Чай из пустой чашки - Кадиган Пат (Пэт) (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
Том где-нибудь в таком же месте?
Она легла на живот, положила подбородок на кулак и посмотрела на свое искаженное отражение в черном блестящем шлеме – отсюда она казалась хитрой, предусмотрительной, даже циничной. Это я – старая циничная добрая Юки Харамэ.
Может быть, она стала циничной. Наконец. Слишком долго она лишь созерцала, как Том врывается в ее жизнь, а потом исчезает, как пользуется ее эмоциональной поддержкой, не допуская взаимности. Когда она уже была готова уступить и влюбиться, он уходил, даже не прощаясь, но, поскольку влюбиться она все же не успевала, его исчезновение ее не обижало, не должно было, да просто не могло обидеть. Жизнь продолжалась, внимание отвлекалось на новые раздражители, и вскоре она размышляла о совсем иных возможностях, о чем-то или даже о ком-то, кто легко бы вытеснил Тома Игучи с его выходками бродяги.
Но удивительным образом Том снова появлялся в ее жизни. Он словно обладал каким-то инстинктом. Словно точно знал, сколько нужно времени, чтобы она полностью его забыла, сумела не впустить или даже выработала против него иммунитет. Но все это не успевало произойти, потому что он сваливался на нее как снег на голову, раскладывал вокруг свои проблемы, а потом уже спал в ее кровати, ел ее еду, излучая в нужной пропорции страх и обаяние.
По крайней мере , – говорила она себе, – ты не превратилась в игрушку для секса . Но оппонент-реалист внутри нее тут же отвечал: «Конечно, для того, чтобы быть для секса, нужно хотя бы раз отдаться» .
Она знала, зачем он приходил к ней. Они оба были чистокровными японцами, если, конечно, можно так сказать о людях, чья страна уничтожена много лет назад. Бабушка Наока была одной из последних, кто посещал острова накануне их окончательного исчезновения в результате землетрясения, после которого от суши остались такие крохотные куски, что на них нельзя было построить и самого маленького городка. Юки не могла себе представить, что в Японии, в Токио, по рассказам Наоки, было так много народу, что существовали специальные служащие, которые запихивали людей в электрички.
Но самые интересные истории были о том, что Наока называла торговлей водой. Так для благозвучия называли что-то вроде проституции, да, похоже, это и была проституция, только тогда это было довольно хлопотное занятие.
В те дни, Юкико, многие не знали, чем себя занять вечером после тяжелого рабочего дня. А мы им показывали. Мы помогали им развлекаться, а они нам – выживать. Все мы были женщинами, даже мужчины, а приходившие к нам, естественно, все без исключения были мужчинами.
Юки всегда считала, что долго бы в такой Японии она не продержалась. Ей больше нравились самураи. Хотя ей бы вряд ли удалось преуспеть в Японии любого времени. Поэтому, наверное, хорошо, что она была, как это называла бабушка Наока, sansei, японкой, родившейся и выросшей далеко за пределами страны.
А Том, ну кто что знал о Томе? Больше всего он казался ей слишком… разболтанным для настоящей Японии. Тружеником она его назвать не могла, бабушка Наока описывала японцев как энергичных молодых людей в деловых костюмах, они ходили вместе со своими хозяевами в клубы, храбро пили, а потом брели, запинаясь, домой – в клетушки размером с почтовую марку. А в Старой Японии, думала она, место Тома было скорее на острие меча самурая, нежели с рукоятью в руке. Нет, единственная подходящая роль для Тома – его нынешняя: глупого молодого человека, волею судеб оказавшегося японцем по происхождению.
А куда это привело ее? Подругу глупого молодого человека, волею судеб оказавшегося японцем по происхождению. Теперь, да и всегда, подругу глупого молодого человека и т. д. Чрезмерная доверчивость подруги глупого молодого и т. д. И ради чего? Повод связаться в баре со странными людьми, у которых напрочь отсутствует вкус?
