Зеркало для героев - Гелприн Майк (электронную книгу бесплатно без регистрации txt) 📗
Я хотел боком пройти в обход костра и зайти сзади, но тогда голова покатилась бы вперед, стукнула девчонку по спине и кровь из разрубленой шеи тоже хлынула бы на нее. Почему-то этого мне не хотелось.
Я вышел из-за деревьев прямо на них, доставая мечи из-за спины медленно, плавно, необратимо — мне хотелось дать грязной свинье прочувствовать глубину момента. Он успел выпучить глаза и вытащить из девчонки, но встать с колен я ему не дал — снял голову ударом и перекрестным рывком двух мечей. Голова покатилась под дерево, тело завалилось набок, поливая кровью сухие листья.
Я развязал девчонку и вытащил кляп. Она зашипела на меня и бросилась в лес, как была, в одной короткой рубашке. Я осмотрел вещи у костра — две котомки, зазубренный топорик, крепкая войлочная подстилка. Я сел, привалился спиной к бревну, достал из своего мешка яблоко и гроздь винограда. Яблоко съел, глядя в огонь. Девчонка вернулась, села у костра с другой стороны, как можно дальше и от меня и от трупа.
— Ты из деревни? — спросил я. Ответа так быстро я не ждал, его и не было. Девчонка смотрела затравлено и зло. Я показал ей виноград, плотная гроздь лежала в руке, как мяч.
— Лови, — сказал я и бросил его через костер. Она не поймала, но быстро подняла гроздь с земли, понюхала. Оторвала ягоду, положила в рот.
— Я иду за водой, — сказал я ей и ушел искать ручей, через который переступал, когда шел к поляне. Вода была холодной, чистой. Я напился и наполнил флягу. Когда я вернулся, девчонка нашла свою одежду — в руках у нее были штаны и куртка из крепкой некрашеной ткани. Она держала их и смотрела остановившимся взглядом.
— Ты из деревни? — опять спросил я. — Где он тебя поймал? Ты знаешь, где твоя мать? Или отец?
Она подняла на меня глаза.
— Вот мой отец, — сказала она, кивая на обмякший безголовый труп. Встала, подошла к нему, несколько раз пнула ногой, потом помочилась на него, стоя, как мальчик. Оделась и снова села у костра.
— Винограду больше нет? — спросила она хрипло. Я покачал головой.
Позже она взяла топорик, вырыла яму у большого дуба, нашла голову отца и похоронила её. Прежде чем уронить ее в разрытую землю, она долго смотрела в его лицо, держа голову за волосы. Потом поцеловала его в губы, уронила в яму, забросала землей, вернулась к костру и тут же уснула.
На вторую ночь я проснулся и увидел, что она стоит надо мной с занесенным топором. Она не могла знать, как быстро я умею двигаться, что я легко ушел бы от удара. Мое лицо было освещено луной, её — в тени. Мы долго смотрели друг на друга. Она не опускала топора, но он начал дрожать в ее занесенной руке. Потом мне надоело, я закрыл глаза и уснул. Проснулся утром под запах травяного чая — девчонка набрала каких-то ягод и листьев, сварила в котелке, напиток вышел очень душистым.
На третью ночь она призывно раскинулась на своей войлочной подстилке.
— Хочешь? — спросила она и отбросила назад длинные темные волосы движением настолько женственным, что моя кровь поневоле вспыхнула, в паху набухло.
Я накрыл ее плащом ее отца, погладил по голове и ушел выслеживать олениху — на тропинке были свежие следы. Я принес к костру свежую тушу и привел на веревке олененка — он был еще маленьким, хоть и не сосунком, и не успел далеко убежать.
— Назову его Рем, — сказала девчонка и, напевая, пошла собирать для него траву, мокрую от ночной росы.
Через неделю мы вышли к большой деревне, около сотни дворов. Трактир стоял наособицу, прижавшись к дороге. Хозяйство было большим, кормили вкусно.
— Здесь спокойно и безопасно, хозяйка будет к тебе добра, — сказал я. — Тебе позволят держать олененка, если ты будешь сама собирать для него еду и чистить его угол в хлеву. Ты будешь мыть посуду и помогать в зале.
