Нет - Горалик Линор (полные книги txt) 📗

Линор Горалик, Сергей Кузнецов

Нет

Глава 1

Вдруг сдавило горло, больно и неприятно, мягким и мохнатым хлопнуло по лицу; сердце прыгнуло и упало, мелькнуло: «Будешь знать…», но тут же взгляд поймал ярко-рыжую кисточку на конце хвоста, знакомое порыкивание нежно вплыло в ухо:

– Арчи, ты псих!

Смеется – очень красивый, очень выигрышного цвета, – даже в этом жутком неоне оранжевая шкурка остается режуще-яркой, полосы кажутся глубже; чувственно дышат широкие черные ноздри. Вдруг подумала даже: может, Арчи мне и хватит на сегодня, если он тут без какой-нибудь девахи, может, повторить прежние забавы? – вспомнила, как он осторожно ловил клыками ее палец, потеплела.

– Вупи-Вупи, конечно, я псих! Я самый клевый псих! – играет хвостом, щекочет ее ухо. – Расскажи же мне про жизнь.

Сует в руку свой наполовину выпитый коктейльчик, смотрит желтыми глазами. Что рассказать про жизнь? Вечер разговения, вполне понятная жизнь в такие вечера, даже для тех, кто, как она, не постится и не ждет первой звезды, чтобы с наслаждением наесться до отвала, включить какую-нибудь передачку, сладко потискаться. Для тех, кто не постится, да еще и живет один, да еще и имеет – ну, скажем так – не самые простые вкусы, – это не слишком приятный вечер, вечер разговения. Хотела рано лечь спать и рано же завтра выйти на работу, хоть что-то успеть, потому что в последние дни настоящее проскальзывает в прошлое, как вот этот желток – в горло: начнешь разбирать почту – уже стемнело. Хотела посидеть в ванне и лечь спать, но за стеной звякают вилками соседи, радостно вопит ребенок – включили телевизор? дали бутерброд с долгожданной колбасой? – тошно, тошно. Вот, Арчи, собралась, пришла, – так, потусоваться, увидеть знакомые рожи. Здесь много знакомых рож, раз в месяц или чаще заскочишь сюда на часок-другой, уйдешь расслабленной, иногда еще с каким-нибудь милым тигрусом, котусом – теплая лапа на плече, в такси осторожные когти пощипывают тонкую человеческую шкуру, утром вычесываешь из пледа клочки посторонней индийскому кашемиру синтетической звериной шерсти, умиляешься ей, как детскому волосу на мужской рубашке.

Арчи, видимо, понял уже, что особого разговора не будет. Гладит по головке тяжелой лапой, осторожно отводит волосы за ухо длинным когтем.

– Тошно?

Недаром психиатр по профессии, что ему объяснять-то. Несколько раз они приезжали к ней или к нему – с тех пор как опять развелся, – из «Микки-Мауса», ласкались нежно. Вупи до сих пор чувствует к нему смешную благодарность – ее первый морф, познакомились совсем случайно, на какой-то профессиональной выставке, – она бегала вдоль стенда фирмы уж под завязку экспозиционного дня, распихивала по коробкам залежавшиеся образцы, он досматривал выставленные на полуразобранных стендах чудеса биопсихической индустрии. Поздоровался, накрыл руку лапой – и все, через час уже лежала она на заднем сиденье его синей красотки, цеплялась побелевшими пальцами за гладкую мохнатую холку, истекала соком от запаха шерсти и скольжения шершавого языка. Школьницей еще мечтала о зооморфе, представляла себе обрывками: член, медленно выскальзывающий из мохнатого короткого чехла, проблеск тонких зубов на умном лице, загнутый коготь, полумесяцем лежащий вокруг соска, нежно объезжающий полукруг: туда-сюда, туда-сюда, оставляя намек на кровавую царапину, которая появилась бы на соске, не будь этой нежности, этой теплой игры. Про себя называла их «зверики», но слова этого стеснялась и брезговала случайными знакомыми, предпочитала или уж не зооморфов совсем, или уж настоящего – не пижона, на три месяца наращивающего себе два бледных клыка, и не модную дурочку с оленьим разрезом глаз при лысом человеческом тельце с морфированной длинной и острой грудкой, а вот такого, как Арчи: тигруса, левуса, зубруса, но лишь бы весь в меху и действительно похож на человека-медведя из давней сказки, – умного, нежного, сладко и пахуче мохнатого, большелапого, круглоглазого.