Конечно, существовала масса людей, у которых в таких же обстоятельствах аргументация была еще слабей. Она очень удивилась, когда встала, скинула одежду и натянула костюм. Черт возьми, – подумала она, – надо разобраться.
Это оказалась дорогая модель: мягкий, невесомый, даже ароматизированный. Может, это одна из тех новомодных штучек с тройным покрытием, – подумала она, – или даже одна из тех прославленных моделей Climax Envelope? Если, конечно, СЕ реально существовал, а не был очередным техномифом. Кажется, в нем была реализована технология, по которой сегменты костюма реагировали на реакции каждого нерва самого обладателя, создавая тем самым более точные и яркие ощущения, что, в свою очередь, приближало виртуальные переживания к реальным. Что бы это значило? Зачем приближать реальность, если можно просто не надевать костюм?
Может, надо было спросить об этом Тома?
Точная подгонка костюма под ее тело вызывала одновременно уютное и тревожное ощущение, словно ласки незнакомца, досконально знающего все твое тело. Она отключила область гениталий, хотя о своей личной жизни в последнее время могла лишь мечтать, но настроения вступать с кем-нибудь в связь в странном костюме у нее не было. Даже если этим костюмом до нее никто не пользовался.
Она колебалась, держа в руках шлем, тщательно изучая его, словно пытаясь найти в нем что-то незнакомое. Но это был обычный шлем, ничего экстраординарного: ни лампы Аладдина, ни волшебного ковра, ни двери в лето.
Юки провела рукой по жестким коротким волосам. Два дня назад она остригла их, ей казалось, что без них будет легче, хоть они путаться не будут. Эш сказал, что теперь у нее сомнительная ориентация: она асексуальна и апатична. Юки подумала, что это облегчит жизнь не меньше. Эш не согласился.
– Привлекательность, сексуальность и красота очень полезны. Они помогают. Заставляют людей больше о тебе заботиться, – спорил он, нажимая кнопки дистанционного управления в ручке дивана. – Теперь нельзя оправдываться отсутствием красоты, это слишком просто.
На экране во всю стену появилось изображение интерьера клуба Waxx24, который Эш посещал время от времени. Он мог прогуляться пешком и до самого клуба, но это было обыденно. Виртуальные посиделки были гораздо круче. Эш всегда горько жаловался, что не мог пройти и первой ступени, а они не давали никаких подсказок. В его случае, думала Юки, это потому, что он слишком уж энергичный.
– Если это так уж просто, как узнать, что такое красота? – спросила она.
Эш закатил глаза:
– Не валяй дурака. Каждый знает меру своей симпатичности.
– Отлично, что, если я скажу, что это, – она положила свои руки на постриженные волосы, – и есть моя красота? Ну, или я чувствую себя красивой, – поправилась она.
– Я отвечу: ты врешь. Ты же угрюмая американка японского происхождения. И у тебя классическое тело в форме редиски-дайкон – проклятие стопроцентных японок. Твои родители могли бы подарить тебе счастье смешанных генов.
– А я скажу, твой стандарт красоты взят из прачечной, слишком много шума и абсолютно выбеленная кожа.
Ее упрек ни на грамм не задел его, наверное, потому, что он знал: она на него не обижается.
– Не пытайся водить меня за нос, я знаю, что ты не расистка. Да таких теперь вряд ли где сыщешь. В чем смысл-то?
– Ну, может, в Америке или Западной Европе и не сыщешь, но за весь остальной мир, например Японию, я бы не говорила.
– А что про нее говорить? Там осталась жалкая кучка людей. В новостях передавали, что в районе Токио проживает три десятка и в два раза меньше в расселине, которая раньше называлась Кобе. И большинство из них настоящие сумасшедшие, попрятавшиеся от команд спасателей.
– Это еще не повод считать, что Япония погибла. Это всего лишь значит, что все покинули географические координаты, которые отмечали место, известное ранее как Япония. Это не значит, что Японии больше нет. Где-нибудь есть.
Высокомерное выражение красивого лица Эша стало еще высокомерней.
– Какое благочестие. Только не говори мне, что ты собралась совершить путешествие в поисках утраченной родины.
