Книга тайн (СИ) - Гольшанская Светлана (читать книги полные txt) 📗
– Отпусти её! – в отчаянии выкрикнул Охотник. – Позволь своей дочери жить той жизнью, которой не было у тебя. Кадзума мне всё рассказал, и моё решение не изменилось. Дети не должны отвечать за грехи родителей. Пока Юки не сделала ничего плохого, она – человек, достойный любви и жизни. Слышишь, Юки? Прости, что был бесчувственным чурбаном и не понял, что тебе нужна помощь. Но я люблю тебя и готов оставить свою предыдущую жизнь за порогом нашего общего дома. Давай построим счастливую семью вместе!
Николас опустил клинок и протянул к ней руку.
Ведьма рассмеялась:
– Глупец. Я и моя дочь всегда были, есть и будем одно целое. Она – лишь часть меня, моё обновление.
Пробив слабеющий ветрощит, змеи оплели Охотника по рукам и ногам.
Ведьма оказалась у него за спиной и зашептала:
– Я не демон, а богиня. Повелительница метели. Раньше мне поклонялись и приносили жертвы. Я была могущественной и прекрасной. Но потом обо мне забыли: забросили мои храмы, разрушили алтари. Мы зависим от людей и их веры. Она служит для нас пищей, как для вас рис или рыба. Преданные забвению, мы исчезаем. Но я была слишком красива, чтобы покориться такой участи, и стала Снежной Ведьмой. Оказывается, страх пригоден в пищу не хуже веры. В них есть нечто общее. Но потом я полюбила Шинду, родила дочь и почти стала смертной. Ещё пару лет, и я забыла бы о своём могуществе. Но тут пришёл Кадзума и разрушил наше счастье. Сейчас я думаю, что он был прав. Смертная доля не соединяется с бессмертной. Мы совершеннее и сильнее, а вы всего-навсего наша пища.
Всё туже стягивало грудь, трескающиеся губы судорожно глотали воздух.
– Я ждала, пока какой-нибудь удалец не разобьёт моей девочке сердце, и она поймёт меня. Спасибо, что не заставил себя ждать.
– Юки! Это… не чары… я люблю… – звук затухал, челюсти двигались всё тяжелее. На последнем вздохе Николас выдавил: – Стань… моей… женой…
Ведьма раскрыла ладонь и подула на неё. Кристаллики-осколки зеркала, в котором она томилась долгие годы, ужалили Охотника в глаз и в сердце. Ведьма развернула Николаса к себе, баюкая в объятиях холода. Нежные прикосновения околдовывали, голос волшебной флейты погружал в дрёму.
– Правильно, мальчик, засыпай. Вы поженитесь во сне, тихом и безмятежном. Там вам никто не помешает.
Веки каменели, дыхание замедлялось, глаза заслоняла мутная пелена. Ледяные губы прикоснулись к ссохшемуся рту Охотника. Сладкий сон становился явью.
Николас с Юки бежали на самый дальний уголок архипелага, где их никто не знал, и обманом уговаривали жреца из захолустной деревушки поженить их. На горе рядом Охотник построил их маленькую, но тёплую хижину. К празднику цветения вишни на свет появилась красивая девочка. Темноволосая и белокожая, с льдисто-голубыми глаза, она очень походила на Юки. Николас назвал дочку Элизабет в честь погибшей сестры.
Он забросил ремесло и брался за меч, лишь когда близким угрожала опасность. Семья жила с продажи дров и пойманных в лесах зверей. Небогато, зимой – тяжело, но всё равно счастливо и тепло.
– Какой же ты вкусный, небесный мальчик, – приговаривала Юки, целуя его в губы.
Её объятья ласкали кожу холодком, пробираясь под одежду, под кожу, всё глубже.
Вдруг дочка настырно дёрнула Николаса за руку. Он обернулся. Вместо Лизи перед ним стояла вилия с седыми волосами. На раскрытой ладошке она держала брошку в виде веточки цветущего вереска. Подарок Николаса на добрую память. Он переливался цветами крови и снега, а жемчужные глаза смотрели на Охотника с ужасом.
– Что с тобой? Что происходит? – спрашивал он, встряхивая её за плечи, хоть и понимал, что она не ответит.
Вилия зашевелила губами, но вместо её звонкого пения в ушах зарокотал голос Безликого:
«Очнись! Уже и так отоспался на целую вечность вперёд! Борись, у тебя ещё будет и семья, и радость! Клянусь, я обеспечу это!»
