Дневной дозор - Лукьяненко Сергей Васильевич (книга бесплатный формат txt) 📗
Хорошо, что мне попался замечательный водитель, да трасса располагала поглубже утопить акселератор. Вдобавок мы очень удачно зацепились за зеленую волну.
Когда мы проезжали мимо Сокола, я понял, что меня засекли.
Меня и Коготь.
Но догнать в утренней Москве мчащуюся прямо и без перестроений «девятку» — вещь почти нереальная.
На Тверской я вышел, сунув бесшеему автогонщику сотку в ладонь. Рублей, не долларов.
— А? — выдохнул он и принялся озираться. Конечно, он ничего не запомнил, и теперь скудным своим интеллектом пытается разрешить почти неразрешимую задачу: как с подмосковной трассы он перенесся в самый центр Москвы?
Я не стал ему мешать и оставил наедине с неразрешимой задачей.
Рефлексы у него все же на зависть: «девятка» тронулась почти сразу. Но лицо парня с отвисшей челюстью было обращено к боковому стеклу. Так он и исчез из виду. А я пересек улицу и направился к входу в офис.
В проходной было очень сильно накурено. Магнитофон, филипсовский «Бум-бокс», негромко играл какую-то песню. Мелодия была тягучей и мощной, голос таким хриплым и низким, что я не сразу узнал Бутусова:
Юнец-вампир, блаженно щурящийся и одними губами подтягивающий припев, при виде меня потерял дар речи. Второй дежурный, столь же моложавый маг-алхимик, уже тараторил доклад в телефонную трубку.
— Вас ждут, — сообщил он. — На девятом. Вампир хоть дар речи и потерял, но лифт все же вызвал. А я внезапно почувствовал, что в лифт заходить и тем более подниматься мне никак нельзя. Нельзя, и все тут.
— Передайте, что я жив и у меня все в порядке. Но я спешу, — сказал кто-то-внутри-меня.
Я вышел назад на Тверскую.
Снова меня «несло». Я не колебался — свернул налево. К Красной площади.
Я еще не знал, что меня туда гнало и зачем. Но этой заключенной во мне силе я мог только повиноваться. И еще я чувствовал, как ожил, задышал Коготь Фафнира.
Каждая пядь земли, каждый квадратный сантиметр асфальта был здесь пропитан магией. Старой, въевшейся в камень зданий, в дорожную пыль.
Красной громадой высился чуть справа Исторический музей. Я даже не знал, действует ли он ныне или в очередной раз сильно изменившейся историей многострадальной России превращен во что-нибудь вроде казино. Впрочем, нет времени выяснять. Я прошел мимо.
Булыжник Красной площади, помнивший и неспешный шаг царей, и сапоги революционных солдат, и гусеницы советских бронетанковых монстров, и ряды первомайских колонн, казался воплощением московской незыблемости. Этот город стоял и будет стоять, и ничто — ни дрязги обычных людей, ни даже вечная пикировка Дозоров — не в силах поколебать это спокойное величие.
Я вышел на площадь и огляделся. Чуть слева бурлил ГУМ. Справа высилась зубчатая стена Кремля; перед ней пирамидкой возносился Мавзолей. Уж не туда ли меня влечет?
Нет, не туда. Ну и хорошо. Как бы ни относились к бывшему вождю в России, грешно нарушать покой умерших. Причем умерших навсегда и бесповоротно — не был он Иным… и хорошо, что не был.
Я шел по площади, не ускоряя шага. Несколько аспидных членовозов вырвались с территории Кремля и канули в переулки. Безмолвно поздоровалось со мной Лобное место. Провели взглядами гражданин Минин и князь Пожарский. Дохнул расписными головами храм Василия Блаженного.
Сила. Сила. Сила…
Здесь ее было столько, что выложившийся Иной мог бы восстановиться в считанные мгновения.
Но никто и никогда ничего подобного не сделает. Потому что это чужая сила. Ничья. Непокорная и неподвластная. Сила минувших столетий. Сила низвергнутых царей и генсеков. Тронешь — развеет.
Я огляделся — в который раз.
И заметил его.
Инквизитора.
Инквизитора не спутаешь ни с кем — ни со Светлым, ни с Темным, ни тем более с обычным человеком.
