Пираты Гора - Норман Джон (онлайн книга без .txt) 📗
Нос у «Дорны» вогнут и опущен вниз, что не позволяет противнику нанести лобовой удар, а корма полукруглая. На корме установлены два руля, или пера, управление которыми вынесено на румпель. Ахтерштевень, или выступающая над водой хвостовая часть судна, выполнен таким образом, чтобы по возможности точнее повторить хвостовое оперение тарна, с тем лишь различием, что хвост судна не поднят, как у птицы, а опущен, словно стелется над водой. Раскраска хвостовой части корабля, как и носовой, копирующей голову тарна, как правило, максимально приближена к естественной расцветке птицы, имеющей бесчисленное количество сочетаний и оттенков.
Моя «Дорна», конечно, была полностью окрашена в зеленый цвет.
Помимо носовых и кормовых, расположенных под верхними палубами помещений, на «Дорне» в центральной части имелись две небольшие, футов двенадцати высотой, палубные надстройки. Здесь же находились помещенные на турелях две легкие, быстрозарядные катапульты, две тяжелые, с механическим цепным приводом, и восемь инерционных метательных установок. К вооружению, конечно, следует отнести и так называемые стригущие ножи, расположенные по обоим бортам корабля между носовой его частью и первым гребным люком. Это длинные стальные серповидные клинки, крепимые непосредственно к остову корaбля. Изобретенные Терситусом из Порт-Кара, они быстро снискали себе широкую популярность и теперь, насколько я знаю, устанавливаются на всех строящихся судах, независимо от того, какому городу судно принадлежит.
Хотя, как я уже говорил, бимс «Дорны» равняется шестнадцати горианским футам ширина ее палубы составляет двадцать один юрианский фут, что объясняется формой со длинного прямо угольного гребного трюма с расположенными по обеим его сторонам весельными портами, заменяющимися на некоторых судах металлическими уключинами. Гребные банки, или скамьи гребцов, несколько приподняты относительно нижней палубы и установлены на несущей балке бортовой части каркаса корабля, расширяющегося кверху от места гребца. Сам гребной трюм смещен ближе к носу, что позволяет не только увеличить размеры кормовой палубы, но и делает, по представлениям горианских судостроителей, всю весельно — рычажную систему корабля более маневренной и эффективной.
Поначалу размеры и вес весел приводят в недоумение, однако на самом деле конструкция весла и его крепление в уключине направлены на максимальное облегчение управления им. Следует упомянуть хотя бы о том, что весло при его длине в двадцать семь — тридцать футов и весе порядка тридцати стоунов — что составляет около ста двадцати фунтов, — крепится в уключину примерно на расстоянии одной четверти от края, обращенного внутрь судна. Кроме того, эта чагть весла уравновешивается свинцовым грузом с тем концом весла, который выступает с внешней стороны борта, что значительно облегчает работу гребца.
Гребная палуба галеры открыта для воздуха, что принципиально отличает ее от гребного трюма круглого судна.
Всего на «Дорне» сто двадцать гребных мест, что опять таки является средним количеством для судов этого класса.
В моем распоряжении находилось сейчас тридцать кораблей-таранов: восемнадцать моих собственных и двенадцать взятых мной из Арсенала.
В состав флотилии с сокровищами, включая и ее эскорт, должно было входить семьдесят кораблей: сорок боевых галер и тридцать круглых судов. Из этих сорока кораблей-таранов двадцать пять принадлежали к судам тяжелого класса и пятнадцать — к среднему. У меня же из тридцати галер кораблей-таранов тяжелого класса было двадцать, а среднего — десять. Легкими галерами ни я, ни мой противник не располагали.
