Терминатор. Часть 1 (СИ) - Киселев Андрей Александрович (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
Она стоит среди тех сверкающих титаном машин и зовет его. Она протягивает ему свои руки и меняется. Меняется вся. Меняется целиком.
И Алексей уже видит другую женщину, но по-прежнему, почему-то такую же ему родную, как и та, что была до этого.
Совершенно нагую, распустившую длинные черные по спине и женским плечам извивающиеся локонами как живые волосы. Облепленную всю с ног до головы в том сером падающем вокруг пепле, и она там стоит и, также машет руками и зовет его к себе. Сверкая черными как мрак преисподней, но невероятно красивыми глазами. На облепленном пеплом женском красивом еще молодой женщины лице. Глазами, наполненными ласки, заботы и любви. Из-под которых, горит такой же красный яркий жуткий свет. Гипнотический и ледяной, но кажущийся ему Алексею почему-то близким и родным.
— Мама! — вдруг кричит он, сам, не понимая и не зная почему?
И его крик разносится гулким пронзительным оглушающим его же самого эхом в оседающем сером пепле между руин рухнувших стертых ядерной войной зданий.
— Мамочка! — он снова, кричит, срывая со своего мальчишеского лица противогаз — Я так долго ждал тебя! И ты пришла за мной!
А она, тянет, молча, к нему свои голые покрытые человеческим пеплом женские материнские руки. И он встает в выбитом ударной волной окне того многоэтажного здания.
— Мамочка! — Алексей кричит ей, забыв уже обо всем — Я иду к тебе мамочка!
И он прыгает из окна и летит вниз, в черную пустоту. В ледяную стужу ядерной зимы. Его подхватывает ледяной ветер и несет куда-то. В той черной пустоте. Унося далеко ото всех. С кем он был рядом в том доме. Унося куда-то, в какую-то неизвестность ледяного своего мрачного мира.
— Мама! — он кричит уже в черной ледяной пустоте и внезапно весь напуганный жуткими такими странными сновидениями просыпается.
Алексей смотрит в полной темноте по сторонам, но ничего не видит.
Свет в жилом бетонном спальном отсеке выключен и только храп. Это храпел Гарик Резвый. Похоже, он спал совершенно без задних ног. Намаявшись в походе. И, теперь храпел на весь спальный бокс. Где-то в далеком самом углу у бетонной стены и завернувшись почти с головой в теплое солдатское синее с полосками одеяло. От него не отствал и его односельчанин Федотов Степан в другом углу низкого потолками бетонного спального отсека.
Все распределились на отбой в разных местах. На выбор. Да и никто не заставлял и не приказывал в этом деле ложиться рядом.
В этих бункера железобетонных подвалах все было исключительно только на искусственном освещении. Даже тепло держалось на электричестве. Как там в том, теперь его ракетном военном бункере, так и в этом. Сейчас в полной темноте Алексей почему-то задумался о нем. О свете и тепле. Вот так внезапно, пробудившись после этого странного жуткого сна. И вдруг увидев полную темноту, вспомнил ту в том своем уже ракетном бункере горящую неровно мигающую светом лампочку. Такую же, как и здесь. Под потолком. Тут только погашенную совсем. В этом без окон, только гудящего вентиляцией по трубам меж толстых бетонных перекрытий вентиляторами и вентиляцией спального жилого солдатского бокса.
Алексей, почему-то задумался сейчас о том, откуда в бункерах, вообще столько времени берется свет? Откуда его получают, русские повстанцы ракетчики? Там в том их бункере всегда горит это свет. Везде, правда, по-разному. Где тускло. Где ярко, порой мигая, но горит? Как та лампочка на потолке в таком же спальном отсеке, где он вот также лежал с братом Иваном рядом на койках. И также храпел без задних ног, этот его односельчанин Федотов Степан.
— Ты зачем кричишь? — услышал Алексей и вздрогнул.
Это был ее голос. Голос Светланы Лесковой из темноты. Он промолчал не отвечая.
— Ты напугал меня — услышал он в тишине ее голос, почти шепотом.
Они лежали недалеко через пролет друг от друга на солдатских кроватях, в спальном отдельном блоке для отдыха. После горячего душа в банном отсеке бункера и накормленные с распоряжения самого полковника Гаврилова на солдатской кухне.