Инквизитор смотрел на меня в упор, и непонятно, почему я заметил его только сейчас.
Он был один, совершенно один, вне всяких суетных силовых раскладов, альянсов и договоров. Он олицетворял Справедливость и Инквизицию. Он хранил Равновесие. Надо ли спрашивать, зачем он здесь?
Я подошел почти вплотную.
— Ты правильно сделал, что не ослушался, — сказал Инквизитор.
Я откуда-то знал: его звали Максимом. Он протянул руку и велел:
— Коготь.
В голосе его не было ни капли властности, ни тени нажима. Но я не сомневался, что этому голосу подчинился бы каждый, вплоть до шефа любого из Дозоров.
Я медленно, с нескрываемым сожалением полез за пазуху.
Коготь бурлил, перемалывая окрестную Силу. Едва он оказался в моей руке, меня захлестнула тугая волна; в каждую клеточку врывалась дареная Когтем мощь, весь мир, казалось, готов был рухнуть на колени и покориться. Мне. Обладателю Когтя Фафнира.
— Коготь, — повторил Инквизитор.
Он не добавил ничего вроде просьбы воздержаться от глупостей. Инквизиция выше бессмысленных советов.
Я все еще колебался. Разве возможно добровольно отдать средоточие такой неиссякаемой силы? Да такой артефакт — мечта любого Иного!
Я машинально отметил перераспределение энергии — неподалеку открылся Светлый портал. Конечно же, это был Гесер, шеф Ночного Дозора Москвы.
Инквизитор на появление неожиданного свидетеля не прореагировал. Никак. Словно не открывался никакой портал и из сумрака никто не выныривал.
— Коготь, — повторил Инквизитор в третий раз. В третий и в последний. Больше он не проронит ни слова. Я это знал.
А еще знал, что даже если рядом появятся все Темные Москвы — дергаться не стоит. Они мне не помогут. Наоборот, встанут на сторону Инквизитора. Интриги вокруг Когтя могли длиться, лишь пока на сцену не вышли хранители Договора собственной персоной.
Зажмурившись, я зачерпнул Силы, сколько смог в себе удержать, чуть не захлебнулся от напряжения и дрожащей рукой протянул футляр с артефактом Инквизитору. Одновременно я угадал смутное и с трудом сдерживаемое желание Гесера рвануться и завладеть Когтем. Но, естественно, шеф Ночного Дозора даже не шелохнулся. Опыт — это в первую очередь умение сдерживать мимолетные порывы.
Инквизитор взглянул на меня. Наверное, я должен был прочесть в его взгляде удовлетворение и одобрение: молодец, мол, Темный, не стал трепыхаться, послушался, умница.
Но ничего подобного я в глазах Инквизитора не увидел. Ни-че-го.
Гесер с неподдельным интересом взирал на нас.
Неторопливо упрятав футляр с Когтем во внутренний карман пиджака, Инквизитор, не прощаясь, канул в сумрак. Я сразу перестал его чувствовать. Сразу. У Инквизиции свои пути.
— Ха! — сказал Гесер, глядя куда-то в сторону. — Дурак ты, Темный.
Потом задержал взгляд на мне, вздохнул и добавил:
— Дурак. Но умный. И это замечательно.
И тоже ушел, на этот раз тихо, без портала. Его я еще некоторое время чувствовал в глубинных слоях сумрака.
А я остался на Красной площади, на пронизывающем ветру, один, без Когтя, к мощи которого успел привыкнуть, без теплой одежды, во все том же свитере, брюках и ботинках, и волосы мои ерошились, как у киношного героя в сольном эпизоде. Только зрителей, способных оценить удачный кадр, не было — Гесер и тот отбыл восвояси.
— Ты и впрямь дурак, Виталий Рогоза, — прошептал я. — Умный и послушный дурак. Впрочем, может быть, только поэтому ты до сих пор жив?
Но тот, кто внутри меня, неожиданно шевельнулся и успокоил: все идет как надо. Ты поступил правильно, избавившись от Когтя Фафнира. Меня захлестнула такая блаженная и такая непоколебимая уверенность в собственной правоте, что даже ветер перестал казаться холодным и пронизывающим.
