Когда завидуют мертвым - Цормудян Сурен Сейранович "panzer5" (электронные книги бесплатно TXT) 📗
— Стойте! Кто-нибудь! Как остановить поезд?! — закричал Николай во все горло. — Да послушайте же меня! Надо остановить поезд! Надо срочно на поверхность!
И снова его будто не существовало. Никто на него даже не посмотрел. Только кто-то ухмыльнулся и мотнул головой.
— Сейчас в метро будет ядерный взрыв! Люди! Мать вашу! Почему вы меня не слышите?! Сволочи! Сволочи вы все! Мрази!!!
Он остервенело кричал на пассажиров, в надежде вызвать хоть какую-то реакцию, но и эта его попытка оказалась тщетной, усилив только отчаяние в нем самом.
— Люди-и-и!!!
— Ну что, Коля, когда мир был хуже, до или после? — услышал он монотонный женский голос, который еще недавно вещал из динамиков о дверях, станциях и случаях терроризма, а теперь этот голос было слышно совсем рядом. За спиной.
Васнецов резко обернулся. Оказывается, за его спиной стояла Рана. Молодая, но морщинистая, без двух пальцев на перемотанной грязной тряпкой руке. С бесцветными волосами, заплетенными в косу. В оспинах вместо веснушек и с большими черными глазами, полными боли и какой-то упрямой силы.
— Рана?! Это ты?! — с изумлением и испугом спросил Николай.
— Да. Это я. — Девушка кивнула. Она снова не шевелила губами, а голос ее звучал, словно в его голове.
— Что со мной? Что происходит?
— А ты как думаешь?
И после этих слов, превратившихся в зловещее эхо, свет погас и воцарилась кромешная тьма.
— Рана! Что происходит?! Рана, где ты?!
— Я тут, Коля. Не бойся.
Электровоз проезжал очередную станцию. Оттуда бил свет в черный вагон. Теперь стало видно, что на обуглившихся скамейках вагона сидят скелеты.
— А они почти не изменились, — с едва уловимым сарказмом сказала Рана. — Такие же равнодушные и безучастные. Только немного мертвее, чем раньше. Но были ли они живее?
На перроне царило что-то ужасное, но уже виденное Николаем. Огромная толпа лилась потоками с эскалаторов и уже наводнила всю станцию. Люди не удерживались на краю перрона и падали прямо на мчащийся поезд с мертвецами. Кого-то утягивало под колеса, и вагон чуть вздрагивал, перепиливая тело человека. Кто-то ударялся о корпус состава, и его отбрасывало назад в толпу, с переломанными костями.
Поезд проехал станцию на полном ходу. Не останавливаясь.
— Рана, ну скажи мне, что происходит? — умоляющим тоном произнес Николай. — Я сплю?
— А может, наоборот, Коля? Может, ты раньше спал, но сейчас проснулся и прозрел?
— Я не понимаю ничего. Я запутался, — вздохнул он.
— И ты не знаешь, для чего вам спасать Землю? Верно?
— Так это все правда? И ХАРП, и Надеждинск, и ядерная война, и угроза остаткам цивилизации? Все правда? Я подумал, что мне все это приснилось.
— А я? Я правда? — Девушка улыбнулась, и это было видно в отсветах пляшущих в тоннеле метро языков пламени.
— Я вижу тебя. Я слышу тебя. Я говорю с тобой. Но не знаю. Я не понимаю, Рана.
Она, улыбаясь, протянула к нему ладонь. Он отпрянул, увидев окровавленную повязку.
— Прости, — шепнула она и в этот раз наконец пошевелила тонкими, обесцвеченными губами. Рана убрала изувеченную руку и легонько провела по его щеке пальцами здоровой ладони.
Он не ощутил ее касания, но почувствовал какую-то легкость и покорность.
— А ты совсем не знаешь женской ласки. Да? Девичьей не знаешь. И материнскую едва ли помнишь, — тихо говорила она. — Но я страшная. Я некрасивая. И я… мертвая…
— Прости. Ты такая хорошая. Добрая. А я убил тебя.
— Ты знаешь, сколько таких, хороших и добрых, убили? А детишек безвинных? Скольких превратили в прах. Не дав насладиться жизнью. Не дав вкусить радости и одарить радостями других. Жаль их…
— Жаль. Но эти люди, что сидели и равнодушно отворачивались от чужой беды… Их мне не жаль. Тех, что затаптывали людей и сталкивали их с перрона в безумной панике, не жаль. Тех, кто слушать меня не хотел. Тех, кто… А кто тогда хороший?
