След Гунна - Говард Роберт Ирвин (онлайн книга без txt) 📗
— Подбери хотя бы узел с едой, глупец, — желчно ответила Элен. — Неужели мы тащились в такую даль и убили двоих мерзавцев просто так?
Я не стал спорить и повиновался без разговоров, хотя аппетит мой пропал, — слишком уж не по душе мне было то, что случилось. Солнце зашло, и наступила южная темная ночь. Мы отправились обратно в нашу пещеру. Когда мы спустились с холма и море скрылось из виду, до нас донесся громкий крик — мы поняли, что это вернулся Гувер с оставшимися двумя пиратами.
— Теперь до утра нам ничто не грозит, — сказала моя спутница. — Раз они на берегу, значит, мы не рискуем внезапно наткнуться на них в лесу. А они не полезут ночью в этот дикий лес.
Мы прошли еще немного, остановились и, опустившись на траву, принялись за мясо и хлеб, запивая их водой из чистого холодного ручья. Меня восхитили изысканные манеры девушки — она ела, как истинная аристократка.
Покончив с едой и сполоснув руки в ручье, она поправила свои золотистые кудри и сказала:
— Клянусь Зевсом, это отличная работа за один день для двух преследуемых беглецов! Из семи буканьеров, которые высадились на этот берег нынче утром, в живых остались только трое! Как ты думаешь, может, нам хватит уже бегать от них? Давай попытаем счастья и нападем на них сами! Трое против двоих — это не так уж страшно.
— Что ты говоришь? — изумленно переспросил я.
— Ничего, — быстро отозвалась она. — Будь это не Джон Гувер, а кто-нибудь другой, я могла бы что-нибудь сказать. Но Гувера нельзя назвать человеком — он злобен и жесток, как дикий зверь, и что-то в нем такое, отчего кровь застывает в жилах. На свете есть только два человека, которых я боюсь, и один из них — Джон Гувер.
— А кто же второй?
— Роджер О'Фаррел.
На этот раз она произнесла имя пирата так, словно он был святым или, по крайней мере, королем, и почему-то мне от этого стало досадно. Я промолчал.
— Если бы здесь был Роджер О'Фаррел, — продолжала она, — нам не пришлось бы ничего бояться, потому что во всех Семи Морях нет ему равных, и даже Джон Гувер ему в подметки не годится. Он величайший из всех мореплавателей и прекрасный боец. У него манеры настоящего кавалера, да он и есть кавалер.
— Да кто таков этот твой Роджер О'Фаррел? — грубо спросил я. — Он что, твой любовник?
Она так ударила меня по щеке, что у меня искры из глаз посыпались. Мы стояли друг против друга, и в свете всходившей луны было видно, что ее лицо залила краска негодования.
— Будь ты проклят! — выкрикнула она. — Да если бы О'Фаррел оказался здесь, он вынул бы сердце у тебя из груди за такие слова! Ты же сам сказал, что ни один мужчина на свете не может назвать меня своей!
— И в самом деле так говорят, — ответил я. Моя щека горела, а в голове все страшно перемешалось.
— Говорят?! А сам ты как думаешь? — с угрозой в голосе спросила она.
— Я думаю, — сказал я, как мне показалось, весьма ядовито, — что ни одна женщина не может оставаться невинной, будучи грабительницей и убийцей.
Тут же мне пришлось пожалеть о своих словах. Она побледнела, тяжело задышала, и в следующий миг острие ее шпаги коснулось моей груди как раз под сердцем.
— Мне приходилось убивать и за меньшие оскорбления, — произнесла она свистящим шепотом.
Я похолодел, но нашел в себе силы ответить:
— Если ты убьешь меня, мое мнение едва ли переменится.
Она как-то странно взглянула на меня, опустила шпагу и, бросившись на землю, разрыдалась. Меня охватило раскаяние; я стоял над ней пристыженный, и мне хотелось ее утешить, однако я боялся прикоснуться к ней и тем навлечь на себя еще больший гнев. Наконец сквозь рыдания я услышал слова:
— Это уж слишком! — Она всхлипнула. — Я знаю, что в глазах мужчин я чудовище; мои руки запятнаны кровью. Да, я грабила и убивала, играла в кости и пила вино, и мое сердце огрубело. Все, что еще заставляет меня чувствовать себя не совсем уж пропащей, так это то, что я осталась до сих пор невинной девушкой. А мужчины, оказывается, считают меня падшей. Лучше бы… лучше бы мне умереть!
