Все оттенки ночи. Страшные и мистические истории из переулков - Шаталова Валерия (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT, FB2) 📗
– Это какой-то кринж, – Вик держал на вытянутых руках сплетённую из соломы куклу, которую покрывал приличный слой пыли. – Их тут полная кладовка, ты в курсе? Твоя родня что, фанатами ужастиков была? «Дети кукурузы» там, «Пугало». Или этот, помнишь… про ожившее растение фильмец был? Там ещё всех в конце съели.
Ника выглянула из соседней комнаты, скептически усмехнулась.
– Нет, Шерлок, не угадал. Ещё попытка?
Она невольно посмотрела на старенькую бабушкину софу за спиной Вика, над которой разверзлась «многоликая бездна»… в смысле, гордость всякой уважающей себя советской семьи – красно-бордовый узорный ковёр, без которого раньше не обходилось ни одно приличное фото. Но в приглушённом свете торшера, когда Ника засыпала на этой софе в детстве, ковёр оживал, превращаясь в ту самую бездну. А узоры на нём оборачивались то причудливыми масками, то чьими-то мерзкими рожами. Кажется, это зависело от бабушкиного настроения и от сказок, которые та рассказывала на ночь. Повзрослев, Ника, конечно, перестала замечать в ковре какое бы то ни было волшебство, злое или доброе. Но нет-нет, да проглядывали лица-маски, если посмотреть искоса – словно боялись показываться напрямую.
Но ковёр ещё ничего, такой у всех висел и с переменным успехом пугал. Гораздо больше не по себе Нике становилось от бабушкиной гирлянды куколок-берегинь над софой. Хотя самые страшные жили не там, а за заедающим стеклом, в серванте. Нике нравилась его лакированная поверхность, похожая на настоящее дерево или даже на плитку тёмного янтаря. А вот за стеклом, за колоннадой бокалов и рюмок из чешского хрусталя, жили они… От них-то девушка и предпочла избавиться в первую очередь, поселив в коробке в кладовке. Гирлянду берегинь снимать не решалась, словно бабушка с мамой могли обидеться, а вот их попрятала. Больше они не смотрели на неё сквозь мутноватое стекло, но почему-то их взгляды она иногда чувствовала даже через занавешенную дверь кладовки. Когда к этому добавились и шорохи – словно кто-то копошился там, среди коробок, недовольный новым пристанищем, – Ника приняла твёрдое решение, что от старого хлама в самом деле пора избавляться.
– Нет, серьёзно, откуда тут столько кукол? Ты никогда не рассказывала, – голос Вика вывел девушку из оцепенения. – И почему они не стоят на одной полке, как полагается коллекции? Вот у меня фигурки все в ряд, в одном шкафу, по сеттингам разбиты. А тут, – парень обвёл жестом Никину квартиру, – они повсюду. Над кроватью, над дверью.
– Ещё и там стояли, – отозвалась Ника, указав на сверкающую вымытую батарею хрусталя, уже без жутковатых обитателей серванта. Так ей всё нравилось гораздо больше.
Вик у неё в гостях, конечно, бывал не раз, ещё когда мама и даже бабушка была жива. Но когда спрашивал, мама отшучивалась, а бабушка, которая к тому времени, к сожалению, уже была не совсем в ладах с реальностью, объясняла смутно, даже жутковато.
– О, смотри-ка, – парень отодвинул полупрозрачную тюль и указал на подоконник. – Даже на окне. Причём две. Между прочим, сырость – враг соломы. На подоконнике им точно не место.
Сердце кольнуло. Эти две Нике нравились. Их ещё мама делала на заказ, но заказ почему-то не забрали. Они были похожи на бабушкиных берегинь, только не такие… потусторонние. В сарафанах и нарядных кокошниках, с ожерельями из рябиновых бусин. Мама неизменно поворачивала их к окну.
– Не помню, их мама расставляла, – глухо ответила Ника, ставя на пол большую картонную коробку. – Сколько себя помню, после каждой ген уборки мы с мамой расставляли всех этих кукол по местам…
Сколько времени прошло со звонка в больнице? А ей всё казалось, что мама сейчас окликнет с кухни, ужинать позовёт. Или пожурит, что не так расставила, да и пыль на серванте пропустила. Ника закусила губу. Нет, так жить нельзя – нужно двигаться дальше… Мамин голос она по ночам слышала долго, даже когда «заморозка» первого шока отошла. Сейчас вроде немного полегче стало, а всё равно нет-нет, да накроет. Здесь всё было мамино и бабушкино, всё дышало ими, и даже эти жутики из серванта будто по-своему тосковали по ним.
