Семеро Тайных - Никитин Юрий Александрович (книги полностью TXT) 📗
Худой зад приближался, приближался, Олег из последних сил сделал рывок, ухватился за шерсть на боку, в кулаке остался клок, со второй попытки захватил в горсть кожу. Верблюд захрипел от боли, замедлил бег. Олег на ходу закинул пояс на морду, сдавил, верблюд вытаращил, задыхаясь, глаза.
Потом они стояли, оба тяжело дыша. Сверху на плечо Олега тяжело упала Калашка. Грудь помощника колдуна вздымалась так же тяжело, внутри хрипело. Не успев отдышаться, полезла по Олегу вниз головой, цепляясь за шкуру, к баклажке.
Олег выдернул пробку, зверек едва не втиснулся туда весь. Худое тельце дрожало, лапки тряслись, воду лакал с таким остервенением и жадностью, словно это были последние капли в его жизни.
– Смотри, – предостерег Олег, – в рыбу превратишься.
Калашка в страхе отпрянула:
– В рыбу? Здесь, в песках?
– Да не я, – ответил Олег с неловкостью. – Я в рыбу не умею.
Калашка уносилась ненадолго, определяя направление, затем устраивалась на плече, а то и вовсе забиралась за пазуху, долго копошилась, устраиваясь, сворачивалась в комок, вскоре Олег уже слышал тихое сопение.
К концу второго дня Калашка начала верещать, улетала надолго, а вернувшись, оставалась на плече. Олег тоже чувствовал возбуждение, а что-то звериное, что Род вложил в человека в самом начале, предупреждало, что приближаются к их цели.
Наконец зверек снялся в воздух, но не улетел, а сделал круг над головой Олега и снова плюхнулся на плечо. Глаза сверкали, он беспрерывно верещал, белые зубки блестели хищно, во рту было красно, как в горящей печи.
– Прибыли? – переспросил Олег. – Черт, я даже не верил…
Он спрыгнул, погрузившись в горячий песок почти до колен. Верблюд стоял рядом мохнатый и надменный, его широко расставленные копыта удерживали толстую тушу с той же легкостью, с какой вода держит огромного жука-плавунца.
– Брысь, – сказал Олег. – Твое счастье, что я все-таки достал тебя своими клешнями, а не магией…
Верблюд явно все понял, потому что ринулся сломя голову прямо через бархан. Песок взлетел так мощно, словно верблюд пытался забиться, как ящерица, с головой. Прошелестели по песку копыта, а Олег уже гладил зверька по гладкой головке. Зеленые глаза обшаривали барханы в поисках каких-то признаков, что здесь иначе, что под ними погребено величайшее сокровище… А может, не величайшее, но все же диковинка, которая может изменить жизнь на земле…
– Начнем, – сказал он вслух. – Короед во многом прав… может быть, даже во всем. Но одного просто не знал. Я дурак и неумеха во всем, но землю портить умею как никто другой.
Он сам удивился, с какой легкостью его губы вышептали то самое заклинание, которое усвоил первым. Успел подумать, что каких же усилий потребовалось бы, чтобы научиться что-то создавать, а не рушить. А пока что он тот герой, у которого силы горы, а ума с маковое зернышко, да и то не самое крупное…
Земля дрогнула, раздался треск, словно под ногами лопнул становой хребет огромной горы. Под ногами задвигалось, закачалось, словно он встал в лодке на середине бурной реки. В трех шагах песок внезапно потек, все быстрее и быстрее, проваливаясь в незримую яму. Этот быстро раздвигающийся провал протянулся в обе стороны на версты, Олег со страхом подумал, что как бы не до края мира, он же спешил пользоваться, еще не зная всего, чем аукнется… да вообще-то черт с ним, чем аукнется, ему позарез нужна эта Жемчужина, вот и все.
Сильный удар под ногами бросил его на землю. Глаза засыпало горячим песком, во рту захрустело. Оглушенный, он лежал, раскинув руки, земля подпрыгивала, как взбешенный конь, внизу были мучительный крик, стон, жалобы на нечеловеческом языке.
Он лежал, пока толчки и тряска не прекратились, только далеко в глубине слышалось глухое ворчание, словно неведомый зверь уходил подальше вглубь от солнечного света.
