Фарамунд - Никитин Юрий Александрович (читать книги онлайн .txt) 📗
– Был великий мудрец, – ответил странник с великой неохотой, – который запретил записывать его мудрые притчи. И даже упоминать его имя.
– Почему? – удивился Фарамунд.
– Он хотел, чтобы их рассказывали, применительно к тому времени… и тем событиям, что происходят сейчас. Хотя на самом деле это произошло… очень давно! Настолько давно, что многим неинтересно знать о тех временах. Зато когда я называю живущих сейчас рексов или базилевсов, то слушают.
Фарамунд медленно наклонил голову.
– Хорошо, – ответил он. – Иди. А мне надо подумать.
Думал об этом странном случае он и поздним вечером, когда усталый вернулся в бург, захваченный у какого-то разини, рухнул на ложе. Одеяло под рукой слегка коробилось, пятна крови засохли, нежная ткань стала грубой. Он сам зарубил владельца, а потом и двух женщин, что с визгом метались по комнате, но слуги забыли сменить окровавленные простыни и одеяла.
Он лежал, раскинув руки, когда по телу прошла легкая волна. Легкая, неслышная, словно от окна пахнуло южным ветром. Он ощутил внезапно, что в бург вошло нечто огромное и могучее. Волосы на загривке зашевелились. Страх прокатился по телу, в следующее мгновение его тело взметнулось с постели, он молниеносно опоясался и прицепил ножны с мечом.
Кожа пылала, словно по голому телу постегали крапивой. Он чувствовал, как вроде бы без причины колотится сердце, горячая кровь бурлит в жилах. Пальцы дергались, их неудержимо тянуло к рукояти меча.
Одновременно он чувствовал странность, словно кто-то настойчиво пытался набросить на него невидимую клейкую сеть, но ничего не получалось, а он, Фарамунд, всякий раз проходил сквозь эту сеть, как проходит лесной лось сквозь паутину. Это веселило, он чувствовал пьянящее чувство свободы и силы.
Улыбаясь до ушей, шагнул… и тут взгляд наткнулся на темные комочки, отчетливо видимые в лунном свете на свежих, недавно выструганных досках пола. Мухи?.. Да, мухи. Лапками кверху. Ни одна не шевелит даже лапой, не то что крылом.
Он машинально наступил, чувствуя, как лопаются под подошвами сапог их беспомощные тела, оглянулся. На досках остались мокрые пятна. Шагнул еще, тело содрогнулось, словно по нему внезапно ударили.
Рикигур и Фюстель, его преданные стражи, мимо которых и муха не пролетит, стоят неподвижные, лица мертвые. Не восковые, а какие-то серые, под цвет деревянных стен.
Сердце Фарамунда трепыхнулось и застыло. Он попятился, чувствуя, что вот-вот сам от ужаса превратится в мертвеца.
Это повторяется снова!
На этот раз неизвестных было трое. Такие же уверенные, бесцеремонные. Идут, зорко посматривая по сторонам, но без страха. Как мясники, что отыскивают среди стада именно ту корову, которую им велели заколоть.
Передний еще во дворе вытащил меч, двое соратников за оружие даже не взялись. Глаз их Фарамунд не разглядел, но на лицах ясно читалось презрение. В груди заныло. Эти явно видели другие миры, намного прекраснее! Наверняка зрели теплые моря, бессмертный Рим, И его прекрасный бург с настоящими каменными домами для них только жалкая деревня…
Гнев колыхал грудь с такой силой, что в ушах стоял непрекращающийся свист от собственного дыхания. Он очень осторожно вытащил меч, бесшумно отступил к стене в тень. От чужаков скрывал еще и угол стены, а если выскочить внезапно и ударить, то…
…то, возможно, они не успеют воспользоваться колдовскими штучками. Возможно. Если он окажется достаточно быстрым.
Шаги первого гремели в тишине, Фарамунд с надеждой бросил взгляд на лица стражей. Застывшие, почти окаменевшие, они не дышат вовсе. Они не живут, словно их изъяли из этого мира. Только тени от колеблющегося язычка светильника двигаются по стене. А по ту сторону толстой стены слегка колышутся ветви исполинского ясеня. Мир живет, только стражи, только люди замерли. Возможно, даже кони и коровы в бурге не спят…
Он завел меч за голову так, что тот коснулся ягодиц. Дыхание остановилось. Из-за поворота спокойно вышел человек среднего роста, вид не воинственный, лицо почти холеное. Фарамунд успел рассмотреть холодные выпуклые глаза, одутловатые щеки, мясистый нос, скошенный назад подбородок.
