Клинок Тишалла - Стовер Мэтью Вудринг (читать книги без сокращений .TXT) 📗
Руки и ноги, грудь, живот и спину его свело судорогой разом, в прыжке. Он сдавленно всхлипнул и рухнул к моим ногам.
Прежде чем позволить ему подняться, я благоразумно отошел подальше.
– Это было слишком просто, – проговорил я. – Из меня боец лучше, чем из тебя чародей. Во-первых: если хочешь преуспеть в этом деле, учись стягивать. Сейчас твоя Оболочка покрывает только руки и ноги. Но вообще-то она может иметь любые форму и размер, какие только представишь. Попробуй потянуться к Силе не руками, а воображением.
Кукла Хэри так и сидела в мягкой виртуальной траве, обхватив колени руками. Она подняла голову, и я опять пожалел, что не могу прочесть выражение ее безликих черт.
– Все было очень славно, Крис. Я сыграл свою роль и позволил тебе победить. А теперь мне пора.
Он встал, поднял руку, нашаривая кнопку отключения.
– Позволил? – фыркнул я. – Можно подумать, ты мог мне помешать.
– Ага, – устало согласился он, – ты прав. У меня получается хреново. Пока.
– Ну да. Черт, Хэри, с моей помощью ты можешь стать великим!
Он замер, обернувшись ко мне, и долго-долго так и стоял молча. Я обливался потом в костюме, пытаясь понять, о чем он думает.
– Считаешь меня законченным дебилом? – произнес он в конце концов.
Я беззвучно пошевелил губами и выдавил:
– Хэри, я…
– Ты думаешь, что можешь меня обвести вокруг пальца только потому, что ты – бизнесмен, а я – рабочий, что можешь мной вертеть и крутить, а я и не догадаюсь.
Я вдруг остро порадовался, что реальное, физическое тело Хэри находится в двух шагах от меня.
– Это непра…
– Брось. Я уже нажрался твоего дерьма. – Кукла шагнула ко мне. – Не то обидно, что ты считаешь, будто умнее меня. Это, может, даже и правда.
«Это точно правда», – мелькнуло у меня в голове.
– А то обидно, – продолжал он, – что ты считаешь себя умнее потому, что ты выше кастой. Типа, будь у меня хоть капля мозгов, я бы себе родителей получше подобрал.
– У тебя все сводится к кастам, да? – огрызнулся я. Когда имеешь дело с Хэри, переходить в оборону опасно; это пробуждает в нем инстинкт убийцы, как запах страха – у сторожевого пса. – У тебя на все один ответ.
– Ответы мне не нужны, – отозвался он, отворачиваясь, будто собрался уйти куда-то. – Я не хочу знать, зачем ты последнюю пару недель за мной ходишь хвостом. Мне плевать, если это попытка либерала из верхних каст приручить дикого работягу, или курсовая по антропологии, или тебе приглянулась моя жопа. Неважно. Ты пытался меня надуть, и меня это достало. Черт… больше достало другое: ты думал, что тебе это сойдет с рук.
– Знаешь, – протянул я, – твой образ уличного хулигана дает сбои.
– А?
– Почему ты еще здесь? Последнее слово звучит внушительно, только когда оно действительно последнее.
– Ага, – буркнул он, протягивая руку к клавише отключения на рукаве, но я оказался проворнее: на последнем своем слове я глубоко выдохнул и, войдя в транс, врезал ему по плечу разрядом, какой уложил бы коня.
Майклсон хрюкнул.
– Я еще не готов тебя отпустить, – объяснил я.
Он уронил руку, уставившись на меня пустыми зенками, как у куклы, и я очень хорошо мог представить себе убийственный блеск в его агатовых глазах.
– Не буди психа, Хансен, пока спит тихо.
– Кончай, а? Я не Боллинджер. Мне можешь не доказывать, какой ты крутой самец.
– Не делай вид, будто понимаешь.
– Я тебе скажу, что я понимаю. Я понимаю, что ты вылетишь. Ты сам это понимаешь? Ты вылетишь. Ты не попадешь в Поднебесье. Ты не станешь актером. Ты остаток жизни проведешь безымянным говномесом. Ты до конца дней станешь лизать задницы высшим кастам – а выше тебя будут все , Хэри.
Он пожал плечами и отвернулся. Он знал – или догадывался, – что я говорю правду, но не находил в себе сил принять ее.