Трещина была уже не в трех шагах, а начиналась почти от правого локтя. Он пугливо отполз, страшась заглянуть за оскаленный край красного, как залитого кровью, гранита. Солнечные искорки прыгали по сколотому краю, сотни маленьких солнц прыгали в глаза и больно кололись.
Другая сторона трещины отстояла сажени на три. Олег посматривал на такой же красный край, там такие же искорки, вот почему треск и грохот, ломалась не сухая веточка, а каменная гора хрен знает какой толщины. С края струятся жиденькие ручейки песка, совсем тонкие. Дальше песчаные горы, до самого виднокрая, а то и дальше, над головой небо без единого облачка.
– Надеюсь, – сказал он вслух и сам поразился севшему голосу, – верблюд убежал в нужную сторону… Не все же уроды, как я? Ну, Калашка, сиди здесь…
Летучая мышь непонимающе смотрела, как он сбросил одежду, разулся, все сложил в мешок. Широкие ладони подхватили ее крохотное тельце, зверек протестующе пискнул, но пересел на мешок.
Темные бусинки глаз пробежали по его могучей фигуре, задержались на широких плечах, еще дольше – ниже, Олег отвернулся, торопливо мастерил петлю из пояса, которым ловил верблюда.
– Ты крепкий парень, – прошептала Калашка.
– Негоже так говорить молодой девице, – огрызнулся Олег. – Если ты, конечно, в самом деле молодая и непорочная, как говоришь.
– Ну, насчет непорочности я вроде бы не говорила…
Олег задержал дыхание, ударился оземь, песок неприятно ожег и без того разгоряченное тело, но поднялся он еще более горячим: его птичье тело, как он заметил, всегда намного теплее его же человечьего.
Калашка запищала, крылья забили по песку. Коричневый комок взвился в воздух, один из стервятников пытался перехватить, крылья летучей мыши мелькнули, на миг закрыв солнце, Олег завис над расщелиной, поток горячего воздуха вздымался с такой силой, что его поднимало против воли, он сомкнул крылья, но и тогда горячая ладонь пыталась не пропустить в расщелину.
Сжавшись в страхе, он нырнул головой вниз и пошел резать плотный воздух, помогая крыльями. Справа и слева шли вверх красно-пурпурные стены, все темнее и темнее, наконец стали почти черными, он опускался почти вслепую, жар стал таким нестерпимым, что воздух обжигал горло, а пленка на крыльях трещала, на ней скручивались и чернели волоски.
Когда он решил, что дальше опускаться не сможет, внизу словно бы забрезжил свет. Сжав зубатые челюсти, он с усилием месил крыльями воздух, проламывался, шел все глубже и глубже, жар стал нестерпимым…
Справа стена резко ушла в сторону. Там был негромкий мерцающий свет, глаза едва не лопались от жара, крылья почти горели, но в подземной пещере воздух уже не врывался в горло, как пламя костра.
Пещера, которую открыл разлом, была размером с хлев. На своде темнели каменные капли, такие же потеки застыли на стенах, а каменная плита пола как однажды пошла волнами, словно в серую воду бросили камень, так и застыла.
Олег упал на теплый камень, от удара на миг потемнело в глазах, а когда снова посветлело, он уже был в человечьей личине.
За спиной мелькнула тень, острые коготки вцепились в голое плечо. Олег зашипел и непроизвольно смахнул крылатого зверька на пол. Тот успел расправить крылья над самым полом, мелькнул и пропал в тени, а затем растопыренные крылья мелькнули над мерцающим огоньком.
Олег поднялся, держась за стену. Ноги дрожали, хотя весь полет прижимал к пузу. От Жемчужины шел мерцающий, как крылья бабочки на ветру, свет, чистый и ясный. Олег потрясенно понял, что вся пещера образовалась и все еще расширяется за счет давления этого удивительного света на потолок, стены, даже пол, что истаивают, как лед вблизи небольшого, но постоянного огня.
Темная тень пометалась над потолком, ясный свет не прерывался. Олег жадно всматривался в чудо.
– Как ты летел, – донесся потрясенный писк, – как ты летел!
– Умолкни, – огрызнулся Олег.
– Ты просто прекрасен! – верещал голосок восторженно. – Ты оставайся тем, волосатым! Какие крылья! Каков клюв!.. А когти, когти!.. Ты – прекрасен!