Но в руке человек держал меч. Короткий, римский. Длинная полоса острой стали в руках Фарамунда описала почти полный круг. Послышался стук. Лезвие разрубило голову, прошло через толстую шею, развалило плечо и грудь. На пол замедленно шлепнулась рука с зажатой рукоятью меча.
Фарамунд с силой дернул меч на себя, тот вышел с легкостью, словно он рассек брусок масла. Пальцы отрубленной руки дернулись и разжались. Фарамунд успел подумать, что настоящий воин меч бы не выпустил.
В бурге по-прежнему тихо. Прислушавшись, он уловил далекий стук, грохот. Пришельцы отворяют двери без страха и боязни быть услышанными. Донеслось недовольное мычание разбуженной коровы. Фарамунд стиснул зубы, коровы и те проснулись…
Он вытер лезвие об одежду убитого, чтобы падающими каплями не указать свой след. Сердце едва не выпрыгивало, буйное злое ликование рвалось наружу. При всем своем колдовстве сами не такие уж и неуязвимые!
Крадучись, он пробежал вдоль стены. В бойницу заглядывала круглая мертвая луна. Он упал, прополз, как ящерица, почти прижимаясь щекой к сосновым доскам, возле лестницы привстал. Внизу тихо, но не рискнул спускаться по ступенькам, выдадут скрипом, перемахнул через перила.
Он ни разу не прыгал с такой высоты. На миг сердце замерло, но дикая уверенность в своих силах не подвела. Упал, перекатился через левый бок и как-то сам оказался на ногах, а руки сжимают меч в готовности как отражать удары, так и рубить чужие головы, руки, еще шире раздвигать оскаленные рты, выбивать выпученные глаза…
В холле пусто, дверь во двор распахнута. Широкая полоса мертвого света рассекает помещение надвое. Снаружи донесся легкий шум, стих, снова что-то вроде бы упало, скрипнуло.
Скользящими шагами, с мечом наготове, он подбежал к дверному проему. Прислушался, не высовываясь. Шум раздался слева, там барак с воинами. Похоже, один из чужаков ищет его среди соратников по битвам…
Риск велик, чужак может как раз в этот момент выглянуть в окно, или же во двор выглянет третий, сердце колотится, как у зайца, это не та схватка, когда в яростном честном бою грудь на грудь, тут ноги трясутся, как будто медведь трясет грушу, но все же…
– Чего я трясусь? – прошептал он себе вслух. – Они сейчас ходят мордами вниз! Всматриваются в лица. Им надо зарезать только меня… Ну же!
Ноги наконец рванулись с такой силой, что тело едва не выронило ставший сразу тяжелым меч. Через широкий двор, почти бесконечный, он пронесся как молния, у входа в барак даже не перевел дыхание, влетел как ураган, разом охватил взглядом все помещение.
Половину воинов подлое колдовство застигло за столом. Руки еще сжимали пивные кружки, но лбами упирались в стол. А посреди барака неспешно передвигается человек, одной рукой подносит к лицам спящих светильник, а другой переворачивает тех, кто заснул лицом вниз. Меч его в ножнах, спящих можно резать неспешно…
Заслышав шаги, он разом разогнулся. На Фарамунда дико взглянули расширенные глаза. Фарамунд успел рассмотреть огромные зрачки, бледное лицо. Рука колдуна метнулась к поясу, но меч Фарамунда уже со свистом рассек воздух.
Чужак успел открыть рот, тяжелая полоса железа обрушилась на голову. Удар был настолько силен, что Фарамунд выдернул полосу стали уже из середины груди. Пока безвольное тело валилось на спящих, в три гигантских прыжка оказался снова у выхода.
Неживой свет солнца мертвых ровно и холодно заливает двор. Блестит колодец, как никогда не блестит в солнечный день, странно мерцает вода в корыте для свиней… Иногда двор темнеет: тучки пытаются проглотить светило ночи, но луна слишком велика, блестяща, а тучки жидки, как суп простолюдина. Стена дома блестит, окна загадочно темные. Как и во всех помещениях. Как и в людской, в окне которой вроде бы что-то мелькнуло…