— И все и никто. Самое страшное — лишить человека разума. Даже на миг. Даже если на мгновение разум уснет, из глубин человеческой души вырывается чудовище. Оно живет в каждом из людей. Каждый носит персонального монстра. Но он никогда не спит. Он сидит в клетке и ждет, когда часовые разума задремлют. И тогда… Тогда все! Необратимость! Зло! Чудище рвет на части и душу и сердце. А иногда и весь мир. Страх может затмить твой разум и выпустить кровожадного дракона. Ненависть может затмить твой разум и обратить твоего монстра против истины и добра. И против тебя самого!
— А любовь? — спросил вдруг он. Он и сам не знал почему. Но почувствовал, что этот вопрос важен для него.
— Любовь? Она как любая страсть. Любовь может посеять в твоей душе и страх, и ненависть. А что из этого следует, я уже сказала. Берегись страстей, Коля. Береги свой разум.
— И любви беречься? — разочарованно произнес Васнецов.
Она снова провела кончиками худых пальцев по его щеке.
— Бедненький. Бедненький мой мальчик.
— Тогда ради чего спасать мир? Ради чего, если и любви надо беречься? Зачем тогда жить? Если бы люди больше любили, то и не произошло бы ничего такого со всем миром. Разве нет?
— А во имя любви что может натворить человек? Ты ведь не знаешь, что сделал Людоед. Ты не ведаешь, что он натворил!
— Кто?
— Людоед. Твой новый друг. Который всегда одет в черное. Ты забыл его? Тебе неведомо деяние, что он посвятил своей любви? Или то, во что его любовь превратила? Знаешь, был когда-то один художник, Гойя. Ему принадлежат слова: «El sueco de la razyn produce monstruos». Это означает: «Сон разума рождает чудовищ». Не люби, не бойся, не отдавайся в лапы гневу своему, Коля.
— И не жить, — покачал головой Николай. — Я ведь умер? Это ведь не сон, так? Это моя смерть? Ты моя смерть. В тот раз ты позвала меня за собой, но я отказался. То был лишь сон. Но в этот раз меня застрелили. Я помню. И ты утащила меня. Отомстила?
— Ты же сам не хотел жить. Вспомни. Зачем жить? Это ты постоянно вопрошал. Ну, вспомни.
— Откуда ты все это знаешь? Откуда? Ты всю жизнь провела на том кордоне в старом вагоне. Откуда ты знаешь про все? И про меня, и про Людоеда, и про художника этого, и языком его владеешь?
— Если ты пойдешь со мной, я покажу тебе грудь. — Она снова улыбнулась.
— Чего?
— Помнишь, как ты был маленьким и напился? Помнишь, как ты хотел выбраться на улицу, где мог погибнуть в считанные минуты на холоде? Но тебя заманила обещанием показать свою грудь девушка, чьего лица ты совсем не помнишь. Ты спасся.
Николай попятился.
— Кто ты?!
— Я Рана. Больная несчастная девушка, которую ты убил. Но здесь устами моими говорит с тобою ваша матушка. Земля. Живая планета, которая дала вам всем жизнь. Она знает все о своих чадах.
Николай смотрел на нее с нескрываемым страхом. Но когда заглянул в бездну ее черных глаз, то понял одну очевидную и неоспоримую вещь:
— Я знаю, ради кого надо выполнить нашу миссию. Я знаю, ради кого надо жить.
— И? — Она выжидающе на него посмотрела.
— Ради тебя! — воскликнул он.
— Да, — шепнула она и вздрогнула. Затем зажмурила глаза и вздрогнула еще раз. — Да! — Лицо ее вдруг перекосилось страшной гримасой. — Да-а-а!!!
Она схватила его своими руками и сильно их сжала, стараясь удержаться на ногах, найдя опору лишь в Николае. Но всю ее сводила судорога. Она дрожала и кричала от жуткой боли, терзающей все ее тело и разум.
— Да-а-а-а!!!
— Рана! Что с тобой! — Он подхватил ее руками и испуганно смотрел на ее перекошенное лицо, ощущая ладонями дрожь и судороги ее тела. — Что случилось?
— Этот ХАРП! Это… Это огромный раскаленный член насильника, разрывающий тело невинной девы! Мое тело! Землю! Избавь меня от этой муки! От этой боли! Вынь из меня это ядовитое жало! Помоги мне! Спаси меня!!!
Мчащийся поезд вдруг наполнился гулом и нарастающей вибрацией. Стал слышен скрип колес, и в окнах были видны отсветы летящих искр. Затем страшный удар. Все сорвалось со своих мест и полетело вперед. В том числе и Николай. Вокруг трещали летящие и рассыпающиеся в прах человеческие скелеты, сиденья, поручни, осколки стекол и пластика. Все вокруг загрохотало, и казалось, наступил конец. Но поезд вдруг остановился. Воцарилась гробовая тишина. Николай не чувствовал боли. Это странно. При таком ударе невозможно было избежать как минимум переломов.