Арчи был женат, да ей и не хотелось никаких любовей – хорошо жила, была работа, были деньги, хватало развлечений и без того. Но уж после Арчи – не сразу поняла, кстати, а месяца через три – ни разу не подпустила к себе никого гладкокожего; и только раз в недели две увозила к себе из «Мауса» девочку или мальчика, кисуса или зебруса, отзывалась на их звериный зов, иногда записывала на бионы эти игры в «Королеву Джунглей», как сама их называла стыдливо (ни за что никогда не сказала бы вслух). Вообще сеты, бионы + видео – ничего себе у нее коллекция, хоть и весьма узкого профиля; в последний год даже перестала стыдиться, что продавцы в привокзальных полуподпольных лавках (вот страна; трахать морфа можно, смотреть нельзя) ее узнают, предлагают новенькое: то «Зимовье зверей» (есть опция купить в сете с вижуалом только бион девочки-неморфа – заботятся о зрителе), то «Кошачья свадьба» (плохой бион, вялый, кажется, просто низкого качества запись, но очень красивый вижуал, одна девочка даже с подушечками на лапах – как она ими ест? Или в самом деле – одно молочко лакает?). Сегодня вечером можно было выбрать какой-нибудь из этих сетов, поваляться пару часов с ним и с мягким виброустройством (мохнатое основание, как кармашек, трогательный подарок не в теме находящейся, но уважающей чужие вкусы неблизкой подруги). Но разговение, стук соседских вилок, детский визг, первая звезда висит низко, стучит по макушке: «Тошно? Тошно? Тошно?» – здравствуй, клуб «Микки-Маус».

Арчи лижет осторожно ее ухо и вдруг, отстранясь, говорит:

– У моей первой жены были такие прекрасные, знаешь, большие серебристые уши.

– Были?

Не замечает намека; тянет медленно и с удовольствием:

– Мы ей сделали их в Торонто… Там, знаешь, клиника такая, специалисты по морфам под сибирского пушного зверя. Сделали ее такой… Таааакой…

– Горностай?

– Песец.

Это ничего, да.

– Где она сейчас?

– Замужем.

Ай да разговор под разговение. Арчи и сам это чувствует, перекатывается с ноги на ногу так, что бедром стоит к ее бедру или даже к ее талии бедром – высокий, красивый:

– Ой, Вупи-Вупи, была бы ты моей киской, я бы показал тебе еще и не такие места!

– Киской – киской или киской – «киской»?

Смешно; смеются оба. Она не хочет быть киской, кисусом; и белкусом, и антилопусом не хочет, хотя комплекция позволяет, да, морф бы смотрелся красиво, бедра, талия – все подходит вполне. Красивое, но ничье. Ничейная Королева Джунглей. Впрочем, счастлива.

Арчи явно готов увезти ее с собой или с ней ехать, но сегодня, ох, не вечер для встречи двух одиночеств, можно и до слезок договориться друг с другом о всяких, кто замужем или вообще сгинул на западном побережье неизвестно почему.

– Нет, – говорит Вупи, – ты прости, слушай, я хочу просто тупо снять кого-нибудь и уехать. А то мы с тобой два сапога пара, договоримся до воя.

Не дурак, понимает, – и сам, видимо, того же боится. Гладит по плечу, говорит: «Я тут» – и сваливает куда-то, кисточка мелькает огоньком среди мохнатых и не мохнатых ног и исчезает в неоновой мгле. Вупи пробирается к стойке сквозь меховые запахи, короткошерстные прикосновения, поблескивание неморфных тел вроде ее собственного, – заказать густой и очень крепкий ликер, раз, еще раз, – что-что, а уже не тошно, весело даже. Много знакомых морд, хоть и не всех знаешь по именам; вот та девочка-клубочек – шуршит чешуей, помавает раздвоенным языком, – можно бы даже к ней подкатиться, как раз сейчас хочется нового, может, даже и не шерсть, может, вот эта теплая и сухая змеиная шкурка? – но рядом сидит толстое существо, раздувает на огромном загривке очковую трепещущую красоту – муж? друг?.. Кто-то еще только что был замечен краем глаза – кто-то, с кем однажды явно была хорошо знакома, что-то вспоминается – только шерсть, без модификаций, человеческие ногти на изящной полосатой руке, – а, да, помню, нет, не хочу. В затылок кто-то дышит – а?