Цеховик. Книга 6. Кремлёвские звёзды - Ромов Дмитрий (онлайн книги бесплатно полные .TXT, .FB2) 📗
– Брагин, теперь ты точно покойник, – надувает розовые пузыри Суходоев. – Нападение на сотрудников при исполнении в составе группы лиц.
– Дурак ты, Суходоев, я ведь тебе уже давал на сладкое, а ты вот снова. Может, тебе нравится?
Автобус трогается и мы отъезжаем с места стоянки.
– Э! Стоять! Куда вы нас везёте?! – возмущается старлей.
– Как куда? – удивляюсь я. – Вывезем за город, затащим в лес, перережем горло и закопаем.
– Тебе конец! – шипит он.
– Мне? – смеюсь я. – Думаю, ты не до конца понимаешь ситуацию. Сейчас попробую объяснить.
Я кладу чемоданчик на пол и открываю крышку.
– Замечаешь, что я в перчатках? – спрашиваю я. – Для чего это, как думаешь? Не знаешь? Я тебе скажу. Для того, чтобы не оставить свои отпечатки поверх твоих жирных пальчиков, которые теперь по всему чемоданчику наляпаны. А почему? А вот почему.
Я поддеваю фальшивое дно и достаю оттуда небольшую коробочку, с тянущимся от неё проводом к стенке «дипломата». Это «Лилипут», миниатюрный проволочный магнитофон, полученный мной от Куренкова, вернее, не прямо от него, а от того палача, что устраивал мне пытки в «конторе», от Михал Михалыча.
Я извлекаю из магнитофона маленькую кассету. После этого беру с сиденья проигрыватель «Лилипут-Б», размером чуть больше моей «Соньки» и вставляю кассету в него. Раздаются чарующие звуки голоса Суходоева.
Продемонстрировав аудио-протокол нашего диалога, я беру большой двадцатилитровый полиэтиленовый мешок с химкомбината и кладу в него «дипломат» вместе с деньгами.
– Это, – говорю я, – вещдоки с твоими отпечатками пальцев. – А это звукозапись нашего разговора. Ну, ты понял, да? Понял, плохой лейтенант?
Я чуть подпинываю его носком ботинка.
Он сопит и долго ничего не отвечает, но помолчав, всё-таки говорит:
– Понял-понял. Чего ты хочешь?
– Чего я действительно хочу, так это запинать тебя до полусмерти, а потом бросить в муравейник к термитам или в речку с пираньями или ужасными кандиру. Но в силу врождённого гуманизма, я этого сделать не могу. К сожалению. Поэтому вы два дебила станете моими цепными псами. Чуть что не так, я буду вас пинать по рёбрам. При малейшем неподчинении вы будете харкать кровью и погружаться во тьму и скрежет зубов. Ясно, шавки?
Они молчат и мне приходится легонько пнуть Суходоева, демонстрируя, что к моим словам стоит относиться серьёзнее.
– Ясно, всё ясно, – неохотно подтверждает он.
– А тебе, дебила кусок? – склоняюсь я над Зариповым и отвешиваю ему оплеуху.
– Ясно, – коротко подтверждает он.
– Хорошо. Теперь, Суходоев, жду первого отчёта. От кого ты получил информацию о передаче денег?
Он молчит.
– Не слышу, – хмурюсь я. – Ты хочешь испытать свой болевой порог или степень моей жестокости? Игорь.
Игорь Зырянов, не говоря ни слова пинает Суходоева в живот. Тот хрипит и скрючивается на полу пазика.
– Погоди, я скажу-скажу. – стонет он. – От Оксанки…
– Что за Оксанка? – уточняю я. – Кто такая, где работает, как связан, адрес, телефон. Поскорее, пожалуйста. Не заставляй тратить силы, причиняя тебе страдания.
– Невеста моя.
– Опять невеста. Ты реально сраный ловелас и альфонс. Она откуда знает? Как фамилия у неё?
Он молчит.
– Игорь, – снова киваю я Зырянову.
– Не надо, не надо! Она дочка вашего технолога, Оксана Казанцева. Она с матерью живёт, та ей и сливает всё просто ради поболтать.
Вот же недержание. Придётся увольнять Ольгу Фёдоровну. Жалко, полезный кадр был, ненадёжный правда…
Автобус съезжает с шоссе и поворачивает на грунтовую дорожку, ведущую в берёзовую рощу, и едет минут десять, а потом останавливается. Ребята вытаскивают пленников наружу.
– Ну что? – спрашиваю я, осматривая окрестности. – Не хочется помирать? Вон красота какая кругом. Вдохните. Воздух какой чистый, напоённый запахами лета. Почувствуйте его сладость и радость жизни. Давай.
Я поворачиваюсь к Круглову и он протягивает мне здоровенную финку.
