Семеро Тайных - Никитин Юрий Александрович (книги полностью TXT) 📗
Он промчался на простом деревенском коне, не до вихрей или Змеев, внутри тряслась и жалко дребезжала каждая жилка, вихрь уже не получится, не удержишь в кулаке, самого размажет по незримым стенам, к тому же надо хоть каплю силы накопить на обратно. Ступеньки дробно простучали под его сапогами, перила разлетелись вдрызг, ибо к конюшне метнулся напрямую.
Из ворот долговязый мальчишка тащил упирающегося коня. Рядом с конем шел гридень, похлопывал и поглаживал, поправлял потничек под узорным седлом. Олег на бегу отпихнул, вспрыгнул в седло, развернул коня. Когда простучал стук копыт, сзади разозленно заорали, вроде даже звонко щелкнула тетива.
Дорожка вилась как слепая змея, дважды делала петли, как заяц, убегающий от лисы. Олег свирепел, здесь живут очень уж неторопливо, коня посылал через кусты, рискуя сломать шею себе и животному, а когда за гаем показался легкий теремок, огороженный частоколом из свежеоструганных кольев, не стал искать ворота. Конь задрожал, но послушно ринулся напрямую.
Во дворе с истошным криком метнулись во все стороны куры. Стадо свиней с визгом бросилось к хлеву, а челядины застыли с распахнутыми ртами: красноголовый всадник появился словно с небес.
Конь грянулся копытами, с трудом удержался, остановился, дико вращая глазами. На широком резном крыльце три молодые женщины пряли шерсть. Олег с огромным облегчением узнал в одной ту золотоволоску, что бежала за конем Колоксая, хваталась за стремя, брызгая на конский бок горючими слезами.
Он соскочил, в несколько широких шагов пересек двор. Женщины смотрели блестящими любопытными глазами. На лицах было больше изумления, чем страха.
Он вскочил на крыльцо, глаза впились в лицо золотоволоски:
– Зимородок?.. Колоксай умирает от яда!
Девчонки ахнули, Зимородок напряглась, от лица отхлынула кровь, а голос задрожал:
– Что… что с ним стряслось?
– Отравлен! – крикнул он. – Ты знаешь зелья от ядов?
– Если знать какое, – ответила она невольно, ее пальцы нервно перебирали шерсть. – Если ты знаешь…
– Мертвая вода, – сказал он с дрожью в голосе. – Вода из царства мертвых!
Она побледнела, проговорила медленно, закусив губу:
– Против мертвой воды нет отворота.
– Не лечения, – поправился он быстро. – Хотя бы замедлить чуть! Я не сказал другим, но вода тянет в свой подземный мир, а с нею борется только солнце. Но как только скроется за краем земли…
Она прошептала:
– Я попробую… Отец оставил мне маленькую баклажку… Говорил, что там зелье, против которого бессилен любой яд. Правда, мертвая вода – не яд, но… Кто отравил?
Он сказал со злостью:
– Женщина! Женщина, которой он доверился.
Зимородок смотрела расширенными глазами, лицо стало белее снега. Олег ожидал, что она с криком бросится торопить его мчаться быстрее к ее любимому, спасать, тем более что докажет свою любовь и преданность, ведь цену той женщины он уже видит… но она вдруг ответила похолодевшим голосом:
– Та, ради которой он бросил меня?
– Он не бросал тебя ради женщины, – ответил Олег искренне. – Он ее тогда не знал вовсе.
Она медленно покачала головой:
– А сейчас он лежит там. Терзается в муках…
– Да!
– И вспоминает, – сказала она с нажимом в голосе. – Вспоминает, кого оставил! И теперь видит, что потерял…
Олег торопливо согласился:
– Да-да! Теперь видит. Поспешим! Теперь понимает, какая ты ценность для него и чего стоят все женщины мира в сравнении с тобой.
И опять она, против ожидания, не бросилась ему на шею, не завизжала в радости, что Колоксай ее любит… или полюбит снова, и в страхе, что может не успеть, надо лететь, нестись, мчаться к ее умирающему мужу…
Медленно, очень медленно она отступила на шаг. Олег не верил своим глазам, когда она покачала головой:
– Он бросил меня. Он предал меня и мою любовь.
– Зимородок! – воскликнул Олег в страхе и непонимании. – Что ты говоришь?.. Он же там мучается! Страшный яд отравил ему кровь, выжигает мозг, терзает внутренности!.. Сто тысяч распинаемых преступников не чувствовали того, что переносит он сейчас!
