Орудия Смерти. Город небесного огня - Клэр Кассандра (мир книг TXT) 📗
Она откинула крышку. Да, все на месте, аккуратно свернутые вещи, проложенные оберточной бумагой: школьная форма, всепогодные джинсы и свитера, юбки со строгими блузками в комплекте, а на самом дне платье, которое раньше казалось ей подвенечным. Девушка достала его из сундука, развернула и, коль скоро сейчас уже больше знала про Сумеречных охотников, наконец поняла, о чем идет речь.
Не подвенечное, а траурное – вот что. Белое незатейливое платье с коротким, плотно облегающим жакетом в комплекте, на котором вышиты серебристые руны скорби, а вот здесь, возле обшлагов, почти что невидимый рисунок с птицами.
Цапли.
Клэри аккуратно выложила наряд на постель. Перед внутренним взором встала Аматис; наверняка это платье было на ней в день смерти Стивена. Она надела его на себя, разгладила складки, застегнула жакет на все пуговицы, чтобы скорбеть по человеку, с которым ее уже не связывали узы брака. Покров вдовы для женщины, не способной произнести это слово.
– Клэри? – В дверях, опершись рукой о косяк, стояла мать. – Ну-ка, что это у тебя… О-о… – Джослин пересекла комнату, коснулась белой материи. – Ах, Аматис, Аматис…
– Она ведь так и не смогла смириться с потерей, – полувопросительно сказала Клэри.
– Да, есть такие люди. – Рука Джослин оставила платье, коснулась волос девушки, по-матерински заботливо поправила выбившуюся прядь. – Так же как и нефилимы: мы ведь без остатка отдаем себя любви. Влюбиться один-единственный раз в жизни и умереть от тоски… Мой старый учитель говаривал, что сердца нефилимов подобны ангельским: испытывают всю ту боль, что доступна людям, но, в отличие от них, никогда не излечиваются.
– Да, но у тебя-то получилось. Раньше ты любила Валентина, теперь Люка.
– Знаю, знаю. – Взгляд Джослин ушел куда-то вдаль. – Но это случилось лишь после того, как я провела много времени среди обычных людей; вот когда мне стало ясно, что люди по-иному относятся к любви. Оказывается, ее можно испытывать неоднократно. Стоит лишь залечить сердечную рану, ты можешь любить вновь и вновь. И я всегда любила Люка. Может, не отдавая себе отчета, но все равно любила. – Она показала на одежду, разостланную поверх одеяла: – Этот жакет. Надень его завтра.
Клэри ошеломленно взглянула на мать:
– На заседание Совета?..
– Погибли Охотники. Были Сумеречными, стали Темными, – сказала Джослин. – Из нас каждый кого-то потерял: кто сына, кто брата, кто сестру. Да мы все, нефилимы, одна большая семья. Не очень дружная, правда, но… – Она коснулась лица дочери, выражение ее лица пряталось в тени. – Завтра предстоит очень длинный день.
Когда дверь за матерью закрылась, Клэри переоделась в ночную рубашку и забралась в постель. Закрыла глаза, намереваясь заснуть, но не тут-то было. Под веками то и дело, будто фейерверк, вспыхивали образы: ангелы сыплются с небес; золотая кровь; закованный в цепи и ослепленный Итуриэль… Картинки будущего. В голове всплыл сон, в котором она увидела брата: черные, сочащиеся кровью крылья, он бредет по ледяному озеру…
Клэри рывком отбросила одеяло. Жарко, кожа чуть ли не горит – воспалена из-за расшалившихся нервов. Выбравшись из кровати, девушка зашлепала босыми ногами на кухню в поисках стакана воды. Свет в гостиной потушен, но из-под двери пробивается тусклая полоска, доносится приглушенная, неразборчивая беседа. Кому-то еще не спится. Девушка осторожно прокралась дальше по коридору, пока голоса не обрели знакомый тембр. Она узнала мать, та была явно чем-то расстроена.
– Как вообще она могла очутиться в шкафу? – говорила Джослин. – Я не видела ее… не знаю, с тех пор как Валентин забрал все наши вещи, еще в Нью-Йорке.
Ей отвечал Люк:
– Но разве Клэри не говорила, что она теперь у Джонатана?