– Егор, – глаза Суходоева распахиваются. – Не надо, зачем? Мы же всё поняли. У тебя ведь на нас…
– Да заткнись ты, – говорю я и подхожу к нему ближе.
– Я с Оксанкой всё, я с ней не встречусь больше, правда. Мы же договорились, Егор, ну…
Я взмахиваю клинком и разрезаю верёвку на его руках, а потом подхожу к Зарипову и делаю то же самое.
– Ноги сами развяжете, – бросаю я. – Это дорога на Берёзово, вон там неподалёку аэропорт. Доберётесь. А пока будете идти, думайте, если сможете. Поймите, вы же дебилы, и я всегда буду на шаг впереди, ясно? Так-то. Давайте, не пропадайте, оревуар.
После операции я еду к Платонычу, он ждёт дома. Поднимаюсь и рассказываю, как всё прошло. После этого мы выходим и садимся в его машину. Едем к Казанцевой домой. Сзади летит олень – серая молния, двадцать первая «Волга» с Кругловым и Зыряновым.
Вернись, лесной олень, по моему хотенью!
Умчи меня олень, в свою страну оленью,
Где сосны рвутся в небо, где быль живёт и небыль,
Умчи меня туда, лесной олень!
– Какого хера, Ольга Фёдоровна, язык ваш – враг ваш!
Она хлопает глазами, пытаясь выстроить логические связи, но мысль явно пробуксовывает.
– Где Оксана? – спрашиваю я.
– Не знаю, – качает головой, – с работы ещё не вернулась. А что случилось, зачем вам она?
– Затем, что полюбовничек её мент хитрожопый.
Я взбешён, я очень сильно взбешён. Из-за этой языкастой дуры, хоть и хорошо разбирающейся в процессах, мы чуть не погорели. Нужно развивать службу безопасности. Нужен какой-то серьёзный чел, который мог бы взять это всё под контроль.
– Чего? – хлопает глазами Ольга. – Скажите толком, пожалуйста.
– Оля, бл*дь, – говорю я. – Ты зачем дочери сказала, что мы сегодня бабки передаём за сырьё? Ты вообще всё рассказываешь? У тебя мозги есть?
– А? Я? Я вообще не говорила, – испуганно мотает она головой.
– Серьёзно? Правда? Уверена? Ты думаешь, мы просто прикалываемся, в КВН играем? Так ты думаешь? Дочь твоя такая же пробка безмозглая, как и ты. Ты ведь села бы вместе с нами. Не врубаешься? Она же всё менту своему сливала.
– Нет… – закрывает Ольга рот рукой
– Нет?
– Я же ей говорила язык на замке держать…
На глазах у Казанцевой наворачиваются слёзы. Детский сад, честное слово, взрослый человек, называется.
– Так и Юрий Платонович тебе говорил язык на замке держать. Подзабыла ты? Короче, Оля. Из проекта ты выходишь. С ЛВЗ тебя пока увольнять не будем, но если, ты слышишь? Если хоть когда-нибудь, Оля, ты откроешь рот и брякнешь хоть что-нибудь даже наедине с собой, я приду и лично, ты меня слышишь? Это не фигура речи, я отрежу твой болтливый язык, и твой, и дочкин, и зашью вам рты суровыми нитками. Алё, ты меня поняла?
Она стоит ни жива, ни мертва, с выпученными глазами и открытым ртом.
– Не слышу, поняла?
– Да, – Казанцева начинает часто-часто кивать и по щекам её разливаются потоки слёз. – Простите меня, пожалуйста…
– Мы тебя прощаем, именно поэтому мы с тобой разговариваем, а не рубим на куски и не фасуем по мешкам. Ты понимаешь это? Оля, заткни рот, очисти память и никогда больше в своей жизни не разговаривай о работе ни с одной живой душой. Это и дочки твоей касается. Подумай о ней, если свою жизнь не ценишь.
– Пожалуйста… Егор Андреевич… Юрий Платонович, не увольняйте…
– Это всё, Оля. Если ты нам понадобишься, мы подумаем, как тебя привлечь, но на текущий момент ты на нас не работаешь. Ты уволена. Благодари судьбу, что всё закончилось без жертв.
Я поворачиваюсь и выхожу.
– Не слишком ли жёстко? – спрашивает Платоныч, когда мы едем от Казанцевой.
– Может, и слишком, – пожимаю я плечами, – но что делать-то? Сейчас, по крайней мере, есть шанс, что она прикроет свою варежку и будет бояться чесать языком. Ты же понимаешь, что Суходоев мог и не прельститься лёгкими деньгами, а доложить Печёнкину? Это бы очень сильно ослабило наши позиции, мягко говоря. А если бы пошёл прямиком в БХС, нас вообще могли бы прихлопнуть. Нужно с этой минуты гораздо более серьёзно относиться к безопасности.