На ее лице отражалась борьба чувств, но это дрались торжество и ненависть, и не было в ее глазах ни раскаяния, ни жалости.
– А я не терзалась? – спросила она сдавленно. – А меня не распинали мои страхи? Разве он не распял мою любовь?.. Нет, волхв, я не пойду с тобой.
Он чувствовал, как в ее тонком хрупком теле звенят от напряжения невидимые струны, а голос натянут так, что порвется, если вздрогнет.
Он вскрикнул в ужасе:
– Он умирает!.. Ты понимаешь?
– Понимаю, – ответила таким голосом, что у него по спине побежали мурашки. – Его никто не заставлял бросать меня!.. А теперь он не достанется ей тоже. Как и мне.
Он всмотрелся, отступил на шаг. Страх и ярость начали подниматься в его груди, он давил недостойные волхва чувства, а когда она гордо задрала подбородок, вызывающе и дерзко, он уже знал, что это всего лишь, чтобы не выронить слезы.
– Зимородок!
– Сила на моей стороне, – сказала она жестоко. – Я не поеду! А ты… убирайся, пока цел.
Он стиснул зубы с такой силой, что заломило в висках. Глаза застлало пеленой гнева. Как охотно все прибегают к силе, даже вот такие нежные и хрупкие знают, что сила решает все!
– Сила решает не все, – сказал он. – Но если признаешь только силу, то поедешь со мной, даже если мне для этого придется разорить твой город! Поедешь, даже если смету с лица земли весь этот край! Поедешь…
Ее глаза гордо блеснули, он уловил недоверие, но Колоксай терзается от нечеловеческой боли, и он, сцепив зубы, сказал Слово Огня и простер руку в сторону города.
Слепящий столб вырвался из его ладони. Деревья с треском вспыхнули, на землю медленно падали горящие вершины. Воздух стал горячим, пропитался гарью и копотью. На внезапно возникшем черном просторе торчали обугленные пни, а в воздухе кружил черный пепел. Далеко на том краю внезапно возникшей просеки блеснуло солнце над полем, еще дальше оранжево блестели стены города. Край вспыхнул, там поднялся столб черного дыма, и даже отсюда были видны багровые языки пламени.
– Я чуть промахнулся, – проговорил он мстительно.
Все тело вздрагивало, словно он не истощил силы в вихре, а, напротив, вобрал в себя и теперь его раздирает накопленная мощь. Он чувствовал странную жажду рушить, ломать, крушить и даже на миг пожалел, что в самом деле только задел выступ городской стены, а не ударил в самую середину.
Она вскрикнула, а он снова поднял руку, чуть сместил в сторону, и она по его сузившимся нечеловечески зеленым глазам поняла, что сейчас огненный таран пробьет стену леса и ворвется в ее город…
– Нет! – закричала она. – Не смей!
– Я посмею, – пообещал он.
Губы его вздрагивали, он едва удерживал сладостное чувство, с которым вымолвит прекрасное слово, а потом огонь, пламя до облаков, крики жалких людишек, треск горящих кровель…
– Я сделаю все, что хочешь, – взмолилась она.
– Поедешь со мной, – сказал он.
– Да-да, – сказала она угасшим голосом. Судя по ее глазам, которые воровато отвела в сторону, она что-то замыслила. – Как скажешь!
– И вылечишь Колоксая!
На этот раз она запнулась, даже выпрямилась гордо, на губах явно вертелся отказ, но ее синие глаза встретились с его безумным взором, в котором было наслаждение и сладостное предвкушение, с которым уничтожит целый город. Она сказала погасшим голосом:
– Я это сделаю.
– Тогда летим, – велел он. И добавил в приступе внезапной подозрительности: – Если он умрет, то, клянусь, умрешь и ты.
Ее взгляд стал гордым и высокомерным.
– Ты что-то медлишь.
Олег выкрикнул Слово Вихря с такой яростью, что их смело, как сухие листья сильным ветром. Деревья затрещали, верхушки сламывало, сорванные ветки понеслись было за страшным вихреворотом, но, обессилев, упали на землю в сотне шагов от леса.
Вихрь трепал их в жестоких ладонях, рвал одежду, волосы. Голова трещала от свиста, воя, странного треска, словно проламывались сквозь стены из сосулек. Олег слышал в свисте вихря стон. Зимородок закрыла лицо ладонями, бледная и трепещущая. Олег усилием воли приглушил боль в позвоночнике, ухватил девушку, она прижалась к нему как к толстому дереву, губа закушена, дрожит, но когда свист начал стихать, она уперлась ему в грудь кулаками, отстранилась.
