Конан и грот Дайомы - Мэнсон Майкл (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
– Ты не прав, – возразил рыжий. – Берег этот ничей, а значит, мой, клянусь сосульками в бороде Имира! Вот дальше, за моими землями, – Хорстейн ухмыльнулся, помянув о «своих землях», – лежит бухта Рагнаради, принадлежащая Эйриму Удачнику. Еще зовут его Высокий Шлем, потому что носит он на голове железный горшок с навершием в пол-локтя, взятый не то в Гандерланде, не то в самой Аквилонии. Он, этот Эйрим…
– Господин! – донеслось сзади, и Конан, обернувшись, увидел, что Идрайн помахивает секирой. – Господин! Должен ли я подойти и снять голову с твоего врага?
– Стой! – рявкнул Конан. – Стой на месте! И расстели плащ, чтобы моя женщина могла сесть! А этот ванир мне не враг. Я желаю с ним поговорить.
Ему не хотелось, чтобы Хорстейн разглядел голема вблизи. Можно было биться о любой заклад, что рыжеволосый ванир не станет рассказывать всем и каждому о своем поражении, но об удивительном серокожем существе ростом в семь локтей он мог и проболтаться. Лишние же слухи Конану были не к чему.
– О! – произнес Хорстейн, выразительно подняв палец и усаживаясь на вязанку с хворостом. – О! Господин! Видать, ты не простой человек, киммерийская рожа, коль тебя величают господином!
– А как еще слуга должен звать хозяина? – буркнул Конан, поднимая плащ, пояс с мечом и кошелек зингарского матроса. Пояс он затянул вокруг талии, плащ набросил на плечи, а кошелек принялся подбрасывать в руках. Монеты в нем звенели тонко и соблазнительно.
– Значит, за твоими землями находится бухта Рагнаради и поселение Эйрима Высокого Шлема, – произнес киммериец. – А далеко ли до него?
– За день можно добраться, – сказал Хорстейн. – За день, если не разыграется буря. А коль разыграется, то не доберешься вовсе. – Он привстал и, щурясь, оглядел горизонт и небеса. Их начали затягивать темные тучи.
– Какие же земли лежат за уделом Эйрима? – спросил Конан, словно бы не слыша последних слов ванира.
– Там есть еще десяток подворий, а за ними – Кро Ганбор, каменные башни да стены, а посередь них – злобная крыса, прокляни ее Имир! А дальше ничего нет, только вечные льды да снега, где и летом сдохнешь с голоду, если не навостришься жрать волчатину. Ты как насчет волчатины, киммериец?
– Мне больше по нраву крысятина. Ты вот обмолвился насчет крысы за стенами Кро Ганбора… Это кто ж таков?
Огромный ванир повел плечами, будто поежился, и внезапно севшим голосом пробормотал:
– Колдун, поганые моржовьи кишки! Живет там столько годов, что и старики не упомнят, когда он появился в наших краях… – Тут Хорстейн поднял глаза и произнес еще тише: – Ты, киммериец, здоров драться… шустрый, видно, парень! Но не советую я тебе подходить к стенам Кро Ганбора. Может, и уйдешь обратно, да только в медвежьей шкуре. Или в волчьей… Это уж как чародею будет угодно!
– Боишься его? – спросил Конан. Ответом было лишь угрюмое молчание, и он, стиснув в ладони кошель с монетами, задал новый вопрос: – А что, Эйрим Высокий Шлем тоже боится колдуна?
– Ну, боится – не боится, а опасается, – буркнул ванир. – Что мне за Эйрима говорить? Он – вождь, а я – простой ратник. У него – корабли, и люди, и удача… А у меня что? Топор да жена, порог да очаг, а при нем – шестеро малолетних…
– Да, небогат ты, Хорстейн, сын Халлы, хоть и владеешь обширными землями! – Конан в последний раз подбросил кошель в ладони и швырнул его на колени рыжеволосому. – Держи! Только не рассказывай всем, что ты ограбил киммерийца и намял ему загривок! А теперь я хочу послушать про Эйрима. Большой ли он вождь? Храбрый ли? Сколько у него кораблей и воинов? Велика ли его сила?
– Большой вождь! Выходит в море на трех кораблях, и людей у него сотни! Да, большой вождь, – с ухмылкой протянул Хорстейн, – храбрый и удачливый, да только кончилась его удача…
– Это почему ж?
– Ну, сам я не видел, но люди говорят, что прислал к нему колдун своих воинов. И двух старшин из своего войска, Торкола и Фингаста. Оба изгои! Один руку на отца поднял и братьев порешил, да и другой не лучше. Моржовый клык им в брюхо! – Хорстейн откашлялся, сплюнул и позвенел монетами в кошеле. – А за серебро спасибо, киммериец. Чем же я тебе удружил? Или рад был кости поразмять?
