Белый Паяц - Угрюмова Виктория (серии книг читать бесплатно .txt) 📗

– Что случилось, Тагал? – спросил комт, разрыхляя лопаткой землю в кадке с маленькой пальмой.

– Гонцы из Тогутила, мой господин, – ответил запыхавшийся сержант.

Глаза его были широко открыты, как у обиженного ребенка, который доверчиво сунул руку в теплый и приятный огонь и сильно обжегся.

Де Ламертон пожал плечами:

– Странно, обоз был у них недели полторы назад. Может, забыли что-то привезти? Или Тесседер наконец решился посадить деревья возле казарм? Вот это было бы правильно.

Дело в том, что навещавший Тогутил раз в два года правитель видеть не мог пустынную и пыльную территорию гарнизона и настойчиво предлагал прислать Айелло Тесседеру саженцы, чтобы как-то разнообразить сей унылый пейзаж. Но командир гарнизона был охвачен строительным рвением и о цветах думал в самую последнюю очередь.

Гармост отчаянно помотал головой, и нехорошее подозрение закралось в душу Де Ламертона.

– Ладно, – сказал он. – Я сам во всем разберусь. Проси.

И вытер испачканные землей руки вышитым шелковым полотенцем.

Юнеад Зерб и Йерун Молчун ввалились в оранжерею, тяжело топоча сапогами по мраморным плитам, – потные, взмыленные, расхристанные, с чумазыми от дорожной пыли лицами, на которых дико блестели белки глаз. Им не хватало воздуха, и они трудно и часто сглатывали вязкую слюну, чтобы начать говорить, но у них все не получалось…

И комт сразу понял, что случилось.

Война.

Столпившиеся на стенах жители Мараньи с тревогой и печалью смотрели, как их крохотные, отвоеванные у жаркой степи, любовно пестуемые огородики, на которых как раз созрели травы и овощи, погибали под копытами вражеских скакунов. Какая-то почтенная матрона в зеленой накидке не скрывала горьких слез, прижимая к груди единственную спасенную ею дыню и баюкая ее, как малого ребенка, а супруг утешающе хлопал ее по толстой спине и повторял:

– Полно, матушка, уймись. На следующий год мы такого навыращиваем, что сама удивишься. Полно, не плачь.

Город готовился дать бой врагу.

Воины гарнизона уже тащили в башни смолу и олово, и разжигали под огромными бронзовыми котлами заранее заготовленные дрова. Слуги, откомандированные своими хозяевами на помощь солдатам, поднимали наверх камни и бревна, которые потом будут сбрасывать на головы нападающим, и тащили огромные рогатины, которыми отталкивают приставные лестницы. Гармосты хриплыми от жары и внезапного потрясения голосами командовали лучникам выстроиться вдоль бойниц, и молодые солдаты тащили к каждой из них кипу стрел.

Лекари споро устраивали временный лазарет на крытой веранде дворца – тут было прохладно, свежо, и рядом же находились фонтаны с водой. Все это очень скоро пригодится защитникам Мараньи. Заплаканные женщины торопливо несли сюда чистое белое полотно; несколько десятков девушек и подростков сидели прямо на ступенях и щипали корпию. Тут же трактирщики расставляли вино, столь необходимое для промывания ран, а монахи-котарбинцы варили в медных тазах сонные зелья, притупляющие боль.

Годы спокойной жизни не уменьшили мастерства и не отняли навыков, впитанных жителями пограничья, кажется, с молоком матери. Беда, обрушившаяся на них как гром среди ясного неба, не погрузила их в бездну мрачного и бездеятельного отчаяния, не отняла способности и желания исполнять свои обязанности.

И хотя старухи плакали и причитали, провожая на городские стены сыновей и внуков; хотя старики заполнили храм Пантократора, прося вседержителя о милости к молодым; хотя хорарх читал молитвы высоким, срывающимся от волнения голосом, а все же город жил нормальной жизнью.

Инженеры собирали и устанавливали метательные орудия, а лучники заново пристреливали позиции. Гермагоры и вольфарги раскинулись в благодатной тени, набираясь сил перед боем.

Гармост Тагал проверял съестные припасы. Их должно было хватить как минимум на три недели. В крайнем случае, можно раздать людям зерно, муку и вино из кладовых правителя.

Пять колодцев, а также множество фонтанов и один родник с чистой ключевой водой, над которым старые зодчие воздвигли главную башню, обеспечивали город водой на долгое время.