Это было и моим желанием в те мгновения — такой стыд я испытал за свои слова, недостойные мужчины. Теперь я увидел, какая нежная и чистая душа скрывается под маской ее грубости и жестокости. Сказать правду, не так уж плохо я о ней думал, а слова эти произнес просто со злости.
Я опустился на колени рядом с плачущей девушкой и, поднимая ее, попытался вытереть ее слезы.
— Убери от меня руки! — воскликнула она, отшатнувшись. — Мне нечего с тобой делать, раз ты считаешь меня падшей женщиной.
— Я вовсе не думаю так! — горячо уверил ее я. — Я смиренно прошу у тебя прощения. С моей стороны было подло и недостойно говорить тебе такие слова. Я ни на миг не усомнился в том, что ты честная девушка, а сказал это просто оттого, что разозлился.
Казалось, она немного успокоилась.
— Роджер О'Фаррел вдвое старше тебя, — сказала она, всхлипнув в последний раз. — Он спас меня с тонущего корабля, когда я была еще ребенком, и вырастил меня как родную дочь. И если я выбрала морскую разбойничью жизнь, так в этом он не виноват, он воспитывал меня, как настоящую леди. Просто любовь к приключениям у меня в крови, и хотя судьба распорядилась так, что я родилась женщиной, я живу мужской жизнью.
Если я груба, холодна и бессердечна, так чего еще можно ожидать от девушки, которая каждый день видит кровавые жестокие драки, чьи детские воспоминания — это воспоминания о тонущих кораблях, жестоких схватках и предсмертных криках? Благодаря капитану Роджеру О'Фаррелу моими постоянными спутниками были грабители и убийцы.
Говорят, что он жесток, и может быть, это правда. Однако со мной он всегда был добр и нежен. Кроме того, в его жилах течет дворянская кровь, и он благороден, как лев!
Я ничего ей не ответил, хотя внезапно вспомнил о буканьере, происходившем из знатной ирландской семьи. Больше всего меня обрадовало то обстоятельство, что он относился к ней по-отечески, а не иначе.
Неожиданно я вспомнил давно забытую сцену — лодку, полную людей, которых мы взяли на борт неподалеку от Тортуги, и слова одной из женщин: «Мы должны благодарить Элен Таврел, спаси ее Господь! Это она заставила Хилтона дать нам в лодку воду и пищу, хотя он мог сжечь нас заживо вместе с кораблем. Может быть, она и пират, но сердце у нее доброе».
— Я умоляю тебя забыть о моих словах, — попросил я. — А теперь давай все-таки доберемся до нашего убежища, завтра оно может нам понадобиться.
Я помог ей подняться и подал шпагу. Она молча последовала за мной, и в полном молчании мы добрались до нашей скалы. У ее подножия мы ненадолго остановились.
Сказать по правде, ночью джунгли были фантастически прекрасны. К небу поднимались темные скалы, слышался шелест листвы, и деревья отбрасывали причудливые тени. Вода в ручье казалась посеребренной лунным светом, а по небольшому озерцу, в которое он впадал, пролегла лунная дорожка. Сама же луна в темном небе была похожа на круглый щит из белого золота.
— Отравляйся спать в пещеру, — сказал я ей, — а я устрою себе постель в этих кустах.
— А тебе здесь ничто не угрожает? — спросила она.
— Нет; никто не появится здесь до утра, а хищных зверей на этом острове я пока не встречал.
Молча она перешла через водопад и исчезла в пещере. Я устроился на мягкой траве среди кустов и почти мгновенно заснул. Последним моим воспоминанием было воспоминание о ее густых золотистых локонах и огромных серых глазах.
Кто-то тряс меня за плечо. Я потянулся, потом внезапно проснулся и сел, озираясь в поисках сабли или пистоли.
— Смею сказать, сэр, что спите вы крепко. Джон Гувер запросто мог бы подойти к вам и вынуть сердце из груди, и вы бы этого даже не почувствовали.
Начинало рассветать, а рядом со мной стояла Элен Таврел.
— Я хотел проснуться пораньше, — ответил я, зевая, — но, наверное, очень устал после вчерашнего. У тебя, должно быть, и тело, и нервы из стали.