– И кости ты мне размял, и истории забавные поведал, – усмехнулся Конан. – Теперь я знаю, к кому мне идти.
Он повернулся и сделал шаг к своим спутникам.
– Ну, иди, – буркнул Хорстейн ему в спину. – Только шел бы ты лучше к моему очагу, парень. Хоть и не Эйримовы хоромы, а много ближе, и метель там переждать можно. Буря надвигается, говорю тебе! А в бурю надо сидеть под крышей, у огня. Ведомо ли тебе про Имировых сыновей, ледяных великанов? Они шутить не любят!
– Ведомо, – отозвался Конан. – Я их не боюсь.
– А как насчет снежных дев, дочерей Имира? Их тоже не боишься? – произнес Хорстейн, сын Халлы, пряча кошелек в пояс.
Но Конан его уже не расслышал.
Конечно, и про снежных дев было ему ведомо, и про то, что даже летом случаются в Ванахейме сильные метели, но рассчитывал он, что вьюга будет недолгой и удастся пересидеть ее у скал, паля костер, а вечером – или уж в крайнем случае, на следующее утро – дойти до богатой усадьбы Эйрима, удачливого и храброго вождя, и глотнуть там подогретого пива. А заодно поглядеть, что делают на Эйримовом подворье посланцы Гор-Небсехта, два изгоя, которых ни в одном ванирском доме принимать не положено.
Но не успели путники сделать и тысячи шагов от того места, где расстались с рыжим Хорстейном, как небо затянула белесая мгла, вершины прибрежных утесов потемнели, а в воздухе закружили снежные пушинки. Они падали вниз, пока еще медленно и неторопливо, скрывая землю белоснежным пологом, одевая скалы в мягкие искрящиеся одежды, вымораживая едва пробившуюся траву, оседая на капюшонах плащей из волчьего меха, поскрипывая под ногами. Мир вокруг замер; куда-то исчезли юркие сирюнчи, не кружились над их норками полярные совы, скрылись под снеговым покровом буро-зеленые мхи и серые камни. Все стало белым-белым, как саван покойника.
Конан, разглядев слева скальный козырек и нишу под ним, повел туда свой маленький отряд. Конечно, это жалкое убежище не могло сравниться с гротом Дайомы – ни золотого песка, ни высоких сводов, ни сияющих врат с изображениями луны и созвездий здесь не было. Зато была корявая и толстая сосна, выросшая у самого входа, и Конан, ткнув в ее сторону рукой, приказал голему:
– Руби!
Идрайн взялся за топор, дерево застонало и рухнуло после четвертого удара. Серокожий принялся обрубать ветви, Зийна торопливо складывала их в кучу, Конан высекал огонь. Сейчас он уже ругал себя, что не согласился пойти к Хорстейну, да было поздно. Рыжий ванир исчез в скалах; кричи – не докричишься. А искать его усадьбу в начинавшемся снегопаде казалось чистым безумием.
Они успели разложить костер. Идрайн, повинуясь команде хозяина, сунул в огонь огромный смолистый комель срубленной сосны, и пламя забушевало. Черный дым взлетел вверх, снежные мухи бессильно таяли в жарких рыжих языках, теплый воздух дрожал над костром. Но света было немного: белесая мгла, затмившая солнце, не позволяла видеть далее десяти шагов.
Конан и Зийна уселись на подстилку из ветвей, закутались в плащи, прижались друг к другу, сберегая тепло. Голем прислонился к скале, по-прежнему равнодушный и невозмутимый, но киммерийцу показалось, что в глазах его поблескивает злорадство. Конечно, то было лишь иллюзией, игрой воображения; каменный исполин желал получить награду, человеческую душу, а к этой цели вела лишь одна дорога: служить верно и преданно, Зийна пошевелилась, положила головку на плечо киммерийца; выбившаяся из-под капюшона золотистая прядь коснулась его губ.
– Таких снегов в Пуантене не бывает, – тихо молвила девушка, с затаенным страхом рассматривая сугробы, выраставшие прямо на глазах. Она не боялась стрел и копий, мечей и топоров, но буйство стихии пугало ее, напоминая о собственной ничтожности и беззащитности. Вглядываясь в белесый туман, она видела оскаленные пасти снежных духов, их жадные разверстые глотки, острые ледяные зубы; ей мнилось, что звенящую тишину вот-вот нарушит тяжкая поступь Имира, владыки ванахеймских равнин.
