Семеро Тайных - Никитин Юрий Александрович (книги полностью TXT) 📗
Решетка на окне внезапно налилась багровым. Пошел тусклый свет, решетка мигом превратилась в оранжевую, потекли тяжелые капли металла. За пару мгновений все истаяло как воск под жаркими лучами, на полу медленно застывали красные наплывы, темнели, бугрились.
В тесный оконный проем втиснулась огромная птица. Все молча ждали, а птица рухнула на пол, затрепыхалась, роняя перья, поднялся некрупный человек с суровым напряженным лицом, сухой, жилистый, черноволосый, с небольшой сединой на висках. Дыхание вырывалось частое, он быстро посмотрел на оборванные рукава, на перья, что остались даже в оконном проеме, перевел взгляд на остальных. В круглых птичьих глазах была злость.
– Что за окна?..
Вокруг него заструился воздух. Хакама проговорила мягко:
– Приветствуем тебя, мудрый и могучий маг!.. Не спеши укреплять доспехи на своем теле. Здесь все союзники…
– Союзники?
– Пусть сообщники, – поправилась она, такая же чувствительная к словам, как и все маги. – Но сейчас все здесь заинтересованы в жизни и здоровье другого. Пусть это впервые, но это случилось… ибо чем больше нас, тем лучше отразим угрозу. Потому не спеши укрываться от нас, взгляни на стены.
Новоприбывший обвел всех подозрительным взором, осмотрел еще раз, а потом еще и магическим оком просмотрел все, что казалось подозрительным. Почти все без магических щитов, зато вокруг башни тройной заслон из магии настолько плотной, что пущенная в ее сторону стрела сгорит не только мгновенно, но даже пепел исчезнет без следа. Да что там стрела: метни целую гору, все равно сгорит, песчинки не долетит…
– Ладно, – сказал он хмуро. – Меня зовут Россоха, я с этим человеком встретился раньше вас всех. И могу подтвердить, что он в самом деле страшен… Страшен для всех нас.
Беркут разглядывал его подозрительно:
– Россоха?.. Я слышал, тебя зрели в облике большого и тучного.
– Я принимаю различные обличья, – отмахнулся Россоха, – но сути не меняю… как многие из вашей породы. С ним я впервые общался в облике старца… Почему нет? Я в самом деле древний старец для двадцатилетних. Он испугал меня еще в первую же встречу. Не силой, нет. Но я давно не встречал таких порывов души… Он жаждет осчастливить весь свет, а мы знаем, в каких случаях начинаются самые кровавые войны, самые лютые потрясения, когда насмерть бьются не только люди, но и маги, а то и сами боги!
Ковакко булькнул брезгливо:
– Прекраснодушных много. Обычно они мрут еще во младенчестве! Остальные не доживают до отрочества, ибо их бьют даже куры.
Россоха бросил предостерегающе:
– Этот не просто выжил. Первый раз, желая от него отделаться, я послал его спросить у Яфета. Не помню что, сами знаете эти детские вопросы, на которые отвечать труднее всего!.. А второй раз отправил к самому Перуну.
В помещении повеяло зимней стужей. Чародеи ежились, переглядывались. Хакама спросила нервно:
– И что же… он побывал у него?
Россоха развел руками:
– Похоже на то. С его упрямством он мог решиться вломиться в покои самого бога войны! Но почему остался жив, ума не приложу.
С другого конца комнаты Беркут прорычал:
– Да и наша хозяйка… тьфу на ее голову, хозяйка этой башни!.. тоже посылала его не за пряниками. Но это воины из дальних походов возвращаются обессилевшие, изнемогающие от ран, а колдуны либо гибнут, либо обретают новую мощь. Что он умеет теперь?
– Мудрость предпочитает переосторожничать, – сказал Россоха серьезно. – Беспечные маги до мудрости не дожили.
Он уже спешно бормотал странно щелкающие для колдунов равнин слова, вздымал руки и приглаживал ладонями незримые стены.
Хакама бросила быстрый взгляд за окно. В двух-трех шагах от третьей скорлупы заискрилась черная как ночь стена, выгнулась, накрыла куполом. В помещении внезапно стало темнее, чем в погребе. Кто-то вскрикнул, голос Россохи пробормотал что-то успокаивающее. Тьма медленно сменилась сумерками, затем посветлело вовсе, а купол медленно ушел от простого взора.