– Да, но в этом случае она погибла бы вместе с тем домом, разве не так? – Голос матери звучал теперь гораздо громче, потому что Клэри стояла уже у самого дверного проема. – Со всеми шмотками, что еще Валентин мне покупал. Можно подумать, я собиралась вернуться…
Клэри замерла. Она видела в щелочку, что мать и отчим сидят за кухонным столом, спиной к дверям. Джослин сидела, уронив голову на подложенный локоть, а Люк утешительно гладил ее по спине. Клэри рассказала матери про то, что Валентин держал в кочующем доме вещи Джослин, явно полагая, что та когда-нибудь одумается и вновь станет с ним жить. Мать выслушала достаточно спокойно, однако вся эта история явно задела ее куда сильнее, чем полагала Клэри.
– Джослин, его больше нет, – промолвил Люк. – Я понимаю, что это может показаться чуть ли не абсурдом. Валентин всегда, можно сказать, был больше чем жизнь, даже когда прятался. Но факт есть факт: он мертв.
– В отличие от моего сына, – парировала Джослин. – Сколько раз я вынимала ту злосчастную шкатулку и рыдала над ней в его день рождения… А порой он мне снился… мальчик с изумрудными глазами, мальчик, который не был отравлен демонской кровью, который умел смеяться и любить, быть человеком: вот о каком мальчике я рыдала, но на самом деле он никогда не существовал.
«Вынуть шкатулку и расплакаться», – мрачно подумала Клэри: теперь она поняла, о чем идет речь. Незамысловатая коробка, служившая своего рода мемориалом по умершему ребенку, хотя он и продолжал жить – в каком-то смысле. Состриженный локон с младенческой головы, фотоснимки и крохотный башмачок. Последний раз, когда Клэри видела эту шкатулку, та находилась в распоряжении брата. Не исключено, что Себастьян получил ее от Валентина, хотя она не могла взять в толк, с какой стати брат вздумал бы ее хранить. Вот уж кого, даже при желании, не заподозрить в сентиментальности…
– Тебе придется сказать об этом Клэри, – покачал головой Люк. – Если тут как-то замешан Себастьян, она обязана знать.
У Клэри похолодело в груди.
– Очень жаль, что все так вышло, – посетовала Джослин. – Кабы нашлись во мне такие силы, я бы все скопом швырнула в камин… Только и осталось, что локти себе кусать, – гневно вырвалось у нее. – А я всего-то хотела уберечь Клэри! Но тот… то существо, которое вызывает у меня такой страх за дочь… и за всех нас… этого существа в помине бы не было, если бы не я!.. – Голос матери зазвучал тускло, горько. – Надо было его удавить еще в колыбели, – добавила она и изменила позу, так что теперь Клэри могла увидеть, что же лежит на столешнице.
Да, это она, сызмальства знакомая серебряная шкатулка. Тяжелая, с простой крышкой без украшений; лишь на боковой стороне выгравировано Дж. К.
Утреннее солнце сверкало на новенькой решетке ворот напротив Гарда. «Старые-то, надо полагать, разрушены во время сражения, – решила Клэри. – Вон еще и деревья стоят обгорелые по всему холму». За воротами открывалась панорама Аликанте, мерцала вода в каналах, огромные башни тянулись к дневному светилу, которое своим блеском делало их похожими на прожилки слюды в куске минерала.
Сам Гард успели более-менее восстановить. Огонь оказался бессилен против каменной кладки, так что Старый город до сих пор опоясывала стена, в которой и были устроены новые ворота, изготовленные из прозрачного адамаса, того же самого материла, который пошел на возведение сторожевых башен. Решетку, по всей видимости, ковали вручную; отчетливо видна эмблема Совета – четыре буквы С, вписанные в квадрат, каждая соответствует определенной расе нежити, о чем и свидетельствует выбитый символ. Лунный серп для оборотней, колдовская книга для магов, эльфийская стрела для Дивного народца, ну а для вампиров – звезда.
Гм, звезда… А что еще можно придумать в качестве характерного знака вампиров? – задалась девушка вопросом. Каплю крови? Клык? Нет. В звезде есть какая-то элегантная простота. Искра света во мраке, том самом мраке, который никогда не рассеется, к тому же звезда одинокая, страшно одинокая, и понять это способны лишь те существа, которым не умереть вовеки.
Клэри тосковала по Саймону до боли. После беспокойной ночи чувствовала себя совершенно разбитой, исчерпавшей эмоциональный ресурс. Делу не помогал и тот факт, что она со всех сторон притягивала к себе довольно неприязненные взгляды. Возле ворот кучковались десятки Сумеречных охотников, в большинстве своем незнакомых. Кое-кто украдкой косился на Джослин с Люком; жалкая горстка вышла вперед, чтобы поприветствовать вновь прибывших, ну а все остальные просто держались поодаль, не скрывая любопытства. Джослин сохраняла внешнюю невозмутимость, но, судя по всему, это стоило ей немалых сил.