Она кивала и не смотрела на меня. Я знал, что хозяйка будет снисходительна — всю ночь я мял её полные груди, впечатывал ее зрелое тело в соломенный матрац, ласкал языком пряные, тугие складки ее плоти. Она будет надеяться, что я вернусь и снова поведу ее в старую конюшню. Она присмотрит за девчонкой.
Через четыре дня, когда я вернулся к костру с водой и куропаткой, девчонка сидела рядом, вытянув к теплу сбитые ноги и глядя в пламя. Рем щипал траву под деревом. Чтобы догнать меня, ей надо было идти сутками, иногда бежать, иногда нести олененка. Но она была здесь и смотрела на меня вызывающе.
— Больше так не делай, — сказала она. Я кивнул и бросил ей куропатку, ее надо было ощипать.
— Меня зовут Лара, — сказала она, когда мы ложились спать. Как будто отдала мне что-то, чего до этого не собиралась и не могла, протянула свое имя в ладони, глядя внимательно и серьезно.
Я взял.
На следующий день я начал учить ее драться.
Что она беременна, я понял поздно, когда она уже вся ушла в живот — на лице остались одни глаза, щеки втянулись, ключицы, колени и локти торчали, как у скелета, а живот бугрился — гладкий, большой. Она носила своего брата или сестру, знала об этом, но обсуждать не хотела.
Мы прекратили тренировки, я стал чаще охотиться и покупать в деревнях больше молока, меда и творога. Я предложил остаться и пожить на ферме или постоялом дворе, пока ребенок не родится — я легко находил работу — но Лара отказалась.
— Я не могу останавливаться, — сказала она. — Нам нужно идти. Пойдем дальше. Пожалуйста.
Роды начались в проливной дождь, мы не успели дойти до фермы, хотя шли среди возделанных полей. Я подхватил Лару на руки и унес под большой клен, листва которого слегка задерживала воду с неба. Я постелил на мох старый плащ ее отца, и она корчилась, выгибалась и каталась по нему следующие несколько часов. Мальчик родился мертвым, синеватым, перевитым пуповиной. Я разрезал тугой канатик, помассировал маленькую грудь — бывало, что такие младенцы снова начинали дышать. Этот не начал. Лара держала и укачивала его тельце, пока не стемнело. Кажется, она что-то ему пела. Дождь кончился, облака расступились, мы завернули мальчика в окровавленный старый плащ и похоронили под деревом, где он родился.
Мы забыли привязать оленя, но он вернулся сам, ткнулся Ларе в руку, лизнул ее. Она погладила Рема по голове.
На ферме я подрядился помочь вспахать под озимые несколько полей. Лара лежала на сеновале и большей частью спала. Я приносил ей хлеб и молоко, она немного ела, жадно выпивала большую кружку, кивала и снова засыпала.
Через неделю я вернулся с работы и не нашел ее, где обычно. Девчонка ушла в лес и прыгала с палкой по поляне, яростно колотя по низким сосновым веткам, как по хлипким шеям всех своих врагов в этом мире.
Рем щипал траву под деревом и не обращал на нее внимания.
Я долго смотрел на нее.
— Не так, — сказал я наконец. Подошел и показал ей, как.
Однажды ночью мне приснилась огромная черная женщина, худая, как смерть, выше деревьев. Вместо рук у нее были грабли, черные волосы космами свисали над белым лицом с круглыми мертвыми глазами. Она рыла своими ужасными руками склон холма, земля сходила слоями, в ней были кости, чумные кости, и ветер нес чуму вдаль, через лес, к ближайшей деревне.
— Почему мы ждем здесь? — спросила Лара. У нее был арбалет, стреляла она уже вполне прилично. Мы лежали за камнями у вершины холма и ждали чумное чудовище. И оно появилось, многоголовое, разноголосое.
Разбойники ехали на лошадях, а перед собой гнали крестьян из соседней деревни — с кирками и лопатами. Я слышал о таких бандах. Чужими руками, наблюдая с безопасного расстояния, они раскапывали старые могильники и грузили монеты и ценности в плотно сшитые кожаные мешки. Скупщики вываривали добычу в трех водах — красной, зеленой и белой, потом снова пускали в оборот. А старые болезни просыпались в разрытых костях и приходили в города и деревни вместе с теми, кого заставили их потревожить.