Алексей в полной темноте увидел слабый ее силуэт уже сидящей на своей постели в одних солдатских теплых на зиму выданных им кольцонах, штанах, рубашке, трусах и майке, как и у всех солдат, Светлану Лескову. Независимо женщина это или мужчина. И спустившей свои девичьи босые ноги на бетонный с драными утаскаными за время пользования, хоть и чистыми вязанными у каждой постели ковриками пол.
Лескова Светлана поднялась тихо с постели и осторожно подошла к нему. Бликуя белым в темноте силуэтом и на ощупь, перебирая на пути стоящие в солдатском блоке солдатские кровати. Она шла к нему.
Сейчас Алексей думал — «Неужели он и вправду громко что-то прокричал? И разбудил ее? А Гарик Резвый как храпел, так и храпит».
Пока он так думал, Лескова уже была у его постели и стояла прижавшись к ней своими в тех солдатских белых кольцонах девичьими ногами.
— Двигайся — произнесла вдруг она ему — Ну, давая, быстрее. Я так и буду стоять?
Алексей, даже оторопел от таких слов и пододвинулся вправо. Та, приподняв его солдатское полосатое, и тоже синее как на всех постелях одеяло, быстро шмыгула в его постель и прижалась своей девичьей грудью к нему. Запрокинув свою полненькую девичью правую ножку и прижавшись своим всем девичьим телом к нему.
Она, буквально, заползла на него, придавливая собой. И, опустив свою с распущенными волосами миленькую девичью головку и личиком к его мальчишескому лицу.
— Зачем так кричишь? — она, снова произнесла — Маму зовешь? Одиноко тебе, миленький мой, я знаю. Я женщина и я знаю, каково это. И особенно мальчишке без мамы.
Он молчал и только смотрел на нее. В полной практически темноте, Ощущая е на своем лице девичье жаркое дыхание.
Она ему понравилась. Это было правдой. И было ясно, что он ей тоже. И, наверное, это была настоящая любовь. Первая его настоящая любовь. Солдатская любовь. Вот так неожиданно пришедшая за ним. Следом по пятам за теперь солдатом ракетчиком Егоровым Алексеем Дмитриевичем.
И он сам поцеловал ее. Прямо в губы. И она прилипла к нему к его губам как пиявка. Целуя его, то в губы, то в лицо. Жадно, страстно и нежно.
— Любимый — шептала она, страстно дыша и щупая его всего руками. Больно щипая пальцами даже через солдатские, такие же белые, как и у нее кольцоны — Мой, любимый.
Светлана ерзала своим под кольцонами штанов лобком по его лобку и возбудившемуся вдруг от ее жарких безудержных любовных поцелуев его Алексея детородному мальчишескому члену. Он даже чувствовал ее под лобком своим тем мужским мальчишеским детородным членом девичью промежность. А она, просто терлась о его тот член вверх и вниз своей промежностью, расставив ноги. Целуя его, стонала как безумная. Рассыпав свои длинные девичьи русые волнистые волосы по его лицу.
Алексей забыл про все. Про войну и все вокруг. Про спящего и громко храпящего Гарика Резвого далеко от них в углу бокса. Забыл что они в ракетном бункере полковника Гаврилова. Про самого забыл даже майора Кравцова. И, даже про того робота, что был где-то неподалеку здесь же с ними в этом бункере. Он лишь ощущал на своей груди девичью с торчащими твердыми сосками Светланы грудь. И его детородный мальчишеский, торчащий возбудившийся тот час теперь член, так и рвался туда в ту девичью промежность. Которая ерзала по нему своими половыми губами, промеж широко расставленных ног Лесковой Светланы.
— Любимый — стонала она тихо ему — Мой любимый. Мальчик мой. Одинокий мой мальчик, любимый.
Она целовала его с такой жадностью, что казалось, готова была съесть.
Алексей прижал ее к себе руками за спину и запустил свои руки под подол ее кольцонной рубашки и майки. И начал все это стаскивать вверх к девичьей голове. Щупая пальцами дрожащих от возбуждения мальчишеских рук девичью голую под ней узкую и горячую спину. И пупком прижатый к его животу кругленький девичий живот. И Лескова сама, соскочив, над ним, и отбросив одеяло, тут же сняла ее. И откинула рубашку с майкой на соседнюю пустую солдатскую заправленную постель.