В какой-то момент Ника поняла, что нужно вычистить всё, чтоб не напоминало так больно.
– Ну теперь-то всё, хватит, – девушка решительно кивнула. – Пора менять жизнь кардинально.
Вынести старое из дома и из головы. Обновиться, проветриться, открыться новому. Полезно, знаешь? Только избавляясь от отжившего мы достигаем гармонии с собой и достигаем новых вершин.
– Это тебе твой психолог так сказал? – беззлобно подначил Вик. – Ну вместе с йогой, вдох-выдох. Полный релакс, музыка сфер.
Нике почему-то стало обидно. Она понимала, что друг ничего плохого не имел в виду, но когда пытаешься научиться жить хоть как-то, сама, одна… Вик понял, что немного перегнул, и примирительно улыбнулся, забирая у неё коробку. Ника перехватила у него соломенную куклу и бросила на ворох старых бумаг, тряпок и ещё нескольких кукол, похожих на эту.
– Тебе, кстати, тоже советую, – всё ещё хмурясь, сказала она. – Начни хотя бы с ген уборки, – проще было перевести тему со своих проблем на чужие. – Ты ж после расставания с Катюхой сам не свой.
Она посмотрела на двух маминых кукол и решительно сняла их с подоконника. Жалобно звякнули рябиновые бусы. Выбросить рука не поднялась – Ника отложила куколок в сторону.
– Ну это уже удар ниже пояса, Николя, – хмыкнул парень. – Да кто угодно будет «сам не свой» после расставания с девушкой.
– Ну учитывая, что ты сам её аккуратно бросил… тут явно что-то не сходится. Думаю, ты просто раздолбай, боящийся ответственности. И даже сейчас помогаешь мне разгребать старый хлам вместо подготовки к пересдаче, – подмигнув другу, Ника подошла к серванту, провела ладонью по лакированной «янтарно-деревянной» поверхности. Заглянула за тщательно вымытое, но по-прежнему мутноватое стекло – никого ли не пропустила?
Нет, страшных обитателей бабушкиного «хрустального храма» среди колонн-бокалов не пряталось. Все перекочевали сперва в кладовку, а теперь в коробки.
– Вот она, чёрная неблагодарность, – Виктор картинно возвёл глаза к потолку, являя собой вселенскую трагедию. – Вместо «спасибо, ты настоящий друг» получаешь «ты ж раздолбай». Ещё скажи, что надо было оставить тебя одну в этом неравном бою с пылью, стариной и армией криповых соломенных кукол, – он запечатал другую коробку, подвигая к Никиной. – Кстати, хорошо тебе с новой причёской. Сколько тебя знаю, всё время носила длинные, а теперь коротко постриглась, модно. Тоже по совету психолога? – он улыбнулся.
– Ага, сама бы не решилась, – Ника повернулась к Вику, смущённо провела ладонью по короткому «недокаре». Ей нравилось. Было в этом что-то дерзкое, почти киберпанковское. Совсем не похожее на неё прежнюю. – Ну то есть… она сказала изменить что-то привычное на совсем новое. Типа вот пьёшь ты всегда кофе, а возьми и начни пить чай. Но идея с причёской ей понравилось. Мама б, наверное, в шоке была… – её взгляд скользнул к фотографии на серванте, уложенной лицом вниз. Нерешительно Ника взяла старую фоторамку, впервые за эти долгие недели решившись посмотреть. Красивая женщина со светлой косой, перекинутой на плечо, улыбалась в камеру. На голове, словно маленький изящный кокошник, пристроился узорный плетёный ободок. – Ужасно по ней скучаю. Вроде и ссорились часто, и не понимали… ну знаешь, как у всех с предками… А как мне позвонили тогда… – на глаза навернулись слёзы, и она снова закусила губу.
Виктор обнял её за плечи.
– Ты сильная девочка. Уже год самостоятельно живёшь. Ковид многих забрал и скучать по ним – нормально. Просто помни, что у тебя есть мы, твои друзья. Хоть и раздолбаи.
– Спасибо, – Ника шмыгнула носом, медленно отстранилась. – Как думаешь, куда положить? Смотреть сил нет.
– Ща, – Вик поднялся и принёс из коридора пустую коробку поменьше. Достал откуда-то маркер и написал крупными буквами: «Память. Осторожно, хрупко». – Вот сюда давай. Сложим всё, что тебе важно. Всякие дорогие мелочи.