Николас моргнул, и сладкий сон растаял. Инистые змеи разлетелись по воздуху резными снежинками. В объятиях Снежной ведьмы Охотник весь заиндевел. Она причмокивала, заглатывая из его резерва всё больше и больше.
Усилием воли Николас одёрнулся и вскинул дедовский меч.
– Так легко не сдашься, да? – Ведьма склонила голову набок, внимательно разглядывая его. – Что ж, придётся воспользоваться звёздным клинком. Он подчиняется только богам, ты не знал, глупый мальчик?
Она достала из полы своего халата меч. Смерть смотрела голубыми льдинами, а так хотелось вишнёвой сладости.
На шее встрепенулся серебряный медальон, посылая по телу тёплую волну. Усыпляющие звуки флейты заглушило полузабытое пение – к вилии вернулся её нежный голос. Остриё меча устремилось в грудь Николаса.
Прозрачным призраком вилия вылетела из медальона. Смелая и самоотверженная до безрассудности Герда. Она обняла Охотника за плечи и прикоснулась к губам, заслоняя от удара. Почему даже сейчас, на пороге смерти Николас вспоминает её, а не думает о Юки?
Полыхнула фиолетовым руна перт у эфеса, замотанное тряпкой запястье пронзило болью. Огонь от руны перешёл на клинок. Время замедлилось. Рукоять рванулась из ладони Ведьмы. Лезвие отскочило от прозрачной фигуры вилии, перевернулось и проткнуло живот Ведьмы.
– Юки! – заорал Николас, вырываясь из оцепенения.
Красный цветок вереска растекался по белому халату, алые брызги пачкали снег. Тоскливо выл ветер.
Николас успел подхватить жрицу за мгновение до того, как она упала.
– Морти, – едва слышно прошептали её губы, глаза стали вишнёвыми, как раньше. – Прости. Я боялась, что уйдёшь ты, а ухожу я.
– Я прощаю! Прощаю! – кричал Николас.
Её глаза закатились. Метель затихала, умирая вместе со своей повелительницей. Клинок всё пульсировал, словно пил её, как она пила людей до этого. Не боясь пораниться, Николас вытащил его и отбросил подальше. Сел на колени и прижал к себе Юки, целуя похолодевший лоб и щёки. Никогда уже ему не разогнуться. Закоченеет вот так!
– Морти! – Охотника настойчиво пихали в плечо. – Морти, отпусти её! Морти!
Он смотрел и не видел, пронзая взглядом холодную пустоту в две тысячи ярдов.
– Морти, вставай! Нужно возвращаться, иначе мы замёрзнем. Морти!
В мутном оконце проглядывал силуэт Йоси. Его круглое пухлое лицо становилось всё чётче, по щекам текли крупные слёзы.
– Я тоже любил её, но она предпочла тебя, потому что ты был сильнее и умнее меня. Глядя на тебя, я стремился стать лучше. А сейчас ты омерзителен. Развалина, тряпка, даже хуже. Сидишь здесь и жалеешь себя, как последнее ничтожество. Не можешь даже отцепиться от мёртвого тела. Юки бы стошнило от одного твоего вида.
Ему и самому было противно. Николас спрятал проклятый меч, единственный чистый от крови, в ножны, подхватил Юки на руки и зашагал к хижине.
Сегодня они передохнут, а завтра отправятся в обратный путь. Вся жизнь – в нескончаемой дороге. Останавливаться нельзя, иначе слабость и скорбь пожрут, как меч – ржавчина.
***
На следующий день, соорудив для тела Юки волокуши из жердей, они отправились в обратный путь. Мир погрузился в тёмную апатию, Николас ничего вокруг не замечал. Даже разговаривать не получалось, язык будто прилип к нёбу, челюсти не двигались, слова застревали в горле, упирались в невидимую преграду и душили. Йоси тормошил его, кричал, оскорблял и даже лупил по щекам, но ничего не помогало.
Что-то умирало в душе вместе с мечтами о любимой жене и ребёнке. О семейном счастье Николас думал всего ничего, а уже привык как к чему-то свершившемуся, ведь казалось, полная радости юность продлится вечность. Но нежной жрицы больше нет. Никто уже не встретит его после тяжёлой работы, тренировок или сражений, никто не обнимет, не разомнёт закаменевшие от напряжения мышцы, не поцелует сладко, не утолит сжимающую сердце тоску. И ребёнка своего на руках он никогда не подержит, не услышит, как тонкий детский голос назовёт его отцом.
Николас потерял счёт дням, когда они добрались до храма. Настоятель и Эглаборг выбежали навстречу. Целитель по обыкновению охал и причитал без остановки. Кадзума поджимал губы, с немым укором оглядывая учеников.