Мощные зубчатые стены, сложенные в четыре ряда, считались неприступными. Главные ворота города – тяжелые бронзовые двустворчатые ворота, которые могли открыть только пятьдесят дюжих воинов, вели в узкий проход, упиравшийся во второй ряд крепостных укреплений. И даже если враги прорвались бы за них, то оказались бы в тесном пространстве между стенами, как в ущелье, под ливнем стрел, дротиков и кипящей смолы.

Было там единственное слабое место – водосток, забранный решеткой, но к нему еще нужно суметь подобраться. Здесь защитники бдели, не боясь переусердствовать.

Юбера Де Ламертона беспокоило другое: среди воинов, находящихся под его командованием, было чересчур много молодых солдат, никогда не участвовавших в настоящих сражениях (вот где пригодились бы ему двадцать шесть опальных тогутильских рыцарей). Да и целое поколение горожан выросло, не зная ужаса нашествий и тягот войны. Сейчас они все делают правильно – не зря так натаскивали их строгие гармосты, но что случится, когда начнется битва – кровавый жестокий водоворот, который невозможно представить умозрительно. Никакие слова не передадут этот кошмар, не опишут всю силу леденящего страха, боли и растерянности, которые охватывают воина на поле брани.

Невозможно объяснить, что в багровом аду, где противоборствующие стороны порой сталкиваются на таком пятачке, что мертвые не могут упасть, среди тысяч и тысяч себе подобных ты одинок, как никогда более, и оглушительное одиночество это страшнее вражеских мечей.

Человек, который так много воюет и убивает, не задуман природой в этом качестве. Он чересчур хрупок, слаб и уязвим, чтобы заниматься подобным делом, но отчего-то каждое следующее поколение игнорирует печальный опыт предшествующего и ввязывается в очередную бойню – жестокую игру, в которой не бывает победителей.

Нападающих было очень много – все ровное пространство вокруг городских стен было покрыто черной плотной шевелящейся массой. Сверкали на солнце лезвия их длинных кос – странного оружия, неизвестного в Охриде, и этот блеск слепил глаза. Земля гудела от топота тысяч копыт, и в жарком воздухе далеко разносились звуки гортанной речи, но все это было где-то не здесь, как за плотной пеленой.

Над Мараньей повисла напряженная тишина – тишина ожидания. А на дворцовой площади можно было услышать, как жужжат над розами забавные упитанные шмели с коротенькими крылышками.

Юбер Де Ламертон стоял на главной башне, в окружении рыцарей-гермагоров, всматриваясь в даль, и глаза его болели и слезились от чрезмерного и напрасного усилия. Опытный воин, он ведь понимал, что произошло в Тогутиле, и знал, что сталось с его защитниками, но все равно устремлял цепкий взгляд на размытую желтую полосу горизонта.

Потому что всей душой хотел увидеть там невозможное – маленький отряд всадников, мчащийся мимо осажденной крепости по дороге в столицу, – два десятка воинов под командованием Айелло Тесседера, забияки и строителя крепостей.

Тамуади прилетел на рассвете.

Он потоптался по каменному парапету, клекоча от негодования, что к нему не спешат со свежим мясом, которое он несомненно заслужил, а затем нахохлился и затих, устало помаргивая желтыми глазами.

Магистр – Повелитель Птиц, зябко кутаясь в коричневый плащ – сегодня внезапно похолодало, – вышел на террасу, неся серебряную миску с кормом, увидел, что к ноге пернатого гонца привязан красный кожаный футляр, и немедленно ударил в гонг.

Красный футляр обозначал известие о войне.

Звук гонга разбудил обитателей сотен клеток, свезенных сюда со всей Медиоланы, – певчих и хищных, больших и малых, голосистых и молчаливых. Они кричали, свистели, прыгали, хлопали крыльями и подняли такой невероятный гам, который поставил бы на ноги и мертвого. Но юного параболана, дежурившего в Обители Птиц этой ночью, магистру пришлось расталкивать лично, не слишком деликатно пиная его сапогом в бок. Заспанный юноша вскочил на ноги, дико озираясь, и первым делом сообщил, что он глаз не сомкнул всю ночь и сейчас нисколько не спал, а просто глубоко задумался. Но, увидев в руках Повелителя Птиц клочок кожи цвета свежепролитой крови, осекся на полуслове.