Сегодняшний вчерашний день (СИ) - "Stashe" (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗

Навья привязала к кольцу на носу лодки веревку, а затем несколько раз обмотала ее вокруг небольшого сталагмита. Выпрямилась, отряхнула ладони, и обратилась к нему, все еще пристально рассматривающему темнеющие в стене норы:

— Пойдем над берегом. На скалах лепятся улитки, — дождавшись подтверждающего кивка от Яната, она медленно пошла вперед. Ян, оступаясь и спотыкаясь, так как взгляд его постоянно возвращался к ходам, брел следом:

— Не думай, — сказала навья.— Норы не ведут на поверхность.

— А куда они ведут?

— В глубину. В них легко заблудиться и пропасть.

— В них кто-то живет?

— Иногда встречаются черви, они ядовиты, потому что питаются грибами.

— А насколько они опасны для нас? — Янат поморщился, его ноги скользили на влажных камнях, и он боялся оступиться.

— Нападают из самозащиты, но их слизь убивает очень быстро.

— Как же обезопаситься от их гнева?

— Не пересекаться.

— Хорошее пожелание, — сказал Ян, взмахивая руками, так как в очередной раз оступился и нога его, соскользнув, попала в воду. Изогнувшись под странным углом, он устоял и с досадой фыркнув, поставил ступню на сухое место. Благо, одежда Яна была сшита из быстросохнущей ткани, а обувь не пропускала влагу. Очень полезные качества в определенных условиях. — Что делать, если черви выйдут на поверхность?

— Бежать. Быстро.

Аккуратно переступая по камням, Ян, наконец, подошел к навье и присел на корточки. Навья же опустилась на колени, одной рукой придерживаясь за сталагмит, а другой стала медленно водить под водой вдоль скалы. Корпус аборигенки опасно наклонился вперед, но Ян помнил о том, что для нее река — родная стихия и просто наблюдал.

Когда ладонь навьи показалась над поверхностью, Янат увидел крупную улитку. Круглая раковина коричневатого цвета походила на закрученную спиралью розочку из крема, но, разумеется, была гораздо прочнее. Навья положила улитку на камни и снова опустила руку в воду.

— Я могу помочь? — Спросил Янат, опускаясь на колени рядом. Он вытянул шею и наклонился, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. Не самая красивая поза, зато весьма устойчивая. Мелкие камешки больно впивались в ладони, но Ян замер и не шевелился.

Вода выглядела темной, но стоило как следует присмотреться, оказывалось, что она прозрачная и в ней видны малейшие детали: наросты на скале, длинные щупальца водорослей, подводные течения и вихри, длинные белые цепочки пузырьков, вылетающие из расщелин в камнях. Ян рассмотрел улиток, темные круглые раковины которых цеплялись за неровную поверхность гроздьями, словно на диковинной плантации. Они забивались между трещинами, в выбоины и достать их было вовсе не таким уж простым занятием, хотя именно так выглядело со стороны. Моллюски намертво присасывались к скале и как навья отдирала их, осталось для Яната секретом. Он свез с пальца кожу, но не смог даже сдвинуть улитку с места. Получив травму, и порядочно раздосадованный, Ян сел поодаль и наблюдал за охотой, посасывая ранку.

Зато теперь ему ничто не мешало снова попытаться установить контакт с аборигенкой:

— Эти черви, если едят грибы, то наверняка приползают сюда. Здесь очень много шаров и не только на стенах.

Навья положила в растущую кучку еще одну улитку и через плечо оглянулась на Яната. Удивительно, но она ответила ему сразу:

— Черви опасны, когда мы стоим на их территории или на пути. В воду они не заползают, не умеют плавать.

— Все здесь незнакомое и непонятное. Но я хочу научиться, чтобы понимать законы твоего мира, — с готовностью вступил Ян в диалог, — я страшусь будущего, и мне некому помочь. Мой друг умер. Я изгнан твоими сородичами в неведомые земли. Знаешь ли ты, что ждет нас в конце пути? Мы два путника, нам надо держаться друг друга, как соломинкам в бурном потоке. Протяни мне руку дружбы, раздели воду. Вдвоем даже умирать легче. Я не идиот, чтобы пытаться сбежать в еще большую неизвестность. Тебе ли не знать, кто предупрежден, тот вооружен. Да и скажи, разве не лучше, когда я в сознании и могу помочь?