– Черт, – сказал Беркут с нервным смешком, – да он покрепче, чем… Как же ты его сумел так…
– Потому что умею, – ответил Россоха, но чувствовалось по голосу, что колдун собой доволен. – Когда имеешь дело с таким, то ничто не лишнее. Хакама, я на твоем месте пригласил бы всех, кого достигают твои нити. Или хотя бы тех, кого этот лесной волхв задел или напугал.
Хакама кивнула, улыбаясь загадочно, что не укрылось от Россохи:
– Ты прав. Кого ты советуешь?
– Хотя бы Короеда, Боровика, Сладоцвета, Беркута… Ах, Беркут уже здесь? Никогда бы не подумал, что могучий Беркут может сидеть тихий и мелкий, как воробей под дождем. Короед, конечно, дурак… как и все здесь, но он знает кое-что из древесной магии, которая неведома даже мне. Если тебе нужна помощь в отыскании…
– Нужна, – ответила Хакама светло. – Вместе мы их не только отыщем! Стоит им увидеть нас впятером, прибегут без страха.
Короед, едва переступив через магическое окно, сразу натянул шатер, похожий на свою неопрятную бороду, поверх защитного купола Россохи. Утолщаясь, он в то же время таял с виду, а когда исчез, Короед еще долго шептал и двигал руками, уплотняя стенки, усиливая, укрепляя. Даже если его скорлупа и слабее той, что натянул Россоха, но все-таки основание шире, магии ушло на создание больше, а поддерживать такой панцирь под силу только великому магу.
Боровик набросил свой магический щит, теперь башня Хакамы блистала, как драгоценное зернышко, упрятанное в восемь скорлупок, по прочности превосходящих алмаз.
Хакама, напряженная, как тетива на луке, неспешно обходила гостей, стараясь держать пальцы на виду, не колдует, улыбалась, про красноволосого волхва почти забыла, ибо в ее башне самые сильные, самые могучие и знающие… Как воспользоваться, как завладеть их знаниями?.. А если не удастся с чужими знаниями… если останется одна, то что ж, у нее есть своя голова, есть звездные карты.
Колдуны стояли и сидели порознь, исподтишка следили друг за другом. У каждого брови сдвинуты, над каждым сгущается облачко, мысль работает бешено, каждый не прочь воспользоваться случаем…
Все услышали тяжелый грохот. Не сговариваясь, одновременно бросились к окнам. Степь выглядела ровной и спокойной, вокруг башни блистали и вспыхивали искорками сгорающие пылинки, которых ветром бросило на незримый панцирь.
Тишину разорвал нервный смешок Боровика:
– Фу, я уж думал…
– Да, это ему не горы ломать, – согласился Беркут.
Даже Хакама нервно улыбнулась, на щеках появился слабый румянец:
– Похоже, он разбил нос.
– Хорошо бы лоб, – бросил Беркут.
– Ну, это вы уж чересчур! – возразил Россоха. – Лоб у варвара – самое крепкое место.
– А не зад?
Россоха ответить не успел, тяжелый гул повторился. Радужная скорлупа начала подрагивать, появилась вмятина, словно туда уперли невидимое бревно. Несколько мгновений пузырь подрагивал, затем вмятина начала расширяться, невидимое бревно давило сильнее, пленка магического пузыря натянулась, послышался тонкий звон, словно в комнате разом зазвенели сто тысяч комаров…
Хакама инстинктивно собрала и бросила магическую мощь в пленку, это оказалось странно легко, а когда оглянулась в недоумении, увидела закушенную губу Беркута, напряженное лицо Россохи, их губы двигались, маги впервые в жизни не только не вредили друг другу, но крепили оборону вместе.
Раздался резкий пронзительный звон. Хакама дернулась, на миг заболели все зубы, тут же затихло, но в груди остался страх, а когда подняла глаза на панцирь, страх вздыбил кожу мелкими бугорками.
Скорлупа исчезла! Невидимый таран уперся во второй слой. Хакама не успела укрепить слабое место, как снова по ушам резко щелкнуло, острая боль стегнула уже не только в зубы, но защемила глаза. Непроизвольно она бросила все силы на третий слой, теперь уже он стал внешним, справа и слева хрипело и булькало во впалых грудных клетках магов, кто-то бормотал вслух, не обращая внимания, что могут услышать и запомнить, кто-то ругался… а может, это тоже заклятия, очень мужские и крепкие.
