Черные дрозды(ЛП) - Вендиг Чак (читаем книги txt) 📗
— Ты дуришь меня. Никогда толком не могу сказать, дуришь ты меня или нет.
Она проходит мимо и стучит в дверь.
— Не будут там ничего трогать, — говорит Фрэнки. — Не хочу, чтобы в рот попало кошачье говно и у меня в мозгу власть захватили глисты.
Харриет стучит снова, на этот раз сильнее.
Они слышат какие-то звуки внутри дома; стук, шорох. Потом шаги. По другую сторону гремят замки: один, потом три, а следом и шесть. Внутренняя дверь открывается и появляется голова пожилой женщины, она прижимается лицом к сетке. Из носа струятся трубки. Рядом с ногой стоит тележка на колесиках, на которой располагается кислородный баллон.
— Проваливайте, — раздраженного говорит она. — Мне не нужны ваши дурацкие журналы. Я уже говорила. И не хочу ничего слушать на счет ста сорока четырех тысяч оставшихся в Раю мест… в этом нет никакого смысла! Миллиарды людей живут на Земле, а он любит только сотню тысяч? Что за сумасшедший Бог такой? Ответьте-ка мне!
— Мы не Свидетели Иеговы, — говорит Харриет.
— Черта с два. И кто же вы?
— ФБР, — отвечает Фрэнки и показывает свой значок так, как это делают в фильмах. Женщина косится на жетон. Харриет показывает свой, но не так демонстративно, как Фрэнки.
— ФБР? В честь чего это?
— Мы на счет вашего сына, — отвечает Харриет. — Мы хотели бы поговорить об Эшли.
* * *
Харриет видит фарватер, по которому идет женщина; старуха тот еще «плюшкин», хоть и весьма организованный, а комнаты формируются в каньоны, сооруженные из всякого мусора. Стопки из журналов «National Geographic» образуют горы, каждый пик которой венчает фиалка. Из-за корзины с бельем, гладильной доски и курганов книг в мягкой обложке выглядывают верхушки мебели — они похожи на обломки, плавающие в океане.
В носу запах пыли и плесени. Они не беспокоят Харриет. Чего не скажешь о Фрэнки; он скользит мимо башен из журналов, чтобы отыскать себе диванчик, на который он и опускается. Длинные вытянутые ноги мужчины делают его похожим на долгоножку, пытающуюся устроиться поудобнее.
Его взгляд упирается в лестницу, откуда на мужчину сквозь прутья перил смотрят два золотистых глаза. Ещё одна шелудивая кошка устроилась за кипой журналов.
Женщина, Элеонора Гейнз, садится в кресло и кладет руку поверх кислородного баллона.
— Вы сказали что-то на счет Эшли.
Харриет не садится. Она остается стоять, но при этом не двигается. Женщина совершенно неподвижна.
— Верно. Вы его видели?
— Нет.
— И никак не контактируете?
— Я же сказала, что нет. Я ничего от него не слышала. Ни звоночка. Он исчез. Улетел из гнезда, когда у меня обнаружили эмфизему легких. И я полагаю, он никогда больше не вернется. Мы закончили?
Старая сука врет. Отчасти правда, что у людей есть определенные сигналы, по которым можно понять, что они лгут, но у всех они индивидуальны. Должно быть чутье, чтобы определить, когда человек лжет. У Харриет такое чутье есть. Старуха перегибает в том, как преподносит информацию, насколько сильно она протестует. Как её рука крепче сжимается вокруг баллона с кислородом, подтягивая его чуть ближе. У Харриет какое-то животное чутье. Она практически чувствует запах обмана.
— Миссис Гейнз. Ваш сын. Мне не хотелось бы думать, что вы сейчас препятствуете нашему расследованию. Мы пытаемся ему помочь, поймите. Пытаемся защитить его от кое-каких плохих людей.
Сухие губы старухи подрагивают. Брови сходятся у переносицы.
— Оставьте его в покое, — шипит она. — Он хороший мальчик. Присылает мне деньги.
— Деньги? И как много?
— Достаточно для моего лечения.
— Вам что-нибудь известно на счет чемоданчика? Железного чемоданчика?
Повертев кислородной трубкой, миссис Гейнс отрицательно качает головой.
Харриет наконец шевелится. Она двигается не быстро; просто приближается и вторгается в личное пространство пожилой женщины. Колени едва не касаются кислородного баллона. Харриет сцепляет руки перед собой.
