ничего не смогли… И уже не сможем.
Я удивился:
– Почему?
– Файл исчез… А базу грохнули.
– Ну и что, – сказал я. – Теперь самое время дождаться, когда выйдут на нас сами.
Он не понял:
– Зачем?
– Но мы ведь проникли в комп? – спросил я. – Они не знают, сумели мы что-то прочесть или не успели… Постараются узнать. Нам можно сидеть и ловить рыбку, как в том рекламном ролике про двух лохов, что надеются, будто денежки им вот так и капают, как же!
Кварг покачал головой.
– Если бы мы сумели прочесть файл, – сказал он, – они бы узнали сразу.
– Как?
– Как и весь мир, – ответил он просто. – Такое могущество скрыть невозможно.
– Ого!
– А вы как думаете?
Я задумался, предложил:
– Все-таки подождем. Ведь возможен и такой вариант, что мы успели увидеть, но не успели прочесть. Но в памяти это отложилось. При определенных условиях… ну там авиакатастрофе, большом пожаре, неудачном прыжке с вертолета, оргазме или уплате налогов – все это может вспомниться, как бы проявиться в мозгу! Такие случаи бывали… говорят. Одна крестьянка как-то где-то почему-то после удара палкой по голове заговорила на языке умершего во время вавилонского пленения мумбо-бембо. Никто даже не знал, что такое племя было, а она целый язык вспомнила! Правда, всего три слова. Или случай с ринограденциями…
После долгого молчания Кварг сказал тяжело:
– Не верю я в эту возможность, слишком уж она… нереальная, однако ничего больше не остается. Ладно, разделимся, я отправлюсь на Перекресток, а через трое суток встретимся. Я буду наблюдать за вами издали и скрытно. Как только замечу за вами слежку…
– …то ничего не предпринимайте, – ответил я строго.
– Совсем?
– Да!
– Осмелюсь ли я поинтересоваться…
– Лучше не осмеливайтесь, – мрачно предупредил я. – Раз уж судьба королевства повисла на лезвии моего длинного меча.
Он переспросил в некотором недоумении:
– Простите, королевства?
Я провел ладонью по лицу:
– Ах да, мы в другом квесте… Не успеваешь из одного мира, тут же в другой, что-то наслаивается, накладывается… Так и кажется, что вот-вот проскачет бронированная конница с копьями наперевес… Хорошо, так и поступим. А мы с торкессой продолжим поиски.
Она спросила недоверчиво:
– Как?
– Послужим наживкой, – объяснил я.
Она зябко передернула плечами.
Кварг ушел в боковуху, а мы с торкессой двигались по трубе, никуда не сворачивая, около двух часов. Везде некогда блестящие стены покрыты черной копотью в палец толщиной, а где огненная волна уже явно потеряла ударную мощь, начали попадаться обугленные комки плоти, в которых я без труда узнавал трупики крыс, летучих мышей, каланов, енотов, скунсов, муравьедов и мутировавших в страшных подземных зверей кротов.
Впереди забрезжил слабый свет, мы раздвинули камни, над головой шелест веток, крики птиц и беличье щелканье орехов, прохладно. Выбрались, со всех сторон сдвинулись вековые сосны, сухо, под ногами хрустят коричневые иголки. Торкесса спросила пугливо:
– Где это мы?
Я потянул носом:
– Судя по тому, как накурено, в лесу.
Она огляделась, сказала нерешительно:
– Ты постой здесь, хорошо?
– А ты?
– Я пройдусь вон к тем кустикам, – сказала она застенчиво.
– Дуй, – разрешил я. – Не обожгись только, когда сядешь пописать. Там не кустики, а крапива.
Она фыркнула, но обошла заросли по дуге, скрылась за орешником. Я выждал, вспоминая, что чем дальше в лес – тем больше извращенцев, партизаны ушли в лес и заблудились, чем дальше в лес, тем гуще партизаны… а кое-где и толще, сколько в колодец ни плюй, а все равно в лес тянет…
Ломая кусты, выскочила торкесса. Понеслась ко мне, прыгая через кочки, как длинноногий лосенок.
– Что случилось? – спросил я заботливо. – Все-таки крапива ужалила? Сильно?.. Дай посмотрю.
Она крикнула:
– Там медведь!
– А, – сказал я понимающе, – заодно и покакала… Пойдем отсюда, а то чем дальше в лес, тем фиг вернешься.
– Такой опасный?
Я отмахнулся:
– Нет, у нас чем дальше в лес, тем ну его… на уже известный тебе отечественный овощ.
Она послушно шла следом, совершенно потерявшись в этом странном месте, явно у них планета безлесная, а то и вовсе искусственная, вся из металла и пластика.
За деревьями блеснуло ослепительно белым. Я привстал на цыпочки, заглядывая через зелень кустов, – да, все верно, о такой же точно я расшиб на бегу колено, когда нес задыхающуюся без воды говорящую щуку к водоему. Королевский, как его называют, royal, или просто рояль, вообще-то хорошая примета, но мне с ним обычно не везло.
Торкесса, будучи ростом мне до середины груди, поинтересовалась:
– Что там?
– Народная фашистская примета, – объяснил я, – если в лесу стоит рояль, значит, там живут интеллигентные партизаны.
– Пойдем к ним?
– Ты что? – спросил я. – Они до сих пор поезда под откос пускают. Нет, у нас интеллектуальные методы борьбы с оппонентами.
Она фыркнула:
– Вот как?
– Ну, – ответил я в затруднении, – все так говорят, что не исключает точечно-ковровых бомбардировок и превентивных ядерных ударов по возможным и невозможным оппонентам в культурном споре за искусство. И вообще интересно, если мужчина сказал что-то, стоя в дремучем лесу, а поблизости не было ни одной женщины… он все равно не прав?