– Тебе-то какое дело, будь ты неладен?
– Никакого! – выпалил я. – Мне накласть, что случится с тобой. Я сам хочу попасть в актеры! Понял? Да, это была затея. Меня приставил к тебе Чандра. И директор лично обещал мне, что если ты провалишься, то меня к экзаменам просто не допустят!
– Тогда у тебя большие проблемы, – отозвался Хэри и, прежде чем я успел его остановить, отключил костюм.
Кукла сгинула. Я остался один на виртуальном лугу, тупо глядя на пустое место, туда, где была моя надежда.
9
Что я делал той ночью – не помню.
Где-то за задворках памяти хранятся смутные воспоминания: как, сидя за столом в дормитории или блуждая бесцельно вокруг консерваторских корпусов, пробираясь в лунных сумерках через трупного колера непролазные заросли, я вновь и вновь приходил в себя, пробуждаясь от фантазий о Поднебесье.
Я не мог воспринять случившееся; мне приходилось активно напоминать себе, что жизнь кончена, чтобы верить в это. Невозможно было понять, как так случилось, что некий изначальный дефект моей натуры поставил на пути преграду, о которую я с разбегу вышиб себе мозги.
Столько часов я провел, лихорадочно мечтая о Поднебесье, что рассудок рефлекторно обращался к тем же видениям, невзирая на то, что я никогда не увижу ее небес, никогда не вдохну ее воздух, никогда токи истинного волшебства не пробегут по моим нервам взамен бледной имитации, рожденной ВП-костюмом.
И каждый раз, когда я заставлял себя вспомнить, когда силой вбивал знание в непокорные извилины взбаламученного мозга, мне приходилось снова и снова преодолевать лабиринт отговорок: проклиная Чандру, проклиная Хэри, проклиная отца, Консерваторию, саму Студию, покуда истина не открывалась мне.
Виноват я сам.
Это подавляет – когда на двадцатом году жизни впервые сталкиваешься с непреодолимым препятствием. Одаренный от рождения как талантом, так и общественным положением, я был наделен богатством, статусом, красотой, умом, силой, я всегда мог отыскать способ заполучить желаемое: дипломы, девчонок, друзей – все. Покуда не нашел то единственное, без чего жизнь не в радость.
Не лучшее время для первого провала.
Имея дело с Хэри Майклсоном, я допустил фатальную ошибку и, хуже всего, не мог понять, что мне следовало делать, чтобы не совершить ее. Да-да, в мозгу моем той ночью рождались тысячи идей и планов, низвергаясь со звезд бесшумным мальстремом сквозь холодный эгейский воздух, все одинаково бесплодные: мне следовало поступить так , можно было попробовать сяк , почему я не додумался до этого – наконец настало утро, а я так и не уснул. Я забежал к себе в комнату, чтобы всухую заглотнуть пару таблеток кофеина, и побрел на занятия, чтобы провести следующие несколько часов – нет, дней – делая вид, что жизнь моя еще не кончена.
Однако в аудитории я не клевал носом. Сомкнуть глаза меня не заставил бы и удар дубиной по макушке.
В один из тех неразличимых, безнадежных дней меня снова вызвал к себе Чандра. Не помню, что он мне говорил и что я отвечал; думаю, в тот момент мне оставалось лишь блефовать. Я глумился над своим палачом, а отцовский голос презрительно нашептывал мне советы. «Не показывай слабости низким кастам», – думалось мне. «Пошел он в жопу. Будь у него хоть капля мозгов, он подобрал бы себе родителей получше». Эта фраза гулко звенела у меня в мозгу.
В довершение ко всему мне приходилось жить, зная, что Хэри меня презирает.
Каким-то необъяснимым образом это было едва ли не обиднее, чем все остальное взятое вместе. Его суровый приговор глодал мою совесть, как голодная собака гложет кость. Может, потому, что я привык к приязни равных и уважению нижестоящих; может, потому, что я снести не мог мысли, будто судит меня простой работяга.
Может, потому, что он казался мне более существующим , чем я сам.
Нечто в его судьбе уличного мальчишки, простого работника, давало ему, как мне казалось, полумистическую связь с тем уровнем бытия, который я мог воспринять лишь извне, сквозь мутное, заляпанное грязью стекло. Он был прав: мне не понять. Я не был уверен даже, что хочу понимать эту жизнь.