Аборигенка промолчала.

Ян почувствовал себя оскорбленным. Она как-то очень уж скептически относилась к его возможностям. Может для него это и хорошо (конспирация на высоте), но гордость задевает. Впрочем, о чем он? Какие глупости — гордость! Есть на свете вещи поважнее.

— Ну и ладно. — Ян выпрямился, оглядываясь. В первую очередь, он предпочитал доверять своему слуху и зрению, а потом уже чьим-то инстинктам. Затем спросил:

— Я хоть какие-то вопросы могу задавать?

— Можешь.

— Вы покидаете город, бываете наверху?

— Да.

— И что вы там делаете?

— Собираем плоды, охотимся.

— А как на счет хищников? Птиц и прочих?

— Мы опасаемся их. Как и человеков.

— Вы наверняка маскируетесь? Поэтому вас так редко удается увидеть?

— Нет. Слышим издалека, поэтому нас трудно увидеть, если мы сами того не захотим.

— А человеки, какие с ними отношения?

— Никаких, — аборигенка перестала отковыривать улиток и стала собирать добычу в подол туники. Янат равнодушно оценил ее длинные сильные ноги, когда навья задрала край одежды, сооружая карман:

— Но не воюете же?

— Нет. Не воюем, не дружим, иногда совершаем мену.

— Поселения аборигенов далеко?

— Да. Раз в год мы навещаем изгнанных сестер или братьев.

— Погоди, погоди, — вскинулся Ян, — так ты же говорила — изгнанники, что мертвые.

— Мертвые и есть, — подтвердила навья, медленно направляясь обратно в сторону лодки. Янат горным козлом запрыгал за ней, стараясь не подвернуть ноги.

— Я не понимаю, — наконец сознался он. Аборигенка повернула к нему постную физиономию, остановилась на минуту и пояснила:

— Мы не разговариваем с ними, не касаемся. Приносим дары и забираем послания. Наша благодарность за их жертву. Изгнание не наказание, это участь. Те, кому выпало несчастье вести человека до поселения отмечены печатью земли. Если останутся в городах, навредят другим. В поселении человеков они живут отдельно, сами по себе.

Ян оценил монолог. Это была целая речь в сравнении с их прежним обменом короткими фразами. Он старался быть мягким и доброжелательным. Понимал, что если резким словом обидит или напугает навью, их хрупкое перемирие разобьется как стекло и она снова замолчит.

Аборигенка задумчиво добавила:

— Я ведь уже спасала твою жизнь один раз. Когда вы с Желтокожим тонули в озере. Ты больше доверял мне тогда. Нам пришлось использовать отраву. Горе превращает умного человека в глупца. Тогда, попытавшись сбежать, ты бы погиб, а меня нигде бы не приняли. Теперь я верю, ты хочешь выжить. — Ее чуть навыкате влажные глаза, заблестели сильнее.

— И раньше хотел, — нахмурился Янат.

— Не знаю, — тихо ответила аборигенка, устраиваясь возле лодки и осторожно высыпая улиток на камни. — Смерть друга. Ты словно потерял голову. Я задам вопрос?

— Конечно, — сказал Ян.

Навья достала из сумки плоскую миску и стала осколком камня разбивать ракушки. Получалось у нее это ловко и аккуратно. Бежевые шарики улиток она складывала в миску. Аборигенка так долго молчала, что Янат решил, она передумала задавать вопросы. Он наблюдал за ее движениями, понимая, что пытается побороть чувство отвращения к незнакомой и неаппетитной пище. Но голод не тетка, а жрать ему хотелось неимоверно.

Горка очищенных улиток в миске росла. Рука навьи методично поднималась и опускалась. Ян понимал, он снова поддается эмоциям, хотя делать этого категорически нельзя, но удержать в узде раздражение было непросто. Он вспоминал о кошмарах, о чувстве беспомощности и дурноте, думал о жестокости тех, кто убил его друга и даже не попытался оправдаться, объяснить, что случилось. Ему захотелось взять осколок камня и треснуть по голове навью. Он почти увидел, как делает это, и вдруг наваждение рассеял ее тихий голос:

— Полегчало?

— Ты наводишь мороки? — рявкнул Янат, вскакивая и отступая на шаг назад.