Я взял себе за правило никогда не таранить круглые корабли и позаботился, чтобы слухи об этой моей практике получили самое широкое распространение. В гребных трюмах рабских галер уже в течение нескольких месяцев не утихали разговоры о том, что Боcк не только не топит круглые корабли, но, взяв их на абордаж, даже выпускает рабов на свободу. Думаю, если бы я не придерживался подобной тактики, мои действия против круглых кораблей в последние месяцы не были бы столь успешными. А кроме того, я позаботился о распространении слухов о том, что я бываю очень недоволен, узнав о жестоком обращении с рабами на захваченном мной судне и тем более об их убийстве. Это не могло не превратить рабов в гребных трюмах круглых кораблей в моих многочисленных молчаливых союзников. В подобной ситуации едва ли от рабов можно было ожидать, что они при преследовании их судна одним из моих кораблей будут грести в полную силу, а гребной мастер, нисколько не сомневающийся, что его судно вот-вот будет захвачено, вряд ли станет сурово наказывать их за медлительность или грозиться убить. Перед Тиросом и Косом, таким образом, стояла альтернатива: либо использовать на своих круглых судах свободных вольнонаемных матросов, что являлось не только нетрадиционным вариантом решения данного вопроса, но и довольно дорогостоящим, либо привлечь для сопровождения флотилии дополнительное количество кораблей-таранов. Именно этот, последний, менее — хотя и не намного — накладной вариант транспортировки сокровищ в конце концов был принят решениями городских Советов Тироса и Коса. Впрочем, едва ли можно было ожидать, что к охране флотилии, выполняющей подобную задачу, отнесутся с меньшей серьезностью.
В связи с проводимой мной в отношении круглых кораблей тактикой я не мог предполагать, что корабли Тироса и Коса станут ввязываться со мной в сколько-нибудь серьезный поединок. Таким образом, то, что при нормальном положении дел являлось бы соотношением наших сил как семьдесят кораблей против моих тридцати, в подобной ситуации сокращалось до соотношения сорока или пусть даже пятидесяти кораблей неприятеля против моих тридцати. Однако и при таком перевесе на стороне противника я не мог затевать с ним сражение. У меня не было ни малейшего желания ввязываться в бой, пока наши силы с неприятелем по крайней мере не сравняются, но, безусловно, еще лучше было бы иметь над ним численное превосходство. При этом наибольшее значение, как я понимаю, имеет не то, каким общим количеством кораблей располагает флотилия, а то, сколько из них вовлечено в сражение в данном месте и в данное время.
В соответствии с этими мыслями я и начал осуществление намеченного мной плана.
С двенадцатью своими кораблями я стал медленно приближаться к флотилии с сокровищами, двигаясь на северо-запад.
Мачты на моих кораблях были опущены, а паруса вместе с реями сняты и уложены на палубе.
На борту у меня — что, в общем, довольно распространено на Тассе, — находились барабанщики и флейтисты, призванные поднимать боевой дух команды корабля, и сейчас вокруг нас по воде далеко разносились звуки бравурных мелодий, под ритм которых поднимались и опускались весла наших галер.
С капитанского возвышения на корме «Дорны» через подзорное стекло я наблюдал, как на идущих далеко впереди вражеских кораблях-таранах начала убирать мачты. До меня даже донеслись приглушенные расстоянием сигналы труб, передающих с корабля на корабль команду подготовки к бою. Хотя я не мог еще различить самих палуб кораблей, я не сомневался, что приготовления на них идут полным ходом. Лучники сейчас наверняка проверяют свое оружие и с нижних палуб и трюмов уже выносят наверх копья и щиты. В жаровнях раздуваются огни для разогрева смолы и камней, вероятно, уже разложенных в груды рядом с катапультами. Вдоль бортов, наверное, уже выставляются емкости с водой для тушения пожара. Через десять минут верхние палубы корабля опустеют, и на них останутся только эти атрибуты предстоящего сражения, гребные люки будут задраены и корабль будет готов к бою.
Все это было мне слишком хорошо знакомо; подобные приготовления шли сейчас и на моих кораблях.
— Скорость — в четверть максимальной! — приказал я сидящему несколькими футами ниже меня гребному мастеру.
Я не хотел приближаться к неприятельской флотилии слишком быстро.
Командование тиросской флотилии не могло предположить, что мне хорошо известно количество и состав находящихся в их распоряжении кораблей.