— Я вижу, вы на кислороде, — говорит она.
— Я же говорила вам, эмфизема. Это у меня из-за курения. Большая часть легких не работает. Врачи говорят, функционирует не более двадцати процентов. Оставшиеся проценты вы восстановить не сможете, утверждают они. Чертовы докторишки.
— И кислород необходим вам для дыхания.
Миссис Гейнз теребит потрепанный край одеяла.
— В том и смысл. — Слова произносятся с сарказмом и горечью.
— Интересный факт о кислороде, — говорит Харриет, — я уверена, вы стараетесь держаться подальше от баллона и патрубка…
Харриет достает Зиппо с оттиском лапы на металле.
— …потому что они огнеопасны.
Фрэнки канючит:
— Пойду, сделаю чай или что-нибудь еще. — Харриет не возражает. Для подобно рода вещей Фрэнки ей не нужен. Это её роль, не его. У каждого из них — своя. Тем не менее, она порой задавалась вопросом: не потерял ли он вкус к этой работе? Есть ли у него стержень?
Пока Фрэнки выходит из комнаты, глаза миссис Гейнз по-прежнему прикованы к зажигалке.
— Вы не из ФБР, — шипит старуха, глядя на свое отражение в хромированной стали.
— Должна уточнить, — говорит Харриет. — Кислород не взрывоопасен. Технически, это катализатор. Так горит огонь, он питается кислородом. Именно он помогает пламени распространяться быстро и продуктивно. Проблема воздуха, который нас окружает, в том, что кислород в нем растворен. Другое дело, чем дышите вы. Он невероятно чистый. Концентрированный.
— Пожалуйста, — говорит пожилая женщина.
Лицо Харриет не выражает никаких эмоций, но внутри, словно газель, скачет сердце. Это её любимая часть работы. Внутри мозга пульсирует маленький центр тепла.
— Если я зажгу огонь в зажигалке, — продолжает Харриет, — в присутствии баллона с драгоценным кислородом, то трубочка очень быстро разнесет пламя по всему вашему хрупкому иссушенному телу. Вы когда-нибудь видели, как человек сгорает заживо?
— Мой сын…
— Забудьте о нем. Подумайте о себе. Я была… на месте аварии, когда горела машина. Мужчина и его жена оказались в ловушке, их зажало покореженным металлом и оплавившимися ремнями безопасности. Смерть была не быстрой. И крики. Вокруг все бегали. Вот только весь этот кипиш волнует кислород и дает огню больше пищи.
Миссис Гейнз тихо всхлипывает, когда Харриет вытаскивает трубки из носа пожилой женщины. Из свободного конца слышится шипение: фссссс, некогда животворящее, ныне смертоносное. Харриет подносит зажигалку ближе, откидывает крышку, поглаживает пальцем.
— Итак. Ваш сын. Где он?
— Я не могу…
— Говорите. Ваш сын. Или вы сгорите. И этот дом тоже.
Старуха рыдает, кричит:
— Он невиновен!
— Невиновность — это миф. — Харриет высекает огонь, но держит зажигалку в стороне, медленно приближая; так мать игриво подносит ложку с едой расшалившемуся малышу. — Скажите, где ваш сын или умрете в стенах, что распирает от ваших дурацких кошек.
— Северная Каролина, — доносится из-за спины Харриет голос Фрэнки. Женщина хмурится и оборачивается, закрывает зажигалку и укрощает пламя.
Напряжение покидает миссис Гейнз и она просто заваливается вперед; она плачет и стонет.
— Откуда ты знаешь? — спрашивает Харриет.
В одной руке у Фрэнки банка с имбирным элем, из которой он делает большой глоток, словно желая убедиться, что его губ не коснется никакая зараза. В другой же он держит почтовую открытку.
— Тупой придурок отправил ей открытку из Северной Каролины, а эта идиотка повесила её на холодильник, как какой-то рисуночек. Штемпель недельной давности. — Фрэнки хмурится и снова читает содержимое открытки. — Как она и говорила, он присылал ей деньги.
Харриет берет открытку. Просматривает. На лицевой стороне приветствие из Северной Каролины! С названием штата нарисованы горы, океан и холмы. На обратной стороне Эшли пишет: «Мама. Я в городе Провиденс. Недалеко от Эшвилля. Познакомился кое с кем, кто присоединится к команде и повысит мои продажи. Скоро все изменится к лучшему. Не болей. Скоро пришлю деньги. Люблю тебя. Эш».
